Радиус поражения - Каменистый Артем (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
Тоха, не сводя взгляда со странного «варева», решил, что настало время поговорить и об этом:
– А зачем снаряды кипятить? Для дезинфекции?
– Тол выплавляю. Вот и торчу вдали от всех.
– Рвануть может?
– А запросто. Это ведь еще со времен войны железо. Копатели часто находили. Кто-то тротил сам плавил, на продажу или рыбу глушить. Другие звонили в МЧС, да только толку от этого мало – саперов по месяцу тут ждать надо, да и не обязательно, что вообще приедут. Вот и прикапывали все это добро в воронках да окопчиках. А я часто с ними ездил, несколько мест знал – сейчас пригодилось. Да ты не бойся – те, что варятся, уже не шарахнут. Без взрывателей, с чистым толом. А вот с теми повозиться еще придется. Никодим, гад, торопит – толу ему надо много.
– А зачем?
– Ну зачем еще тол нужен? Взрывать. Дорог ведь здесь мало – все, что есть, мы фугасными ловушками перекрываем. Один раз свинорылы в лес сунуться попробовали – на танке, двух броневиках и КамАЗе. Повезло, что в болоте грузовик засадили. Пока вытаскивали, мы по курсу шесть зарядов заложили. Пять так себе, а на один все запасы пустили. Вот на нем танк и подорвали. Один бэтээр вырваться ухитрился, в осинник погнал, но застрял там среди деревьев – даже башней вращать не мог. Мы их повыкуривали и технику к рукам прибрали. Стоит наша бронетехника под густыми дубами теперь. Видал, сколько у нас автоматов? Это все от них. И ручников несколько есть, а в грузовике патронов и гранат много нашли. Жаль, в танке боекомплект рванул – оттуда много чего выплавить можно было без риска.
Сзади, со стороны лагеря, донеслись звуки горна – кто-то, нещадно фальшивя, пытался сыграть сигнал сбора.
Тоха уставился на «пиротехника» с немым вопросом во взгляде. Тот ответил охотно:
– Созывают всех. Дело, наверное, общее. Пошли глянем, что там за шум, заодно и «гавану» твою курну.
Назвать дело общим можно было лишь с определенной натяжкой – засада, в которую до этого угодил отряд Рощина, поймала шайку мародеров. Пленников привели в лагерь под суровые очи Никодима – «атаман партизан» вершил суд.
Мародеров было четверо. Все как под копирку нарисованы: крепкие парни лет двадцати – двадцати пяти. Одеты разношерстно: кто-то в камуфляже, кто-то в кожанке и джинсах. На лицах красноречивые следы рукоприкладства, глаза озлобленно-испуганные, взгляды суетливо стреляют по толпе как бы в поисках поддержки или спасения. Самостоятельно избежать суда нелегко – руки добротно связаны за спинами, движения контролируют несколько мужиков с автоматами.
Тоха к началу не успел – когда подошел, Никодим разговаривал с одним из автоматчиков:
– Так говоришь, убили и в кусты оттащили?
– Ну да – горло перехвачено, и в грудь ножом тоже били. Наверное, кидалась на них, когда они дочку того… Ну они ее и зарезали, чтобы не мешала. А от дочки ни слова не добиться: мычит только и царапает всех, кто подходит. Еле ее в уазик затолкали.
Никодим, обведя мрачным взглядом собравшуюся толпу, зычно поинтересовался:
– Кто-нибудь знает этих варнаков?
Женщина лет пятидесяти, неуверенно сделав шаг из строя, негромко произнесла:
– Тот, что в куртке зеленой и штанах, – сынок Ефимцевой. Той самой Ефимцевой.
– Банкирши нашей красивой? – уточнил Никодим.
– Да. Ее. Она в дом на Луговой перебралась, а квартира ему осталась. Я там в подъезде у него прибирала, работала, часто ее видела. И вот этого там тоже видела, но не знаю, кто он. Там много молодежи ходило. Постоянно музыка и пьянки.
Никодим, понятливо кивнув, обернулся к мародерам:
– Думаю я, что вы сыны хороших семей. Что ж вас на мерзость потянуло? Решили, раз власти больше нет, то и запретов человеческих не осталось? Нехорошо это – пока есть люди, будут и те, кто за такими, как вы, присмотрит. Последние времена настают – нам друг за друга держаться надо, а не шакалами паскудить.
– Мы ваших не трогали, – неожиданно проговорил тот, что в камуфляже.
– Сейчас нет наших или не наших – все свои, кто не шакалят. А вы, ребятки, не свои нам. – Никодим обернулся к Рощину: – Товарищ генерал: что бы вы с ними по законам военного времени сделали?
– Расстрелял, – коротко ответил Рощин.
– Вот в армии мне одно не нравится – расточительность. Зачем патроны зря переводить? Митяй, к старой пасеке их тащите – и там вешайте. А потом оставь пару ребят на засидках у дороги – ночью на падаль зубатки тамошние сбегутся: пусть настреляют, сколько смогут.
Тоха, мягко говоря, удивился – судебного заседания как такового вообще не было. Кошмарный сон борцов за общечеловеческие ценности, суд Линча, в сравнении с тем, что устроил Никодим, – долгое демократичное разбирательство с многостадийными обжалованиями и апелляциями.
– Стойте! – пронзительно заорал «камуфляжник». – Мы ведь ваших никого пальцем не трогали! Давайте договоримся!
Приклад автомата с треском соприкоснулся с распахнутым ртом. Оглушенное тело подхватили два мужика, потащили за остальной троицей, тычками подталкиваемой в сторону просеки. «Пиротехник», пыхнув «гаваной», тихо, чтобы услышал только Тоха, пробормотал:
– Зря их на деревья. В цепи заковать и на выплавку тола поставить – из тех снарядов и мин, что страшноваты. Там часть неразорвавшихся, а в некоторых может мелинит быть вместо тротила. А он за столько лет в гадость превращается: чихни рядом – и шарахнет. Да разве с Никодимом поспоришь…
Махнув рукой, мужик потащился назад, на свое опасное рабочее место. Собравшийся народ на глазах рассасывался – быстро, без понуканий, разбредался в разные стороны. У всех есть дела – без занятия здесь никто не сидел.
Никодим, обернувшись к Рощину, пожаловался:
– Видите, товарищ генерал, трудно нам. Мало того что свинорылы лес со всех сторон обложили, а по ночам зубатки бедокурят, так еще и свои же паскудят. Не первый раз уже страдаем. Вроде и много нас, а толку? Мужиков боевитых кот наплакал. Не знаю даже, как вам и помочь…
Понятно – «сектант» продолжает разговор, отвечая на просьбы Рощина. Это хорошо – хоть немного Тоха подслушает, а то вообще будет не в курсе событий.
– И долго вы здесь собираетесь отсиживаться? – уточнил Рощин. – Знаете, что вот-вот начнется? Все, кого вы называете «свинорылы», начнут выбираться из городов. Толпами. Им там уже работы нет – городское население практически уничтожено. Спаслись лишь те, кто сумел выбраться за окраину, или невероятно везучие люди, зарывшиеся куда-то, как кроты. Города зачищены – начнется зачистка сельской местности. Да, в этом лесу вас достать будет трудно. В крайнем случае бросите лагерь, собравшись в другом месте. К каждому дереву ведь свинку не приставить. И сколько вы так будете бегать? Всю оставшуюся жизнь? Так она не затянется. Вас не свинки прикончат, а голод. Вам негде брать продовольствие. Сеять не получится, охотой не прокормитесь – дичи здесь немного. Грибы и ягоды? Толпа на них не проживет. Шансы протянуть подольше есть только у малых групп – им продовольствия немного надо. Впроголодь можно существовать на дарах леса да карасей по озерам ловить. Но у одиночек и малых групп другая проблема добавится – крысы. Вы их «зубатки» называете. Сколько бы вы их ни убили, они не закончатся – непрерывно подкрепление идет. И учтите – они в придачу ваши пищевые конкуренты. В первую очередь дичь подъедать будут именно они. Сейчас по деревням и вокруг них бродит немало домашних животных – мяса полным-полно. Но это ненадолго – крысы быстро исправят. Останутся вам грибы-ягоды да рыба. А рыбы тут не так много, как я думаю. Не так ли?
– Верно все – сетями перетягали да электроудочками повыбивали давно уже. Спасу от браконьеров нет.
– Вот! У вас одна надежда – крысы перестанут получать подкрепление, как и свинки. Вдобавок у свинок должно исчезнуть центральное командование. В таком случае вы, очистив лес от зубаток, больше о них и не вспомните. А отбив атаки свинорылов, что в лес сунутся, забудете и о них – они не получат подкреплений после разгрома. Потом, конечно, несколько лет будет трудных. Надо будет потихоньку очищать Землю от них, а при этом самим не помереть от голода и не одичать. Но это уже будет решаемый вопрос. Так что в ваших интересах помочь нам всем чем сможете. Это не мне выгодно – это нам выгодно. Сделать это должны мы – на подкрепление надежды нет. Некому нам помогать и некого ждать. И так много времени ушло уже: промедлим – лишимся последней надежды.
