Последнее небо - Игнатова Наталья Владимировна (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью .TXT) 📗
Зверь заставил себя отцепиться от рычага, кое-как поднялся на ноги, глянул на хронометр и принялся разминать затекшие мускулы. Двадцать два часа назад он начал пилить столешницу. За двенадцать часов удалось сдвинуть дверь на десять сантиметров. Почти сутки непрерывной работы. Всего сутки… Значит, так и живут люди? Каких-то двадцать часов, и сил не остается даже на простенькую разминку. Рехнуться можно! Воды уже не было. А жаль. Горячий душ не помешал бы.
Первый рычаг сломался, когда заканчивалась погрузка. То есть сломался полуметровый остаток полосы. Хрупкий пластикат за ночь раскалывался трижды, пока не остался совсем короткий хвостик.
«Не так уж плохо», – утешил себя Зверь, оценив проделанную работу. Еще чуть-чуть и… Не успеть, конечно, но все-таки приятно.
И снова медленное, скрежещущее, едва заметное шевеление двери. Снова сыплется сверху пластиковая пыль. Жилы натягиваются, едва не рвутся. Это не дыба какая-нибудь, мать ее так! Это человек работает. Волки, попав в капкан, говорят, лапы себе отгрызают, чтобы освободиться. Хорошо волкам. Зверь бы сейчас что угодно себе отгрыз, если бы это хоть как-то помочь могло.
За скрипом и скрежетом он не слышал, что происходило снаружи. Но вертолеты чуял. «Мурену» все эти дни не трогали, но если раньше это грело, то с тех пор, как понял Зверь, что его оставили умирать, начало беспокоить. Одну из легких машин уже давно перевели на новое место. Вторая оставалась, потому что на ней должен был улететь в кратер Гот. А «Мурена»? Не могут же ее оставить на плато. Она нужна. Она… она ведь позволяет летать на себе кому угодно, не только Зверю. В смысле, если кому-то придет в голову… А уж когда Зверь умрет, проблем вообще не возникнет.
Или наоборот?
Да кто ж его знает? Раньше умирать не приходилось Нет, не может быть, чтобы с ней так поступили. Однако вот снялся с места Ми-40. В лагере остались только Гот и Пижон. Два человека. И два вертолета. Значит, все-таки…
– Ее-то за что?! – рявкнул Зверь в полный голос. Пластикат громко треснул, но не сломался. Дверь подалась сразу на полсантиметра. А там, снаружи, Гот уже готовил к старту один из вертолетов.
Уже?
Осталось всего пять часов.
Но если «Мурена»… Значит, умирать нельзя. Никак нельзя. Нужно успеть, обязательно нужно успеть открыть дверь до взрыва, до того, как плато превратится в выжженную пустошь. Это со своей жизнью можно играть, как заблагорассудится, а за чужую надо отвечать. Ведь сам сделал все, чтобы эта жизнь себя осознала.
Сил не прибавилось. Но азарт сменился злостью. Тупым, нерассуждающим бешенством. Не успеть? Хрен там! Крутись как хочешь, Зверь, но выбраться из клетки ты обязан. И, кстати, забудь о пяти часах. На то, чтобы подготовить машину к взлету, нужно не меньше пятнадцати минут. Это при самом лучшем раскладе, при наличии команды техников, при… У тебя на это уйдет минут сорок. Может быть, тридцать
Весело тебе?
Нет?
Странно.
– Пойдем, – приказал Гот, появляясь в дверях.
Пижон даже не взглянул в его сторону, покрасневшие глаза не отрывались от тусклых лампочек-индикаторов, рука мертво лежала на кнопке.
– Сержант Хайруллин!
– Да!
Рефлексы сработали, Азат поднялся на ноги. Вытянулся. – Вперед. – Гот кивнул на дверь. – Полетишь сомной, Потом отведешь вертолет в новый лагерь.
– А я как же… – Пижон посмотрел на индикаторы, на Гота, снова перевел взгляд на лампы.
– Забудь. – Гот принюхался, поморщился брезгливо. – Он без тебя сдохнет.
Вертолет был уже готов к вылету. Пижон, моргая от яркого света, долго возился с ремнями, в конце концов кое как пристегнулся и тут же заснул, даже не подключившись к рации. Гот толкнул его локтем. Поднял машину в воздух. Пижон не просыпался. Пришлось применить силу.
В черных глазах, затянутых мелкой сеткой лопнувших сосудов, была смертная усталость, но майор не почувствовал и намека на жалость. Сам удивляясь собственной жестокости, он поднял лицевой щиток и прорычал:
– Шлемофон подключи!
Пижон кивнул. Зашарил руками. То ли не помнил, как это делается, то ли вообще уже ничего не соображал. «Не посадит ведь машину», – подумалось мимолетно. Пижон сочувствия не вызывал, но вертолет было жалко.
– Стимпаки в аптечке, – процедил майор. – Возьми один.
– Ага.
Стимулятор подействовал не сразу. Но все же подействовал, и в глазах Азата появилась осмысленность. До прежней живости, правда, было еще далеко, однако на то, чтобы продержаться без сна еще часа четыре-пять, Пижона должно было хватить.
К сожалению, едва начав соображать, он начал и разговаривать:
– Гот, а записи?
– Что записи? – спросил майор, раздумывая, приказать Пижону заткнуться или пусть его треплется, лишь бы не спал.
– Ну, мои записи. – Азат вздохнул. – Ты же все забрал.
– Скажи спасибо, что никто, кроме меня, о них не знает.
– Ты их не отдашь?
– Нет.
– Гот! – Пижон жалобно поморщился. – Это же моя работа. Я ведь не для себя это делаю, я для людей. Ну все же должны знать, как мы тут… Здесь же настоящие герои проявились. Обычные люди, понимаешь, обычные солдаты, в сверхтяжелых условиях… И Ула. Это обязательно нужно Всем.
– Уле особенно, – кивнул Гот. – Слушай, мне давно интересно было, идиотами рождаются или этому на факультетах журналистики учат?
– Ты не понимаешь. – Кажется, Азат окончательно проснулся. – Если бы не наш «идиотизм», в ту же армию никто бы не пошел. Никогда. Без информации человечество бы из каменного века до сих пор не вылезло. Моя работа необходима. Она тебе и таким, как ты, грязной кажется, потому что вы, дай вам волю, вообще все от людей спрячете, засекретите, уничтожите. Ты даже не представляешь, насколько ценно то, что отснято на Цирцее. Ты…
– Заткнись.
Пижон замолчал. Застыл в кресле, напряженно вытянувшись. Ноздри чуть раздувались. Похоже, он злился, и это казалось странным. Раньше Гот с журналистами не сталкивался. Одно дело знать, что есть такие люди, мыслящие совершенно недоступными простым смертным моральными категориями, и совсем другое дело живьем такого лицезреть.
С полчаса царило молчание. В конце концов майор даже слегка обеспокоился, не заснул ли Пижон. Если заснет, его уже не разбудишь. И тут Азат подал голос:
– Он быстро умрет. Это плохо.
Рука на штурвале дрогнула. Неслыханное дело.
– Это ты про Зверя? – уточнил Гот, прикидывая, как бы сподручнее двинуть Пижона локтем в зубы. Ему, видимо, одного раза не хватило. А рисковать целостью пальцев перед самым «прыжком» совсем не хотелось.
– Да. За что ему легкая смерть? Это же несправедливо, он…
– Он умирает уже восемь дней, – майор пожал плечами, – и ты сам видел, насколько это легко. Кстати, Пижон, три дня из этих восьми его убиваем мы с тобой. Сам Зверь с жертвами управлялся максимум за несколько часов, так что ты куда круче его.
– Это не убийство, – буркнул Азат, – и если бы я камеру в его комнате не поставил, у нас сейчас на двух человек меньше стало бы. А тебе его жалко. Думаешь, Зверь бы тебя пожалел? Ему две жизни нужны «про запас». Попадись ты первым, знаешь, что бы он с тобой сделал? Резчика помнишь?
Вот погань самопишущая! И ведь верит, похоже, в то, что говорит. Он действительно не понимает, что значит для Зверя это трехдневное, бесконечное ожидание Смерти.
«Пожалуйста, Гот, не убивай так…»
– Слушай, Пижон, мне вот что интересно. – Майор искоса взглянул на собеседника. – А за что ты Зверя убиваешь? За то, что он тебя с «Покровителя» живым вытащил? За то, что на Цирцею посадил? Или за то, что через джунгли провел?
– Ты неправильно вопрос формулируешь.
– Да нет, – Гот покачал головой, – как раз правильно. Просто у тебя на этот вопрос ответа правильного нет. И не будет никогда. Джокер вот, в отличие oт тебя, понимает, почему Зверя убивать нельзя. Хотя знает о нем больше, чем ты или я А ты, если выживешь, лучше каждый день его в молитвах вспоминай. Благодарственных.
