Черный призрак - Лосев Владимир (книги читать бесплатно без регистрации txt) 📗
— В лабиринте все устроено не так, — заметил я. — Там не одна арка.
— Вам же неизвестно, что находится в середине? Может оказаться, что там все так и есть.
— Все равно не понимаю пока смысла.
— Слушайте дальше, я потом объясню. — Сергей Сергеевич ожил, читая свои записи хорошо поставленным голосом. — В руке у Януса был ключ, которым он отпирал и запирал небесные врата. Понимаете, небесные врата. А что такое лабиринт?
— И что?
— Множество звездных врат, собранных в одном месте, если хотите, небесных…
— Сомневаюсь…
— Слушайте дальше… Бог Янус, кроме того, считался покровителем дорог и путников. Его почитали мореходы, верившие, что именно он научил людей строить первые корабли.
— И что?
— Вот представьте, что это написано об Осирисе.
— Представил, у него был ключ, открывающий небесные врата.
— Вот вы и поняли. — Сергей Сергеевич победно улыбнулся. — Понимаете, этот ключ и есть устройство, повелевающее временем. Мне кажется, это и есть наш артефакт.
— Вы сами-то в это верите?
— Я не знаю, во что верить. Просто считаю, что существует связь между двумя богами, а значит, эта информация может как-то помочь.
— Сомневаюсь…
— Это все, что у меня есть. — Профессор прижал руку к груди. — Вы пойдете вниз или это мне придется сделать самому? Простите, но сердце болит, плохо ей там, но я знаю, что она все еще жива…
— Уже иду. — Я повернулся и потащился вниз, хватаясь за выступающие камни, чтобы не скатиться вниз. Дорога была знакомой, так что спустился быстро, и, конечно же, у входа никого не нашлось. Кричать об этом Сергею Сергеевичу не стоило, белесая пелена хорошо скрадывала все звуки, он бы меня все равно не услышал.
Я постоял у арки, задумчиво глядя внутрь — туда, где поднималась клубами белесая пелена. Сегодня она была неспокойна, то и дело взрывалась мутными всполохами. Мне это не понравилось. Что-то происходило в лабиринте, и это, вероятнее всего, как-то связано с Настей.
Идти в лабиринт мне не хотелось — знал, что ничего хорошего из этого не выйдет. Поэтому просто сел на камень, явно скатившийся сверху, и стал ждать, морщась от пронизывающего холода.
Не знаю, сколько так просидел — час или два, а потом снова потащился к профессору. Тот по-прежнему сидел у края уступа, бледный, усталый от внутреннего напряжения и горя.
— Знаю, нет ее у входа, — проговорил он, не дав мне сказать. — Она все еще находится внутри, выбраться не может, хоть и пытается.
— Откуда вам это известно?
— Этим чувствую. — Сергей Сергеевич похлопал по груди. — Болит очень, значит, ей плохо. У нас с ней хорошая ментальная связь, всегда чувствую, что с ней происходит, ее мама постаралась.
— Как это?
— Она меня лечила, как больных ребятишек. И у них рождаются такие, кто не может слышать мысли других. Не знаю, как она этого добилась, но теперь я всегда чувствую и ее, и Настю. С другими людьми, правда, не получается.
— Значит, говорите, выбраться не может?
— Именно. — Профессор полез в карман, вытащил оттуда пластиковый флакончик с валидолом и вытряхнул на ладонь пару таблеток, потом бросил в рот и шумно зачмокал. — В этот раз она прошла дальше и оказалась в ловушке, ползет, но не туда, куда надо, что-то ей мешает…
— Знакомое состояние, — тихо пробормотал я. — Когда останавливается дыхание, всегда ползешь не туда, куда нужно.
— Вы поможете ей, Григ? — Сергей Сергеевич посмотрел на меня с надеждой и печалью. — У меня нет денег, чтобы вам заплатить, но я готов отдать все, что у меня есть. Это немного, но кое-что из этого можно хорошо продать. Есть у меня несколько египетских вещей, они древние, но хорошо сохранились, каменные таблички, папирус и золотые пластины. Пожалуйста…
— Вы заметили, профессор, что с вами я постоянно подвергаюсь опасности. — Я поднял брови, пытаясь продемонстрировать свое недоумение. — И выживаю только чудом?
Он нахмурился, пытаясь понять то, что я сказал, потом его губы задрожали от сдерживаемого плача:
— Я не могу туда идти, знаю, что не пройду, и с вами не могу, тогда у вас тоже не будет шанса — не любит меня лабиринт, он мне мстит, не знаю за что. Пожалуйста, Григ, спасите мою дочь. Плохо ей. У вас же с ней что-то было. Прошу вас, помогите хотя бы ради любви. Понимаю, что ничего хорошего вам этот поход не принес, но… сейчас другая ситуация, там моя дочь. Я отдам вам все, что у меня есть… золото.
— Золото — это хорошо, только мертвым оно не нужно. Вы же сами говорили, что в лабиринт нужно идти одному, двое уже не имеют шанса вернуться. Настя уже там, и если еще я туда пойду, то погибну сам и ей не помогу.
Я смотрел на него и видел, как он стареет прямо на глазах, кожа на лице стала иссиня-бледной — должно быть, на самом деле сердце останавливалось, и с грустью подумал, что себя старичок доведет до инфаркта переживаниями. Не то что мне самому было хорошо, наверно, тоже плохо, у меня сердце не меньше рвалось вниз, к Насте. Останавливало только то, что после того, как зайду внутрь, все станет еще хуже.
Сергей Сергеевич снова заговорил, ему тяжело давалось каждое слово:
— Я знаю, вам страшно, что не вернетесь. Понимаю, это неоправданный риск, действительно, двое — это уже группа, и оценивается она по общим совместным параметрам. Но я растерян и не знаю, что делать. Я могу пойти. Знаю, что это не поможет, но просто для того, чтобы вы поняли — Настя для меня дороже жизни. — Он попытался встать, но снова тяжело опустился на каменистую почву. Лицо его еще больше побледнело. — Сейчас, посижу немного, валидол подействует, и я пойду. Но только все равно прошу, спасите мою дочь. У меня совсем нет шансов, я погибну там, а вас лабиринт принял…
Он наконец заплакал. По-настоящему. Крупные мутные слезы покатились по худому небритому лицу. Его страх и боль нашли выход…
Я повернулся и пошел вниз. Молча, не произнеся ни слова. Не хотелось говорить, не было никакого желания, да и нечего было. Внутри меня после его слов возникло странное чувство, стало вдруг все равно — что жить, что умереть. В голове что-то отключилось, спускался, ни о чем не думая.
Что-то умерло во мне — наверное, желание жить, все стало неважным, кроме огромного горя, которое переживал большой, умный и очень сильный человек, именно в этот момент он терял все, что у него было, причем всего этого оказалось очень немного. А у меня же вообще не было ничего. Все, что имел, уже потерял.
Настя — хорошая девушка, и я испытываю к ней то, что не чувствовал никогда, но умирать ради нее не собираюсь. Правда, это было раньше, пару мгновений назад. А вот сейчас понял, что не будет ее — и я тоже умру. Не физически, как-то иначе: мир потеряет свои краски, станет серым, унылым, больным, а я буду жить так, словно провожу свою жизнь в морге среди мертвецов.
Можно ли жить без радости? А без счастья? А без надежды?
Конечно, даже малейшего шанса на то, что смогу пройти дальше, у меня не было, спасти девушку — тоже. Я мог только умереть рядом с ней, за этим сейчас и шел.
Не знаю, что со мной произошло, никогда до этого так не было больно, а тут горе накатило так, что не мог вздохнуть полной грудью. Сердце словно рвалось на части.
Теперь мне стало понятно, что такое разрыв сердца. Если не смогу его успокоить, то точно разорвется оно на две половины, и я умру.
Вниз спустился довольно быстро, причем чем дальше отходил от профессора, тем легче мне становилось. Горе понемногу отпускало, у самого лабиринта даже стал задумываться над тем, что меня сюда привело — не желание ли покончить жизнь самоубийством? Действие всегда успокаивает, даже самое глупое…
Что бы это ни было, надо идти дальше, раз пришел. Хоть ничего не обещал профессору, промолчал, но и возвращаться под его печальные глаза не мог.
Вот это и заставляет нас умирать — желание помочь другому человеку, хоть помочь не можешь, и, наверно, что-то еще. Кто-нибудь из умников, наверное, сказал бы: именно это и делает нас людьми. Только это глупость.
