Сборник Попаданец (СИ) - Мельник Сергей Витальевич (читать книги онлайн полностью без сокращений TXT) 📗
— Слыш, Улич! — хихикая, подал голос Трим. — А у них, у девочек, они вот такие!
— Ага! — вклинился его братик. — Кренделечком!
Уже ночью я сидел у себя в комнате, держась руками за голову. Ну конечно! Конечно же оборотни не могли ошибиться, выполняя просьбу Лорейн фон Пиксквар! Это мы, люди, смотрим своими глазами и не видим! А они, волки, не только глазами смотрят, но и носом, они не могут ошибиться. Они знают все, они по твоим вчерашним следам на земле смогут сказать, какого ты роста, откуда и куда шел и что ел на завтрак. Как же я не догадался, что Нуггет фон Когдейр давно уже мертв, а его место занимает его бедная сестренка? Бедная, измученная своим папочкой-изувером девушка, Нона фон Когдейр.
Вот я лопух, ведь все было у меня перед глазами! Впрочем, не один я и не один год кряду обманывался этим бледнолицым, большеглазым бароном. Да и обманывался бы, наверно, и по сей день, не учуди я этим вечером со своими пьяными дружками Гердскольдами такую оказию.
Поистине, один дурак кинет камень в ущелье — целая тысяча мудрецов не сможет его оттуда достать. Ну и дела! Какая-то забитая, замученная всеми и каждым девчонка умудрялась водить за нос полкоролевства, ведя свою политику, свою войну и свою землю своим путем. Надо же, какая судьба у человека, прям как я, только без… или вернее с… кренделечком, как выразился Рамус сегодня.
Я тоже не я, нет на самом деле никакого Ульриха фон Рингмара, давно уже нет. М-да. Невольно я раскрыл тайну своей коллеги-обманщицы, всеми правдами и неправдами скрывающей от людей истинное лицо, даже как-то совестно стало на душе и тоскливо. Жалко девчонку стало.
Почему? Потому что это не Земля и не просвещенный двадцать первый век со своей сплошной женской эмансипацией. Здесь по закону ее после смерти отца регент должен был отдать за кого-нибудь замуж либо же сдать в монастырь затворницей, ну или проще всего удавить по-тихому, а не как сейчас позволять ей вытворять что в голову взбредет. Это ж какие деньжищи кто-то терял из родни все эти годы?! Н-да, затрудняюсь даже представить, что теперь будет. Тут, пожалуй, не то что по головке не погладят, тут костром или виселицей попахивает. Вон Альфред Лин уже сейчас порывается испепелить на месте «поганую тварь», предавшую род и закон. Старого хрена, к сожалению, все же откачали после сердечного приступа, случившегося с ним в комнате Ноны. Сама же девушка сейчас взаперти сидела, заливаясь слезами, правда, компанию узнице составили все девчата, от мала до велика, из моего батальона. Сердобольные осуждающе глядели в мою сторону, нося неожиданно найденной баронессе чай и успокоительное, подбирая ей наряды и всячески успокаивая.
Женская дивизия в солидарности игнорировала нас, мужской контингент, не пуская никого на порог, а уж с ними спорить было не только накладно, но и чревато неприятностями, так как главой и верховным главнокомандующим этой армии была графиня Шель де Красс. Графским титулом здесь среди нас, мелкоты, мог только Герман Мирт похвастаться, да и то по достижению совершеннолетия.
Но, увы, скорей всего, когда скандал дойдет до столицы, лжебарона не спасет даже защита графини, уж слишком это тяжкий грех по понятиям местного мира. Жаль, вправду жаль девушку, ведь по большому счету талантлива, да и как военачальник навела тут шухеру в свое время, заставив всех пусть и не уважать, но побаиваться себя.
Дверь в мою комнату распахнулась, впуская внутрь развевающийся ворох юбок баронессы фон Каус.
— Ульрих! — Она обхватила мои плечи. — Ты должен ей помочь и все исправить! Она ни в чем не виновата!
— Да знаю я. — Тяжело вздохнув, опустил голову.
— Ты представляешь, ее покойный отец с детства вбивал в нее эту дурь кулаками и розгами! — По ее лицу текли слезы. — Он просто сумасшедший! Он отказывался принимать смерть наследника, мучая свою дочь, заставляя ребенка быть тем, кем она не могла бы стать никогда!
Разрыдавшись в голос, она выбежала прочь, оставляя меня опять одного, правда, ненадолго. В комнату вошла графиня, также вся в слезах, тут же заключая меня в объятия и рыдая навзрыд.
— Как же чудовищен этот мир, Ульрих! — говорила она. — За что?! За что он с ней так поступил? Она же его дочь, она любила его! Она любила не меньше, чем он, свою мать и своего брата! Как отец мог так поступить со своим ребенком?
Как? Не знаю, я не могу дать ответы на все вопросы, я даже не могу иной раз нести ответственность за свои действия. Да уж, мир непрост, несладок и не пушист, подобно небесным облакам. Всему есть место под солнцем, любви и ненависти, радости и печали. Жизни и смерти. Почему к одним он ласков, а к другим колюч? Почему? Я не знаю, я многого не знаю и даже больше скажу — многого не хочу знать, не хочу видеть ту, другую, сторону медали, где притаились мрак, боль, отчаянье и чьи-то слезы. Я очень этого не хочу, но, увы, все это рядом, подчас не нужно даже оборачиваться.
Про этот мир дикости и говорить не приходится, но, увы, до сих пор и на Земле есть вещи, от которых хочется зажмуриться. С теми же девочками — сколько мужиков до сих пор кривятся в роддомах? У меня медсестра была знакомая, перевелась к нам из одного из родильных домов, так она иной раз рассказывала страсти, когда мужья бросали своих жен, мол, раз девочка, то сама езжай, сама рожай, сама выхаживай и расти, мне оно не надо, не наследник, значит, не родной. Бывало, и на УЗИ пары расходились, а уж о восточных странах так и говорить не хочется, там ребенка неугодного до сих пор выбросить могут, как собаку. Здесь же папаша, похоже, реально умом тронулся, вытворив такое. Даже представить невозможно, чего девочка натерпелась.
После ушедшей графини успокаивал стайку рыжуль Кемгербальдов с моей малышкой Ви, дружным хором уговаривающих меня что-то придумать, а уж за ними пришла разбитая Лорейн Пиксквар со своими дочками, и я битых два часа успокаивал ее, занимавшуюся самобичеванием и берущую вину за все, что случилось, на себя. При чем здесь она? Она, что ли, родила на свет дурака, издевавшегося над своей дочкой? Или, может, вина ее в том, что ее муж мстил ублюдкам, посягнувшим на его жену? Нет, на себя много можно грехов навешать, но этот грех не ее, не ее это вина, что смогла сохранить свою нареченную от гибели. Здесь, в этой истории, и без нее грешников хватает.
Некоторое время вновь сидел один, задумчиво перекладывая бумаги у себя на столе либо же тупо пялясь в маленькое окошко-бойницу. Мыслей вообще не было, все как-то сумбурно, дико, сплошная мешанина чувств и обрывков каких-то слов.
— Я посижу у тебя? — В комнату проскользнула Деметра, забираясь с ногами в кресло. — Препоганейшая история, почти как и моя жизнь, не находишь?
Да уж, вот еще одна боль на сердце, еще один ребенок амбициозных родителей, не останавливающихся ни перед чем на пути к своей цели. Что мне ей сказать? Она даже не плачет, она свои слезы уже давно выплакала, на долгие годы вперед плакала. Так уж вышло. Так распорядилась судьба. Что можно сказать? Ничего. Сейчас я ничего не могу сказать ей. Она не очень общительна, здесь хоть нашлись ей друзья, но маман растила ее в свое время под жесткой пятой ненависти к окружающим, не отпуская от себя ни на шаг. Из-за этого мы долго не могли найти с ней нужных тем, чтобы хоть как-то растопить вековечный лед, пролегший между мной, Германом и ею, девочкой, теперь по сути ставшей никем в этом мире, девочкой, не имеющей права даже на свое имя, не то что на жизнь.
— Знаешь, а ей повезло, что все случилось так, как случилось. — Она следила за тем, как я, заложив руки за спину, вышагиваю по комнате. — Тогда, в Роне, когда ты подобрал меня на улице, я не понимала, что ты за человек — как ты можешь, отправив, по сути, на виселицу мою мать, проявлять заботу обо мне.
— Она попросила меня, ты же знаешь. — Мне было совестно смотреть в ее сторону.
— Знаю, и этого я тоже не могла понять очень долгое время. — Она закрыла глаза и обхватила руками колени, поджав их к груди. — Но потом я поняла и тебя, и мать. Ты просто такой человек, ты не сможешь уйти в сторону, а значит, этой девочке, так же как и мне, повезло, что рядом есть ты.
