Славянский стилет (СИ) - Врангель Данила Олегович (читать книги онлайн полные версии .txt) 📗
– Вам известно, что в настоящее время контрольная точка и данные наведения – плавающая информация. Наша обязанность в момент подачи команды – плыть в кильватере этого указания. И мы это сделаем. Верно, Эдвард? – он допил свой стакан и посмотрел на черноглазого напарника. Эдвард отхлебнул из бокала и меланхолично ответил:
– Джон, не заморачивай. Это что, первый выезд? Это что, первые плавающие данные? Мой дед, говаривал: «Эдди, не напрягайся: не всегда левая рука должна знать то, что творит правая. Дай им волю. Руки тоже сами по себе – как и мы. И только тогда, вне контроля, они обе создадут тебе шедевр. Если захотят. Так ты их убеди! Но только не рассчетами микромиллиметров. А Верой!»
Черноглазый помощник смотрел на рыжего командира убедительным взглядом. Рыжий хмуро повертел пустой стакан, поставил его на стол, неторопливо достал длинную сигарету, закурил и снова внимательно посмотрел в глаза Эдварду Рошу.
– Эд, мы с тобой работаем не первый год. Верно? И обрати внимание: если я заморачиваю, как ты сказал, то как ты думаешь – или я ослаб и стал много болтать, или что-то есть еще?
Он выпустил дым в потолок и снова посмотрел на Роша. Тот знал Рипли много лет и моментально сообразил, что уровень операции гораздо выше, чем ожидалось, и Джон мог сообщить об этом только непосредственно перед работой.
– Я все понял. Мог бы сообщить о повышенном уровне, свои же люди. Из каталога кто-нибудь проходит?
– Да, Мерилин Монро. Ты ее должен помнить по операции в Баварии. Помнишь, рыжая такая стерва? Тогда она уволила весь западный отдел контроля. Но сейчас – серьезнее. Я не знаю, где она была три года, но вот всплыла и оказалась в списке близких к точке отработки.
Он дал на экран увеличение масштаба, и картинка показала густой смешанный лес недалеко от района тридцатикилометровой зоны отчуждения вокруг взорвавшегося чернобыльского реактора. Группы коттеджей, башню сотовой связи. Несколько голубых лесных озер. Бетонную автотрассу посреди разросшегося леса.
– Подозрительно освоенный участок, – молвил Рипли. – Впрочем, замеры по кюри в этом районе – полный ноль. Участок обнуленный. Очевидно, в 1986 году там была область очень высокого давления – гектопаскалевый пузырь, такое бывает, – и все прошло мимо. Да и сейчас там есть некоторая аномалия. Я не знаю, причем здесь Мерилин Монро, но она в списке! А у нас время максимум до шести утра.
Он налил себе еще полынной водки.
– Пока все исходные данные в режиме ожидания. Идут состыковки по времени и устранение «двойного налогообложения». Короче, ждем.
Рипли встал с кресла и прошелся по персидскому ковру, зацепив по пути ветку цветущего аспарагуса, вылезшую из тяжелой напольной вазы. Он подошел к окну размером во всю стену, поднял штору и вгляделся в глубину огней вечернего города. Везде одно и то же. Везде одно и то же… Поставил пустой бокал на фарфоровую китайскую кошку, вздохнул, подошел к проигрывателю, проглядел диски, нашел один, вставил и нажал пуск. Тяжелые звуки африканских барабанов выплели свою ритмическую паутину: дождавшись, наконец, лучика лазера, перебежали по нему, как по мостику между жизнью и смертью, из компакта – сюда. Они оказались живые-живые, но, помня о краткости существования здесь и сейчас, выдавали из себя все-все, что могли, до последнего звукоизвлечения. «Лав ми, лав ми, лав…» Хрипловатый голос знакомого тембра дал старт и вычеркнул из головы финиш. На весь гостиничный номер, с губительным для психики качеством звучания, исполнялся ремикс многолетней давности, но с тем же великим солистом.
Рыжий, хоть и с серьгой, помнил эти мелодии – мелодии юности его родителей и звуки его детства. Он нарвался на них совсем не к месту, как в капкан. Рипли выскочил на середину омархайямовского ковра и стал совершать немыслимые телодвижения, моментально удалив из головы все. Эта полнейшая пустота создавала идеальный резонанс. Эд прыгнул к нему и под грохот синкоп стал делить с Рипли танец на двоих, так же моментально уйдя в транс реанимированного рок-н-ролла.
Бах-бабабаба-бабах– бабабаба…Бахбабабабабабахбабабаба…
Включилась гитара: брунтадутии-брунтаду тьи-тью…
И саксофоны: тейрлу-тейрлу тьятью, тейрлу-тейрлу тьятью…
Бах-бабабаба-бабах-бабабаба… Бах-бабабаба-бабах-бабабаба…
Уолтер отбросил книгу – и присоединился к тандему с диким ирландским воплем. Певец же спокойно пел сквозь добрые полвека и был тут, рядом – текилы надо бы предложить. «Лав ми, лав ми, лав… Лав ми…» Бах-бабабаба-бабах-бабабаба… Бах-бабабаба-бабах-бабабаба!!!
Видимо, и многолетние монстеры, выросшие под потолками элитных номеров, не зная родины и настоящего величия, в этот момент вспомнили свою жизнь в дебрях Амазонки. Желая как-то приобщиться к ритму, они сделали единственное, что могли – они привлекли к себе внимание. Рипли зацепил ногой подставку с громадным, под потолок, растением, перебив ее бамбуковую ножку. Монстера медленно, а потом все быстрее принялась заваливаться набок и грохнулась всем своим шестиметровым весом посреди комнаты, разбив компакт-проигрыватель и всю фарфоровую утварь, расставленную повсюду в эклектическом наваждении. Музыка смолкла. Барабаны нырнули обратно в диск. Певец мог бы и остаться – свой парень, – но тоже ушел виртуальность памяти проигрывателя. Рипли упал в кресло и трясся десять секунд в гомерическом хохоте. Наконец успокоившись, он напомнил Эдварду:
– Эд, ну хоть раз, ну хоть единственный раз мы обходились без чего-либо подобного? Уже и женщин нет. И никто не пьяный. И веселиться нет причины. А оно – все туда же. Уолтер, ты умный: объясни хоть ты, что это такое?..
– Детерминизм, – коротко ответил Уолтер.
– А что это?
– Это – когда нельзя. Но если очень хочется, то можно.
– Хорошая философия, надо будет слова переписать.
Зазвонил внутренний телефон гостиницы. Рипли поднял трубку. «Вам телефонограмма». Рипли не очень сообразил, о чем речь: он ждал проблем с побитыми китайскими кошками, и еще плюс отвратительный туземный английский… «Телефонограмма?» – уточнил он. – «Примите» – «Записываю…» – «Эссе сумасшедшей экзистенции, 99» – «И все?» – «Все!» – трубку положили. Рыжий прошелся вдоль ствола монстеры, задумчиво рассматривая ее листья, напоминающие человеческие ладони. Наступил в листве на фарфоровую кошку, которая озабоченно хрустнула и рассыпалась.
– Уолтер, – произнес он, – «Эссе сумасшедшей экзистенции, 99». Это, я думаю, тебе.
Уолтер вытащил книгу – тощую, изорванную. На титульном листе было написано «В. Бобергауз. 24 эссе сумасшедшей экзистенции». Он открыл ее на девятой странице, отсчитал девятую букву, умножил ее алфавитный порядок на себя, прибавил 99 и прочитал Рипли переданный пароль. Джон быстро сделал набор на клавиатуре, и на экране появилась картинка в обрамлении пунктира.
– Так-так-так! Есть данные отработки. Плавающие, естественно. Все! Десять минут на сборы. Уолтер, оплати расходы, если возникнут. Но мы не съезжаем! Мы пока здесь!
Глава 4
Дочь Бизона тоже имела ведомственное имя. Она была Мэрилин Монро. Ну, а в миру – Мария Николаевна. Или просто Маша.
Мэрилин отдыхала на ферме каждый год. Она любила уединение, хотя часто подчеркивала свою экстравертность. Двойственность! Двойственность – вот основа потенциалов и магнетической красоты. Так кто-то когда-то ей говорил.
Ферма была частная, а точнее – ее отца. Не очень большая, окруженная охранным периметром из ряда натянутых в траве проводов – по некоторым шел ток высокой частоты, чтобы отгонять животных и предупреждать посторонних. Для них и пара табличек висела: «Под напряжением. Не подходить ближе 10 метров». Для жизни этот ток был неопасен, а проявлялся лишь легким шоком и щипком. Било по нервам – вот и вся профилактика. К другим проводам были подключены тепловизионные датчики и несколько широкополосных видеокамер. Было еще кое-что, но Маши это не касалось. Если необходимо, она могла в любое время суток снимать личным пультом, лежащим в кармане, защиту на 10 секунд – и «туда-сюда-проблема» не имела места быть.
