Куколка (СИ) - Лонс Александр "alex_lons" (читать книги бесплатно .TXT) 📗
Народу набралось не очень много, но и немало — с половину зала, а тот был мест на сто.
— Как известно, — начал докладчик, которому это было известно, — торсионные поля, в отличие от других физических полей, не обладают собственной энергией, для них нет понятия распространения волн, но при этом они переносят информацию, причем информация эта присутствует сразу во всех точках пространства-времени…
Далее он поведал о «нулевом информационном элементе» — мельчайшей и наилегчайшей истинно элементарной частице, гениально предсказанной еще Менделеевым, «свойства которой ближе всего к свойствам нейтрино».
Мне стало тоскливо, сделалось как-то душно и захотелось на свежий воздух. Что за бред? Этот мужик псих? Или просто откровенный жулик? Наверняка добивается государственного финансирования. Всегда было интересно, почему эти псевдоученые обязательно берутся за Закон Всего Сущего, рвутся опровергать научный опыт всех предыдущих поколений, при этом никогда не занимаются чем-то более полезным и приземленным, тем, что можно проверить и просчитать? Все-таки главная цель мероприятия — банальная реклама книг и личности докладчика, — удалась: наверное, слушатели у нас совсем деградировали.
Не обращая внимания на остальных присутствующих, я встал и ушел. На сегодня предполагалось еще одно дело, более интересное, а главное — более приятное.
Я пересек улицу, прогулялся до метро, сделал пересадку и выбрался прямо напротив Большого Гостиного Двора.
Старинная приятельница Маша была хорошо известна мировой художественной общественности по своему звонкому псевдониму — Мария Петроградская (Maria Petrogradskaya). Когда-то она начинала с петербургских дворов и улиц Петроградской стороны, и лишь потом перешла на картины постапокалиптической реальности. Пост-ап, как теперь говорят. Вообще-то так называют творческий стиль, несущий настроение пустынности, одиночества и ужаса в образах постаревшей и покинутой техники или зданий. В целом, не люблю пост-ап, какой-то вымученный и депрессивный жанр, но у Маши все обстояло иначе. Ее миры, хоть и основывались на покинутой цивилизации или разрушающихся зданиях, но густо заросли сочной красиво цветущей зеленью, на которой весело жили крупные красочные членистоногие, мясистые сухопутные моллюски в пестрых раковинах и яркие цветные грибы.
Мы посидели в кафе, потом спустились на Невский и долго куда-то шли. Тем для разговоров накопилось множество, а моя старая подруга, похоже, никуда не торопилась. Почему, интересно? Обычно у нее каждая минута на счету.
— Обожаю вечерний, особенно ночной город, — говорила Маша, не особо заботясь о моей реакции, — он мне больше по вкусу. Ночами можно работать за компьютером, читать, писать, сидеть в каком-нибудь заведении. Гулять в это время суток. Мир становится иным: темным, тихим и таинственным. Красивым. Ночью иной уровень бытия… да и пробки на дорогах отсутствуют.
Мы шли по уже вполне ночному Питеру. Она рассказывала, рассказывала, а я слушал, временами вставляя собственные реплики. Белые ночи еще не начались, но было еще относительно светло и почти тепло. Для Питера тепло.
— Смотри, — оживилась моя спутница. Как всегда экспансивная, Маша говорила, обильно размахивая руками. — Вот еще один.
Лев стоял у лестницы помпезного здания в стиле классицизма. Неподвижная лапа катала каменный мячик.
— По-моему, — рассеянно сказал я, — никто толком не знает, сколько всего скульптур, барельефов, масок и прочих изображений львов в Петербурге. Кто-то говорил, что больше тысячи, и наткнуться на них можно в самом неожиданном месте. В советские времена даже песенка такая была: девушка рассказывает, как парень объяснялся ей в любви, а львы при этом засмеялись, уличив его во лжи.
— Не слышала. А где эти смеющиеся львы? — спросила она, задумчиво глядя на вечернее небо. — Что за песня?
— Не здесь, это про тех, что у Дворцового моста, вон там. «Там, где волны сонные плескались, и играли в мячики гривастые львы».
— Ты у нас что, романтик? Никогда бы не подумала.
— Да ну еще, — смутился я. — Какой уж из меня романтик. Я у нас скорее старый конформист, циник и мизантроп. Еще и социофоб в придачу. Просто эти львы…
— На самом деле львы тут абсолютно ни при чем, — перебила она меня, — но то место, где нельзя лгать, действительно есть. Недалеко от тех львов. Оттого и легенда.
— Покажешь?
— А знаешь, давай. Только идем прямо сейчас! Пошли. Но потом… не пожалей потом.
Она так и не договорила, о чем я не должен жалеть. Мы достигли Дворцового моста, который вот-вот собирались разводить и полиция уже готовилась перекрывать проход, перешли на ту сторону, вышли на Университетскую набережную, миновали Зоомузей, чуть не дойдя до всем известного знания Кунсткамеры свернули во двор, проникли через незапертые ворота и очутились в небольшом садике, окруженном домами. Моя спутница провела меня вглубь между старыми деревьями, и мы оказались на скромной площадке с круглым цветником в середине. Вокруг клумбы стояли какие-то серые страшноватые каменные изваяния похожие на индейских богов. Не то майя, не то ацтеков.
— Говорят, — голосом заправского экскурсовода начала свои объяснения Маша, — что эти существа, индейские боги, прорвались в нашу реальность не то из какого-то иного мира, не то из другой вселенной. Кто-то открыл им путь. Потом окно каким-то обозом закрыли, но существа остались на нашей планете. Им поклонялись. Приносили в жертвы. А потом пришли европейцы, посчитали их дьяволами и убили всех. Вместе с теми, кто им служил.
Я молчал и слушал, а Маша продолжала:
— Сейчас у этого садика скверная репутация, и обычные люди сюда редко заходят. Но раньше место было популярное, культовое даже. Говорят, что листья самих деревьев тянутся к центру клумбы, а когда идолов хотели перенести в другое место, все деревья вдруг тут же завяли. Еще люди рассказывают, что когда у одного из работников музея тяжело заболела дочь, то, уже отчаявшись, отец пришел просить помощи у заморских богов. Он разрезал себе палец и окропил кровью одну из скульптур. Ацтеки и майя не стеснялись приносить кровавые жертвы. Дочь на следующий же день пошла на поправку. Уверяют, что вот это — Шипе-Тотек, бог посевов и весеннего цветения; вон там — богиня Уиштосиуатль, соляная женщина, жена бога Опочтли покровителя рыболовства и охоты; за ней заставляющий всех расти бог дождя и грома Тлалока. Там дальше — Тескатлипока, «курящееся зеркало», бог ночи, холода и колдовства. Еще говорят, что при них невозможно говорить неправду, солгавшего постигнет неминуемая кара. Таких мест не так уж много теперь…
— А почему…— начал было я, но она перебила.
— Погоди. Когда я училась в Художке, мы сюда ходили и рисовали их, а потом нам рассказали все эти истории. На самом деле каменных идолов, которым поклонялся исчезнувший народ, обнаружили в Южной Америке, в Колумбии, где они охраняли входы в подземные гробницы. Некоторые изваяния достигали пятиметровой высоты.
— Да, но здесь-то они сравнительно небольшие, метр-полтора. Как садовые скульптуры смотрятся…
— Ты слушай дальше. Это не настоящие идолы, а всего лишь копии. Был такой путешественник по фамилии Степпель. Вот он-то с тех самых колоссальных изваяний собственноручно гипсовые слепки и снял: не по силам ему было перевозить такие громадины в Европу из Америки. Да и техника тогдашняя не позволяла. По слепкам Степпеля в Германии изготовили уменьшенные бетонные копии, что и привезли в Санкт-Петербург в тысяча девятьсот тринадцатом году. А коль скоро статуи хоть и выглядели устрашающе и зловеще, но являлись по сути лишь уменьшенными слепками оригиналов, то ставить их в экспозицию руководство музея не возжелало. Идолов засунули в подсобный сарай, где те и пролежали всю Первую мировую войну, революцию, кровавые двадцатые-тридцатые годы. Затем пережили Блокаду и послевоенную неразбериху. Лишь в шестидесятых годах прошлого столетия этих истуканов достали на белый свет и установили во дворе Кунсткамеры. Вот в этом самом месте. Решили, что так оно лучше — надо же с ними что-то делать, не набережные же бетонными слепками украшать по соседству с гранитными сфинксами.
