Северное Сияние. Том 2 (СИ) - Извольский Сергей (лучшие книги .txt) 📗
Вернулся Горбунов в пыточную комнату совсем недавно, и сразу приступил к делу – быстро и сноровисто (это я отметил по картинкам воспоминаний) распял девушку на стене. Подведя при этом Барбару к границе безумия от страха – в ходе экзекуции он сообщил ей что этот лишь начало, а после начал готовить пыточные инструменты. При этом холодным равнодушным голосом подробно озвучивал девушке план действий, делая акцент на мероприятиях, предназначенных для того, чтобы она не умерла раньше времени.
В этот момент я почувствовал чужую холодную ярость. Это Эльвира не справилась с чувствами – царевна, как и Валера, видела и слышала отголоски полученных мною воспоминаний Барбары. Которая, вновь пережив в воспоминаниях все произошедшее, забилась в истерике.
Предусмотрительный Валера ту же вколол девушке обезболивающее и успокоительное, а я жестами попросил ее закрыть глаза полежать. Барбара уже смотрела на меня теряющим фокусировку взглядом – медикаменты начали действовать сразу. Несколько секунд, и девушка перестала реагировать на внешние раздражители – даже когда я перенес ее на руках в обычную часть дома и уложил усыпанную лепестками роз кровать, накрыв одеялом.
Барбара ровно задышала, погрузившись в сонное беспамятство, а мы с Валерой вернулись к Горбунову. Вколов ему дозу снотворного рассчитанного строго на час (из военных запасов, дрон доставил), мы этот час, вместе с прилетевшими в здание миниатюрными дронами от Накамуры, занимались исследованием всех помещений.
Предположение японца оказалось верным. Камера – единственная, обнаружилась в пыточной комнате, в одном из светильников. Сняв плафон, небольшой автономный девайс мы вынули из вереницы светодиодов. И когда мы его достали, у меня окончательно оформилось стойкое ощущение – Горбунов не крупная рыба. Он исполнитель; обычный селебрити, поднявшийся чуть выше закона и вкусивший вкус запретных удовольствий.
Если надо сделать что-то грязно, это всегда лучше делать чужими руками. И есть у меня еще одно обоснованное предположение, что строили базу отдыха и устанавливали заготовки под портал врат здесь те люди, которые сделали вид будто не знали и на знают, что здесь в будущем будут подвергать кого-то мучительной смерти.
«Оно само так случайно получилось» – старое как мир, и по-прежнему работающее объяснение для самых разных событий и их последствий.
Кроме камеры в светильнике, больше из записывающих устройств ничего не нашли. Тем более не нашли архива – понятно, что никто не хранит именно здесь записи присутствия предыдущих гостей. За все время поисков я краем сознания чувствовал Эльвиру – никакого беспокойства она не проявляла. Значит, наше присутствие здесь пока не только не обнаружено, но и намеков на это нет никаких.
Когда закончили поиск, вернулись вниманием к Горбунову. Приподняв пленника, Валера усадил его на металлический стул, сбросив с него пиджак, и насадил связанные сзади руки на узкую спинку. Голова Горбунова безвольно свесилась, но почти сразу хлесткая и болезненная, но не травмирующая оплеуха заставила его открыть глаза.
– Здравствуйте, – поздоровался с ним я, отойдя на пару шагов.
Литератор, сфокусировав на мне взгляд и вспомнив события последних секунд до того, как провалился в беспамятство, вздрогнул и попробовал отшатнулся. Получилось не очень – спинка стула помешала. Попытавшись глубоко вздохнуть, Горбунов вдруг подавился, зашелся в кашле и вытолкнул языком изо рта остатки двух зубов и сгустки крови.
– Давайте знакомиться. My name is Volkov. Arthur Volkov. Будьте так любезны, сообщите с кем имею честь держать беседу, – дождавшись, пока литератор освободит рот, предельно вежливо попросил я.
Горбунов не ответил, лишь попытался оглядеться по сторонам. Почти сразу терпко и неприятно потянуло кислым, прокисшим запахом пота. Козлиный запах, запах мужского страха. Литератору было очень страшно – от его внимания не укрылось, что несознательно говорил я с теми же самыми интонациями, с которыми он сам совсем недавно общался с распятой Барбарой.
Несмотря на колыхнувшееся брезгливое отвращение, ни один мускул на лице у меня не дрогнул. В отличие от скривившегося от ужаса Горбунова – литератор понял, что дело дрянь. И очень, очень испугался, но все еще отказывался верить в реальность происходящего. Явно цепляясь за призрачную надежду, что сейчас морок схлынет и все вернется на круги своя.
– Молчание есть ваша принципиальная позиция? – поинтересовался я.
Ответа даже не ждал – уже развернувшись. Подойдя к стеллажу, взял приглянувшийся тяжелый отбивной молоток для мяса – массивный бочонок головки которого с одной стороны был увенчан плотными рядами острых пирамидальных выступов.
Вернувшись к Горбунову, я присел перед ним и одним резким движением стянул с его левой ноги ботинок. Литератор попытался убрать ногу, извернувшись как червяк, но неудачно – Валера сзади удержал. Не утруждаясь тем, чтобы снять и носок, я прижал ступню пленника к полу, и резко с силой ударил – раздробив сразу мизинец и безымянный палец.
Знаменитый литератор и продюсер пронзительно закричал, завизжал даже – и от боли, и от осознания реальности неотвратимого ужаса происходящего.
– Прошу вас, отвлекитесь немного от своих переживаний и послушайте пожалуйста, – снова предельно вежливо попросил я. – Убедительно! – даже повысил я голос, – прошу, уделите мне буквально несколько минут.
Горбунов в этот момент как раз взял паузу, чтобы вздохнуть, поэтому мои слова прозвучали достаточно громко. Хлопнув глазами, литератор – крупно дрожа, уставился на меня испуганным донельзя взглядом. Холеное лицо его исказилось, потеряв всю привлекательность и харизму «как с картинки». Я же продолжил предельно вежливым и участливым тоном:
– Спешу сообщить, что мне не нравится, когда игнорируют мои вопросы. Я еще мне не нравится, когда кричат – я начинаю нервничать, не люблю громкие звуки. Поэтому давайте заключим договор – когда вы кричите, а также когда я не слышу ответа на вопрос, или же мне не нравится полученный от вас ответ, я продолжаю дробить вам пальцы. Если согласны, моргните пожалуйста.
Литератор был не согласен, но сказать об этом не решился. Долго же не моргать человек не может. Уже через полминуты я со всей доброжелательностью его поздравил с заключением договора и улыбнулся, когда Горбунов моргнул. Моргнул, и сразу заплакал.
Люди, вернее нелюди – привыкшие к безнаказанности палачи, сами очень сильно боятся боли. Привыкнув ее причинять, но безумно страшась подобного применительно к себе. И сейчас литератор от страха мог бы легко отойти в обморок – настолько от него осязаемо чувствовался обессиливающий ужас. Вот только боль в размозженных пальцах сделать ему это не давала.
– Отлично, поздравляю с первым шагов к предполагаемому сотрудничеству. Итак, первый удар был за неотвеченный вопрос, а тот который сейчас будет, за ваш крик, – снова очень вежливо сообщил я Горбунову, и вновь прижав его стопу к полу, ударил по частично размозженным двум пальцам.
В этот раз литератор не закричал – он попытался сохранить молчание, сжав губы, но получилось не очень хорошо – взвизг, переходящий в иущий из груди утробный стон, у него все же вырвался.
– Вот. Можете, когда захотите, – удовлетворенно заметил я. – Теперь, в продолжении переговоров, очередное предложение с моей стороны…
Прервался я на полуслове. Потому что в пыточной камере уже сконцентрировался совсем густой дух страха и боли. К прокисшему запаху пота добавился терпкая удушливая вонь – Горбунов от страха полностью обделался, в самом прямом смысле.
Сохранять бесстрастный вид после того, как Горбунов намочил и навалил в штаны, я не мог. Не настолько подготовлен. Так что вновь сходив к стеллажу, взял одну из медицинских масок, сбрызнутых парфюмом. При этом вновь отметив, что в пыточной комнате все и продумано до мельчайших нюансов, и подготовлено по высшему разряду.
– Итак, очередное предложение с моей стороны, – снова присел я на одно колено рядом с литератором. – И включает оно сразу несколько вариантов. Первый – вы рассказываете нам то, что мы не знаем, удивляя до самой глубины души. Этот вариант позволяет остаться в живых и предусматривает вашу роль, как осведомителя серьезной правительственной организации.
