Мед.ведь.ма (СИ) - "AlmaZa" (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗
Простоявшая ещё какое-то время у окна Элия, моргнув, наконец, всхлипнула и, поймав ртом воздух, упала на колени с разрывающим горло криком, перемешавшимся со стоном боли, унижения и ненависти; несильно ударившись лбом о подоконник и почувствовав у лба прохладный камень, уже специально она пару раз постукалась о него сама. Хрипя и сжимая виски, ведьма свернулась калачиком, рыдая во всю глотку. Когда плач стал утихать, она опять зашевелила губами, но уже никто не видел повторения одного и того же «не люблю больше, не люблю!», в котором неизвестно, кто должен был быть убеждён. А буря стала сходить на нет.
________________________
Примечание:
* положение левентик — в мореплавании, ситуация, когда ветер дует точно спереди. Для парусного судна это означает невозможность двигаться вперёд
Отпущенные
Чонгук видел, как показалась в вытянутом верхнем окне Элия, он видел, что Бобби пытается что-то говорить ей, но ничего не было слышно, парень добрался до берега в самый шквал и порывы, с ушами, полными воды до самых перепонок, шумящим, утомлённым от заплыва грудным дыханием, и пытался подкрасться незамеченным, чтобы выкрасть из маяка девушку, не осознающую, в капкан каких заблуждений попала. Но наёмника победила стихия и, шмякнув на землю, уволокла в воду. Почти минуту Чонгука терзали сомнения, в какую сторону продолжить свой путь? К захвату ведьмы или выуживанию Чживона из воды? Тот, было похоже, вырубился, или ушибся, и вряд ли имел хороший шанс спастись из-под толщи заливающих волн. Бросить его на волю случая? Не был бы он золотым, тогда мог махнуть рукой и рвануть к цели. Но он был золотым, воином, которого честь обязывала спасать людей. И Чонгук, бросив по ощущениям прощальный взгляд на Элию, словно покидал её теперь уже точно навсегда (девушку, не заметившую второго похитителя из-за сосредоточенности на Бобби, и не смотревшую в его, Чонгука, сторону), нырнул сызнова в гневный и ссорящийся с небесами пролив, чьи скандалы громом и молниями, поднимающимися волнами и паутинистой сетью пены гремели, сшибались и разносились по округе.
Наёмник, попавший под луч фонаря, был отыскан, и дряблым лоскутом погружаясь на дно, опускался в глубины тёмных вод, уносимый течением и напором. Чонгук напряг силы и, торопясь, чтобы хватило кислорода, дотянулся до Бобби, подхватил его подмышки и потянул вверх, уже не надеясь вернуться на Педра Бранка, но надеясь хотя бы выбраться живым из этой заварушки. Тело ныло и сковывало лёгкие, нечасто практиковавшие такое воздержание от дыхания.
И теперь, сидя на тёплом и спокойном берегу необитаемого крошечного островка, одного из многих возле малазийского побережья, Чонгук не мог понять, какая пчела его укусила, что он полез спасать их врага — эту сволочь? Ради чего? Кому он был нужен? Не стоило ли позволить природе — или Элии, как представительнице оной, — стереть гада с лица Земли? Но рассуждать об этом было поздно, отплевавшийся и очнувшийся Эвр сидел в каких-то пяти метрах, подогнув одну ногу, и подбрасывая в ладони камень, величиной с грецкий орех, покатый и сточенный водой, смотрел на горизонт, прояснившийся и открывший без туч и облаков рельеф Джохора, осколков скал, выдающихся из пролива, мелких клочков суши, непригодных для обживания, каменных, голых и вечно захлёстывающихся мощными перекатами волн. Между ним и Чонгуком сидели Хоуп с Хонбином, подобравшие парней, барахтавшихся на поверхности и истощавшихся в своей энергии, точнее истощавшегося Чонгука, придерживавшего отключившегося Бобби.
Хоуп с Хонбином были предусмотрительнее. Выброшенные с катера ударом волны, они нашли возле него, разбитого и непригодного, спасательные жилеты, опрокинутые изнутри следом за ними. Привязав их, не тонущие, как поплавки, к щиколоткам ног на длинных верёвках, чтобы не уйти штопором вниз, утянутыми штормовыми воронками, они стали окунаться в поисках исчезнувших молодых людей, плавно двигаясь к острову с маяком. Ничего не способствовало тому, чтобы разглядеть кого-либо, даже с подводными фонарями, но во всех этих попытках они были награждены удачей: буря усмирялась, затихая и, как будто бы, отступая, словно её втягивал где-то в тылу огромный пылесос, и на поверхности показался Чонгук, кое-как подволакивающий добычу, которую выудил. Она была не той, за которой они явились сюда, но не отвлечься на неё не позволила золотому совесть. Столько раз за время пребывания в Сингапуре с Чжунэ он размышлял о том, что надо понимать разницу, видеть различия, заботиться в первую очередь о достойных того, чтобы о них заботились (в откровениях Чжунэ эта категория обозначалась как друзья и близкие, а не выделенные по каким-либо моральным качествам люди), но вот, попав в экстраординарную ситуацию, механически спас того, кто больше нуждался, а не ту, которая больше заслуживала.
Хонбин быстро оценил конъюнктуру: катер разбит и непригоден для дальнейшего использования, Чонгук выбивается из сил, Чживона следует доставить до твёрдой почвы. Плыть к маяку смысла уже не было, им не на чем было увозить Элию, им требовалось побеспокоиться о себе самих. Бродяга с Хоупом затащили наёмника на доску, отщепившуюся от катера, а Чонгук ухватился за один из спасательных жилетов, чтобы отдохнуть. Старшие товарищи потянули младших двоих к ближайшей же отмели.
— Часов через пять-шесть за нами постараются прибыть, — прервал молчание Хосок, скинув сигнал по своеобразному зачипованному пейджеру, автоматически подающему координаты получателю передаваемого сообщения, который всё плавание, герметично упакованный, хранился прикреплённым к поясу владельца. Чонгук с кислым лицом смотрел всё туда же, по направлению к маяку, чей силуэт не проглядывался на горизонте, а остался за ним. Чживон, всё так же балуясь камешком той рукой, что была восстановлена наукой и знаниями гения Ю Ёндже, глядел в пустоту, вернее, куда-то в свои мысли, не присутствуя и не участвуя в переговорах золотых. Хонбин, безэмоционально, но внимательно, просто принимал к сведению произносимое Хоупом, поэтому тот продолжил: — Попытка не удалась, и если она сорвалась из-за Элии, то я не знаю, стоит ли повторять и как?
— Ты думаешь ей в радость сидеть в этом маяке? — покосился на друга Чонгук, грозный и хмурый, словно пропавший шторм вселился в него и спрятался за лицом. В глазах сверкали вспышки, бившие в его собственное сердце. — Думаешь, мы не должны предоставить ей лучших условий?
— Ну, лично я ей вообще ничего не должен, — пошутил Хосок, и понял, что для Гука то была неудачная ирония. Дважды не справившийся с заданием, связанным с ведьмой, младший золотой готов был рвать и метать, его гордость, воинская, мужская, любая другая — пострадала, и требовала вендетты. Хотя назвать его состояние обидой ущемлённой гордости было бы не вполне справедливо, потому что тогда сложилось бы впечатление, что молодой человек был себе на уме и имел обыкновение думать, что всё ему легко удаётся и должно удаваться. Это было не так, он знал, что жизнь ему, лично, как и Хосок Элии, ничего не должна. Скорее это была обида на самого себя, обвинение себя самого в том, что не выложился на полную катушку, где-то проглядел правильный путь, где-то недоработал, в чём-то плохо подготовился. Гордость, наверное, в первую очередь принадлежала его совести, до того бывшей чистой, и внезапно замаравшейся упущением. Но где же допущена оплошность? В чём? Что он проглядел? Какие варианты исполнения спасения ещё были и были ли они?
— Ясно одно, — подал голос Бродяга, — повторять аналогичную попытку спасения бесполезно.
— Да как к ней вообще подобраться, если она чует, что к ней приближаются? — Хоуп кивнул на Бобби. — Или без этого попробовать? Может, это она на него зла и пыталась отомстить?
— Нет, — вспомнив, как испортилась погода в Сингапуре в тот день, когда он додумался поискать Элию на островах, сказал Чонгук, — она не хочет подпускать никого, кто старается вытащить её отсюда.
— Что ещё раз возвращает меня к вопросу — а не оставить ли всё, как есть? — пытливо и не сдаваясь произнёс Джей-Хоуп, но при этом не повёл и глазом в сторону Чонгука, будто не с ним спорил, не у него спрашивал, а так, бесцельно рассуждал. Отвечающему за сеульских золотых Хоупу были дороже свои парни, чем злополучная тибетка.
