Путёвка в спецназ (СИ) - Соколов Вячеслав Иванович (читать книги бесплатно .txt, .fb2) 📗
— Ладно! Но с тобой останется Тунгус, его тоже днем с огнем…
Когда группа собралась уходить, я окликнул Рогожина:
— Если не выживу, напишите отцу, что я умер… Достойно.
Кивает мне:
— Твой отец может гордиться тобой! Только не мастак я писать. Ты уж уважь командира, выживи…
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
— Удачи, мужики! — старший лейтенант Рогожин крепко пожал нам с Тунгусом, руки. — До свидания!
Последние слова сказаны, и мы смотрим в спину уходящих ребят. Парни оглядываются; в глазах сожаление. Ведь каждый из них рвался остаться здесь, но не судьба. Ибо шанс задержать бандитов и остаться в живых — есть только у меня и моего напарника. Хотя нет! Командир! Вот он бы смог, но его обязанность увести группу и заложников. Тяжело мужику. Оставить двух своих "любимчиков" практически на верную смерть… Да уж, "любимчики"! Ибо то, что было нормально для всех, для меня и Тунгуса было плохо! И пахали мы больше и бил нас больнее, а все потому, что мы особенные. Не такие как все — у нас есть дар. У командира, кстати, тоже… Но нам до него еще далеко! Как новорожденному щенку до матерого волкодава!
Все-таки удачное здесь место: ни справа, ни слева нас не обойти. Точнее обойти-то можно, но на это уйдет много времени, так что — только в лоб. Метрах в пяти позади меня, за камнями, залег Тунгус. Пусть здесь и не слишком крутой подъем, но все же… Приникнув к оптике СВД, сосредоточенно отстреливает неосторожных… Отлично! Прижимая к плечу пулеметный приклад, стреляю: короткими, злыми очередями. Главное, выиграть время — сколько можно и дать парням шанс оторваться. Сколько же вас? Получите, твари! Сдохните!!!
Ванькин пулемет снимал кровавую жатву, мстя за своего погибшего хозяина. Снайперка Тунгуса не отставала в этом кровавом пире… Мы держались… Потом, мой напарник отошел назад и начал ставить растяжки. Закончилась последняя пулеметная лента… Пора! Постреливая короткими очередями из автомата, отхожу назад, прикрываемый вернувшимся Тунгусом. Отступаем вдвоем: мой напарник, закинув за спину СВД, стреляет из "калаша". Не забывая подсказывать, как идти. Не зная где… можно подорваться и раньше времени отправиться к предкам.
Ага! Вот и первая растяжечка "сработала": после взрыва слышатся маты и стоны. Хорошо! Теперь замедлятся. Обязательно!
Растяжки позволили нам оторваться, а мы лепили новые. Где попало и как попало. А ведь у нас с собой не так много гранат — всего двадцать штук… Кто сказал: что натянутый кусок проволоки не нанесет врагу урон? А остановиться, обезвредить, поматериться. Как понять: где обманка, а где настоящая растяжка? Пока не проверишь — никак! Вот и ползут, теряя время и нервы. А ведь растяжки срабатывают, мы же мастера своего дела, появляются убитые и главное раненные. Ведь раненый — это груз и психологическое давление. Его надо перевязать, а еще он кричит и стонет… При погоне: надо не убивать, а ранить…
Вот ведь беда: Тунгуса зацепила шальная пуля, а он пер как танк и продолжал минировать. Когда же ноги стали заплетаться, и он упал, то потребовал: чтоб я его оставил, а сам уходил. Вот дурак… Десант своих не бросает! Лучше сдохнуть!
Кое-как перебинтовав рану под правой лопаткой, взвалил снайпера на себя и пошел. А он все скулил и требовал его оставить, мол, он врага задержит. Ну что за идиотизм? Какой враг? В том лабиринте проволоки, который мы оставили позади, сам черт ногу сломит. А ведь там, не только проволока, но есть и проволока с гранатами, так что, хрен они нас догонят…
Я пер вперед, твердя как заклинание:
— Скоро придем, держись, брат. Ребята нас не бросят, а там больничка, тебя подлатают, медальку какую-нибудь дадут. Будешь сестричкам хвастать, главное держись, брат.
Не знаю, сколько я прошел со своим грузом? Ребята потом чего-то прикидывали и решили, что не менее трех километров. После того, как по бандитам отработали летуны, тем, кто выжил, было не до нас. Наши парни закинули журналюг в вертушки и ломанулись за нами. То, что мы не разминулись, было маленьким чудом.
Нас нашли через два часа. Сняли с меня тело, да тело, ибо Тунгус был мертв. Мертв давно, и нес я, и разговаривал — уже с неживым человеком. Я выл, бил кулаками землю:
— Я должен был успеть, должен… — я ненавидел себя: за то, что слабак, за то, что еле переставлял ноги, за то, что падал.
— Егор, ты не мог успеть! Даже, если бы его сразу погрузили в вертушку — не довезли бы. Без вариантов. Насмотрелся я, — Рогожин тяжело вздохнул, присаживаясь на землю рядом со мной. — Если сразу на операционный стол, тогда да, а так без вариантов.
— Командир, а как его звали? — какое-то спокойствие напало на меня. Все! Кончилась истерика.
— В смысле? — на его лице было удивление.
— Ну, Тунгус — это ведь не имя. А, по-другому, как то и не знаем.
— Антон, его звали Антон.
Потом было возвращение на базу. Я угодил в госпиталь, на неделю, оказывается, был ранен — в руку. По касательной, почти царапина, но эскулапы залютовали и заперли меня. Подозреваю, не обошлось без отцов командиров, да и верно, крыша у меня подтекала конкретно, еще завалил бы какого — "бородатого". А так хоть успокоился немного. Но вот жалость во мне умерла. Совсем.
Забирая меня от эскулапов на стареньком, видавшим виды уазике, старший лейтенант Рогожин пытался выяснить мое душевное состояние:
— Как себя чувствуешь, Егор? — рулит, время от времени, посматривая на меня.
— Да нормально, товарищ старший лейтенант! — вздыхаю. — Я сразу себя чувствовал нормально. Рана-то тьфу, кусок кожи содрало!
— С мясом, Егор, с мясом!
— Ой, да сколько там этого мяса-то было? — и тут решаюсь. — Это ведь вы меня в больницу законопатили?
— Так, сержант, что за базары? Ты был ранен, вот и лечился!..
— Товарищ старший лейтенант, ну что вы меня за дурака-то держите? Что я не понимаю… Вы боялись, что я кого-нибудь шлепну?
Молчит, смотрит на дорогу, потом повернувшись ко мне говорит:
— А ты уверен, что не стрельнул бы какого-нибудь, — крутит в воздухе пальцем, — скажем так "не русского".
Вздыхаю и, отвернувшись к окну, признаюсь:
— Нет, не уверен! Когда Тунгус погиб… я, наверное, не сдержался бы. Увидел бы какую-нибудь бородатую харю… или пристрелил бы, или зарезал…
— Вот! А ты говоришь! — и потеплевшим голосом. — Я понимаю тебя… но ты солдат, Егор… и дай бог, чтоб это была последняя потеря! Но надеяться на это не стоит… Знаешь, сколько у меня было таких потерь? Только я командир и не могу раскисать, потому что, на мне ответственность за тех, кто жив! — молчит, смотрит на дорогу и молчит, думая о своем.
— Говорят… потом привыкаешь, становишься равнодушней?
— Нет! Каждый раз как в первый… Каждого помню… — лицо командира меняется и из уголка глаза бежит слеза. — Нельзя привыкнуть к смерти… своих ребят! Может, это про врагов сказано? Тут заморачиваться не надо… Сделал работу и пошел себе дальше…
Сморгнув слезу, какое-то время молчит:
— Ты как? Не пристрелишь кого-нибудь? — с надеждой смотрит на меня.
— Все нормально, командир, не подведу… Переболел, смирился, теперь не кинусь… Но и жалости во мне не осталось… Я не подведу! — и, помолчав, добавляю. — На мне ведь ответственность за ребят, что живы…
Рогожин улыбается:
— А как парни тебя ждут! Барана у местных выменяли, шашлык маринуют… Помнишь коньяк, который вы с Тунгусом сперли у начштаба?
— Помню! — непроизвольно губы расползаются в улыбке. — Мы тогда решили вам свою крутость показать! Ну, Тунгус и предложил…
— Тунгус? А я думал твоя идея!
— Нет, Тунгуса! Очень он хотел вас удивить, вы же для него как бог были…
Оплетка на руле жалобно заскрипела, когда командир стиснул побелевшими, от напряжения, руками руль.
— Я знаю… — и, помолчав, вдруг грустно улыбнулся, — она у меня до сих пор лежит. На дембель вам подарить хотел… Теперь помянем Ваньку и Антона…
