Пожелайте мне неудачи - Ильин Владимир Леонидович (читаем книги онлайн бесплатно .txt) 📗
Во-вторых, было явно дано, что последствия Опеки – как положительные, в случае успешного течения операции, так и нежелательные, в случае ошибки, провала, неудачи – представляют огромное значение для высшего руководства нашего государства, если уж сам Генеральный секретарь имеет прямой канал связи с Геноном. Никаких разумных объяснений этого факта, кроме пошленького допущения, что Подопечный является незаконнорожденным сыном Горбачева, в голову мне тогда не приходило…
В-третьих, у Опеки не было четко сформулированной цели, а, следовательно, не было и видимого конца, и этим она отличалась от обычных операций. Если суть обычных, «нормальных» оперативных мероприятий Комитета заключается в выявлении и срыве замысла противника, то, рано или поздно, даже самая длительная операция заканчивается – провалом или успехом, это уж как получится. Здесь же ни конца, ни края Опеке видно не было. Порой у меня вообще складывалось впечатление, будто длится эта операция с самого рождения Подопечного и закончится лишь тогда, когда он испустит последний вздох – если ему вообще когда-нибудь дадут спокойно помереть, в чем я, при нынешней раскладке, глубоко сомневался…
В-четвертых, несмотря на то, что Опека длилась, как минимум, уже несколько лет, тот человек, на котором было сосредоточено внимание «трех нулей», судя по всему, был не в курсе того, что его опекают (сначала я хотел сказать «ни о чем не подозревал», но потом спохватился: приборов, контролирующих мысли других людей, еще пока не изобрели, поэтому никогда нельзя быть уверенным, что тот, за кем ведется наблюдение, не подозревает о слежке). Из этого вытекало, что он, скорее, был враждебной фигурой, этаким монстром, источником какой-то неизвестной, но страшной угрозы в глазах Комитета, нежели наоборот. Иначе какой смысл моим коллегам заботиться о нем пуще, чем о родном сыне или о Генсеке, да еще и скрывать от него это попечительство?..
Смутно подозревая, что те вопросы, которые я перед собой ставлю, так или иначе взаимосвязаны, я понял, что надо выбрать из этой связки наиболее слабое звено и сосредоточиться вначале только на нем. Потом, когда ответ на этот вопрос станет ясен, мне наверняка удастся использовать его в качестве отмычки к другим замкам сейфа под названием Опека. Но легко сказать, а труднее выбрать это самое «слабое звено», которое вовсе может не являться самым главным. Так, например, если штурмовать крепость в лоб и ломать голову над тем, чем же Подопечный заслужил такого внимания к своей персоне, то можно утонуть в море предположений и гипотез, причем все они будут казаться достаточно правдоподобными. Но ведь есть и другие, менее важные вопросы! Например, когда началась Опека… Если определить более-менее точную дату начала интереса Комитета к Подопечному, то можно будет установить, какие события в жизни Подопечного этому предшествовали.
А потом останется решить, чту такого он мог сотворить, чтобы засветиться и выдать себя с головой?.. От правильного ответа на этот вопрос потянется ниточка к той причине, которая вынудила Комитет взять под свое крыло на неопределенный срок ничем не примечательного человека, а там недалеко будет и до решения главной проблемы: в чем заключается его исключительность?..
Помнится, поначалу я всерьез ухватился за эту логическую цепочку, и мне удалось даже, как потом выяснилось, с точностью до одного месяца установить начало Опеки (как я и предполагал, оно пришлось на начало учебы Подопечного в МЭИСе). При этом я исходил, в частности, из того, что Опека направлена на всестороннее обеспечение жизненных потребностей Подопечного, так что установить время, начиная с которого у интересующего меня человека в жизни постепенно стали убывать проблемы и неудачи, было довольно легко. (Смущала меня, правда, история неудачной любви Подопечного к работнице легкой промышленности по имени Наташа.
Ведь если в то время наш студент уже был под контролем, то возникает законный вопрос: почему «опекуны» допустили, чтобы бедный парень от избытка неразделенных чувств обливался всю ночь совсем немужскими слезами в компании бутылки водки и исписывал толстые общие тетради чепухой типа: «Я в тебя старался не влюбиться, не читать во взглядах ничего, но любовь, как раненая птица, билась в клетке сердца моего!»? Разве трудно было оперативникам побеседовать по душам со строптивой лимитчицей, кое-что посулить, кое-чем припугнуть – например, высылкой за сто первый километр без права возвращения в Москву – чтобы она вела себя мягче со своим кавалером? В принципе, не надо было даже требовать от нее, чтобы она согласилась выйти замуж за него – любовь эта была первой для Подопечного, а на свете, как известно, нет ничего более непрочного, чем первая любовь, и когда-нибудь парень и сам переболел бы этой «провинциальной принцессой»…
Однако, судя по всему, этого не произошло, и остается лишь допустить, что тот, кто координировал Опеку в то время, допустил ошибку. Был ли это Генон или кто-то другой – я не знал… И еще один факт в последующей биографии Подопечного, видимо, также был обусловлен ошибкой «опекунов» – иначе нельзя объяснить, каким образом студент мог засидеться на скамейке в зимнем сквере, да так, что подхватил воспаление легких, осложненное потерей сознания и памяти!..)
Но даже если я и был на верном пути, то никаких открытий этот вариант мне не дал. Я внимательно изучил все подробности жизни Подопечного до того, как, по моему мнению, над ним была установлена Опека, но так и не обнаружил, чту именно могло привлечь внимание моих коллег к юноше. Криминального в те дни в его жизни вообще ничего не было, если не считать нескольких пропущенных без уважительной причины лекций и пререканий с комсоргом курса по поводу необходимости выступить на очередном комсомольском собрании…
Поэтому я решил зайти с другого конца.
Я поставил перед собой вопрос: а как вообще возникла необходимость привлечения меня к этой операции? Обычно, если операция длится достаточно долго, то выполняют ее одни и те же, уже обкатанные и, как говорится, «крещенные огнем» сотрудники. Необходимость задействовать в операции новых людей появляется лишь тогда, когда, под влиянием резких изменений оперативной обстановки, возникают новые задачи, для решения которых прежних сил может оказаться недостаточно. И вот тогда-то главный координатор трубит в рог, и «мчатся гонцы во все концы», дабы произвести отбор нужных кандидатов для выполнения тех или иных задач.
Однако, насколько я мог судить, функции уличного телохранителя в рамках данной операции выполнялись и до меня, потому что мои коллеги, которые работали в других секторах города, были не новичками в отделе Генона. Значит, сделал я вывод, меня взяли не на недавно введенную должность в штате отдела, а на чье-то место, которое, как известно, пусто не бывает. Естественно, я был заинтересован в том, чтобы узнать, куда и по каким причинам делся мой предшественник. Погиб смертью героя при исполнении служебных обязанностей? Послал ведомство Генона вместе с Опекой куда подальше в один прекрасный день? Или просто-напросто был убран в другое место ввиду того, что оказался непроходимым болваном и тупицей?..
Теперь волей-неволей я держал ухо востро, когда мне приходилось общаться с другими «опекунами». Расспрашивать напрямую их я не собирался, чтобы не выдать своего интереса к судьбе исчезнувшего предшественника, но пропускал все, что говорилось при мне на совещаниях-летучках, по селекторной связи и в перекурах между заданиями, через некий подсознательный фильтр. Вскоре мне повезло. Один из моих старших товарищей, обращаясь ко мне, оговорился, назвав меня Виктором.
Увидев недоумение в моих глазах, он опомнился и извинился, но я вцепился в эту ниточку крепче, чем утопающий хватается за соломинку, и стал уделять больше внимания общению со столь рассеянным напарником. Через неделю он оговорился повторно, докладывая в моем присутствии оперативному диспетчеру о результатах своего дежурства. Имея в виду мою скромную персону, на этот раз он приписал мне уже чужую фамилию – Стабников. Кто бы на моем месте не сделал напрашивавшегося вывода о том, что сотрудника, место которого я занял в системе Опеки, звали Виктор Стабников? И разве этого было мало, чтобы попытаться найти его следы, пусть даже в такой огромной стране, как наша?..
