Монстр с края света - Лейнстер Мюррей (читать хорошую книгу .txt) 📗
На рассудок пилота определенно что-то повлияло, иначе он не стал бы кончать жизнь самоубийством. Но никаким расстройством психики невозможно было объяснить случившееся с остальными находившимися на борту людьми. Самый буйный маньяк не сумел бы расправиться с такой оравой, не оставив при этом следов. Но если отпадает гипотеза о маньяке, остается только допустить сверхъестественные причины, что уже вообще не поддается объяснению.
Дрейк потряс головой, пытаясь заставить себя рассуждать здраво. Спаркс и еще четверо свидетелей слышали по рации, как началась непонятная кутерьма в багажном отсеке транспортника. При этом Браун и второй пилот Уоррен находились в кабине и, следовательно, никак не могли быть зачинщиками. Этот факт можно было считать бесспорно доказанным. Затем капитан Уоррен, выглянувший из кабины на шум, потребовал дать ему револьвер и, очевидно, получил его. Он же (или кто-то другой?) израсходовал барабан, перезарядил револьвер и произвел еще два выстрела, после чего бесследно исчез вместе с третьим членом экипажа, семью пассажирами и несчастным пингвином. Оставшийся в одиночестве Браун каким-то образом (каким?) вновь завладел оружием, посадил самолет и незамедлительно застрелился. Но пассажиров трудно было заподозрить во внезапной вспышке агрессивности. Напротив, судя по единодушному требованию открыть створки люка и возгласам типа: «Дружно, парни, и в люк их, в люк» или «Толкай, толкай скорее», те были больше склонны к сотрудничеству и объединению против неведомого врага.
Начальник базы с горечью вгляделся в застывшее лицо мертвого пилота. Они не были с Брауном друзьями, но поддерживали приятельские отношения. Сейчас же Дрейка не покидало дурацкое ощущение, что он смотрит вовсе не на капитана, а на оболочку, в которой тот некогда обитал, а потом покинул ее за ненадобностью. Наверное, что-то подобное испытываешь, когда видишь мертвым хорошо знакомого человека. Личность исчезла, испарилась, ушла, а что осталось…
От внезапно пришедшей в голову сумасшедшей, ужасающей мысли волосы на голове Дрейка едва не встали дыбом. Конечно же он никогда ни во что такое не верил. Ни на секунду. Поверить в невероятное было бы чистейшей воды безумием. Шизофренией. Паранойей. Никто и ничто не может проникнуть из воздуха в герметично задраенный салон самолета, не говоря уже о том, чтобы атаковать или захватить его. Никто и ничто не в состоянии сожрать или иным образом бесследно уничтожить десять человек, а потом принять облик одного из них и занять его место. Да и какой смысл притворяться потом мертвецом? Нет, поверить в существование неизвестного науке существа, обладающего разумом и враждебного по отношению к людям, было решительно невозможно!
Дрейк даже зубами заскрипел от злости и стыда за свое так некстати разыгравшееся воображение. Разумеется, он ни на мгновение не воспринял всерьез пришедшие в голову мысли, он искренне желал бы вообще не иметь ничего общего с подобными идеями.
— Как бы то ни было, — пробормотал Дрейк смущенно, — будь даже на острове штатный врач, производить вскрытие не в нашей компетенции и никто нам этого не позволит.
Он запнулся и умолк, словно испугавшись звуков собственного голоса. Металлические стены ангара не отражали его слов, а глухо вибрировали под натиском завывающего снаружи ветра. К этому то затихающему, то вновь усиливающемуся гулу вскоре добавился скрип гравия от колес и ног людей. Это рабочие доставляли на склад первую партию багажа, выгруженного из самолета. Одна ручная тачка на маленьких резиновых колесиках была с верхом заполнена биологическими образцами из оазиса Горячих озер, а во второй громоздились ящики с научными отчетами.
Некоторое время Дрейк наблюдал за разгрузкой и укладкой. Места на полу было более чем достаточно, и его присутствие в роли невольного надсмотрщика выглядело излишним и неоправданным. Когда рабочие покатили свои тачки за очередной партией, он покинул склад и пошел к себе. По дороге Дрейк встретил одну из четырех живущих на Гоу-Айленде беспородных дворняг. Пес приветливо помахал лохматым хвостом и увязался следом. Проводив начальника базы до административного корпуса, он попрощался с ним, виляя хвостом, и умчался прочь по каким-то своим собачьим делам.
Как только Дрейк вошел в кабинет, Нора протянула ему только что отпечатанный на машинке лист бумаги. Это был официальный ответ на ранее отправленный по радио отчет о случившейся трагедии. Сейчас даже трудно было поверить, что все это произошло не более трех часов назад. Сама по себе авария не могла, разумеется, считаться чем-то из ряда вон выходящим. Поломки случаются сплошь и рядом, хотя, конечно, далеко не всегда они бывают сопряжены со столь необычными обстоятельствами. Поэтому, наверное, последовала незамедлительная реакция начальства, обычно куда более тяжелого на подъем.
В наши дни каждый считает себя психиатром, как чуть раньше каждый был собственным врачом. Когда рапорт Дрейка по поводу катастрофы, содержащий только факты, которые были восприняты как параноидальный бред и маниакально-депрессивный психоз в завершающей стадии, добрался до Вашингтона, сообщение привлекло к себе повышенное внимание. Каждый чиновник, через руки которого оно проходило, не мог отказать себе в удовольствии поставить свой собственный диагноз. Выводы и решения на самом высоком уровне последовали незамедлительно, вот только основывались они, к несчастью, не на изложенных в рапорте фактах, а на предполагаемом состоянии психики человека, написавшего донесение.
Все материалы об аварии транспортного самолета на Гоу-Айленде были переадресованы в психиатрическую секцию службы с добавлением соответствующих рекомендаций. В них содержался прозрачный намек на то, как именно следует относиться к злополучному документу. О степени заблуждения начальства можно было судить хотя бы по тому, что никто из руководства не удосужился запросить повторное подтверждение случившегося. Полученные Дрейком распоряжения не оставляли сомнений в высокой медицинской квалификации столичных чиновников и содержали настоятельное требование срочно взять подробные письменные показания у каждого из девятнадцати обитателей острова. Каждый свидетель обязан был написать обстоятельное изложение событий, после чего все эти документы следовало срочно передать по рации на «большую землю».
Дрейк равнодушно пожал плечами.
— Займись этим сама, Нора, — сказал он сдержанно. — Эти болваны возомнили, что расследуют не авиакатастрофу, а случай всеобщего помешательства на отдаленной, изолированной базе. Очевидно, они рассчитывают заполучить сенсационные материалы по массовой галлюцинации персонала и полагают, что самолет приземлится в Вальпараисо завтра утром строго по расписанию.
— Но он же не приземлится! — растерянно воскликнула девушка.
— Конечно не приземлится, — согласился Дрейк. — Ты только голову не ломай, а сделай, что приказано. Все поняла?
И Нора отправилась выполнять в высшей степени необычное распоряжение столичного начальства. Она должна была проинформировать каждого служащего базы и подробно растолковать, что именно от него требуется. Можно было не сомневаться, что люди отнесутся к этому по-разному. Дрейк усмехнулся, представив себе, как будут ломать головы вашингтонские психоаналитики над девятнадцатью различными версиями случившегося. Ведь их выскажут напуганные и шокированные катастрофой люди, чьи нервы и до катастрофы изрядно расшатались за долгие месяцы однообразного, тоскливого существования.
Начальник базы набил трубку, зажег и принялся неторопливо раскуривать ее. В деятельности любой крупной организации всегда существует определенное количество моментов, абсолютно нерациональных с позиций логики и здравого смысла. Поскольку стандартное расследование будет вестись таким странным методом, Дрейк хорошо представлял себе, какая жуткая неразбериха возникнет в высших эшелонах. Такая же, если не большая, путаница возникнет в головах чиновников, как только психиатры закончат анализы и сделают свои заключения. Очень сомнительно, что кто-либо посмотрит на случившееся трезво, хотя сам Дрейк по-прежнему пребывал в полной уверенности, что существует логичное и здравое объяснение события.
