Эмигрант с Анзоры - Завацкая Яна (список книг .txt) 📗
Я не задумывался об этом. Если Бог и есть – к чему Ему наше поклонение и особые какие-то культы. Он есть – и все.
И вдруг я познакомился с Богом. Я узнал, какой Он…
«Бог – это Любовь», так говорил мне Таро в пустом заброшенном доме, у окна, перед тем, как погибнуть. Ради любви к нам.
«Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него не погиб, но имел жизнь вечную». Так писал неведомый мне ученик Иисуса Иоанн.
В Евангелии было написано, что Иисуса били, и что Его повесили на кресте, и умирал Он долго и мучительно. А я видел Его раны и чувствовал Его боль, потому что в моей собственной жизни боли хватало. Только одного я не мог постигнуть до конца – что это ведь Бог пришел и отдал Себя… Что Ему стоило, казалось бы, в один миг уничтожить всех злых и дурных людей… Ну, оставил бы двух-трех учеников, кто не подвел, кто оказался достойным.
Нет, Он себя отдал ради искупления грехов – всех людей. И моих, значит. Он мог бы простить мне то, что я сделал недавно. Он имел на это право – Он единственный. И Аригайрта… и Зай-зая… Если бы они только захотели этого! Если бы только поверили Ему!
А кто же еще во Вселенной достоин того, чтобы Ему верить?
И почему-то очень явственно я начал ощущать: это правда. Именно таков Бог нашего мира. Наш мир – он ведь очень грязный и страшный. И все же есть в нем любовь, и есть те, кто жертвует собой ради Любви. И если Бог есть любовь, если Таро прав, то Он и не мог поступить иначе. Не мог просто уничтожить нас как недостойных. Не мог выбрать достойных, не дав остальным ни малейшего шанса. Нет – Он дал нам шанс… Он показал – Сам показал – как нужно жить и умирать.
Странные это были дни, может быть – самые странные в моей жизни. Я сидел в пустой камере, не имея ни малейшего понятия о предстоящем. И предстоящее почему-то не волновало меня. Как и вообще моя собственная судьба… Я понял кое-что о Вселенной. Не только об Анзоре – обо всем нашем мире. И все повторял про себя:
«Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного…»
Настал дверь, когда дверь моей камеры открылась, и вошел Кор.
Кор, как я выяснил позже – не имя, а что-то вроде звания… Проще всего перевести его как «Посвященный», хотя раньше я этого слова по-бешиорски не знал.
Кор коснулся рукой своего лба, потом моего.
– Идем, Гаруни.
Я не понял последнего слова, но пошел вслед за Кором. Мне не связали руки… хм, теоретически можно попробовать сбежать. Глупо. Непродуманный побег практически обречен. Посмотрим, что будет дальше… Похоже, ничего страшного мне не грозит.
Мы вышли на открытую галерею. Я задохнулся от свежего льдистого ветряного порыва. Чуть прикрыл глаза – свет лился потоком, а я уже и отвык от этого в камере. Кор обернулся ко мне.
– Гаруни… я назвал тебя так, ибо надеюсь вскоре подать тебе цимо.
Я хотел спросить, что значит «цимо», но Кор уже двинулся дальше. Там, на балконе стояли какие-то люди… одетые однотипно, но формой это вряд ли назовешь. Похоже на Кора – только разное количество золотых и серебряных полос на балахонах. Странно… вроде бы я совершенно свободен. Никто не оборачивался на нас. Мы подошли к самому бортику балкона. Я глянул вниз.
Небольшой квадратный двор-колодец. В центре выстроен эшафот, и на нем какое-то странное, незнакомое приспособление, при виде которого мурашки побежали у меня по спине. Еще минута… еще немного – и я вспомнил, для чего это нужно. Я не знаю, как это у них называется. Слышал только, как в Бешиоре убивают пленных… и своих преступников тоже.
Их разрывают пополам.
Для этого и нужны две гибкие стальные мачты по углам эшафота… Меня затрясло. И тут во двор вывели преступников.
Их было трое, и двоих – в изорванной лервенской форме – я узнал сразу. Судя по виду, им хорошо досталось, они были окровавлены и пошатывались. Третий выглядел лучше и был явно коренным бешиорцем, с характерным разрезом глаз и крючковатым носом. Руки у всех троих были связаны.
На эшафот поднялся бешиорец в золотополосом балахоне. Третьего, местного преступника подвели к нему. Он поднял свой большой крест перед носом пленного и что-то забормотал.
– Цимо, – тихо сказал Кор, склонившись ко мне. – Перед смертью, если смерть не вызвана преступлением духовным, каждый тани имеет право получить цимо. Но зури, ваши нечестивые сородичи, разумеется, цимо не получают.
Между тем первого из моих несчастных охранников потащили к мачтам. Заработал мотор, и приспособление, установленное в центре площадки, стало сгибать мачты, натягивая тросы, привязанные к их верхушкам. Лервенец закричал… Он упирался в эшафот ногами, но его волокли к мачтам неумолимо. Я вцепился ладонями в бортик и закрыл глаза. Меня тошнило. Можно не смотреть на это, но крик… я всякое в жизни слышал, слышал, как кричат на качалке, но такого безумного нечеловеческого вопля я не слышал никогда.
– Зури обречены, – спокойно сказал кор над моим ухом, – их души черны, они дети Неизреченной Грязи, и погибнут безвозвратно. Поэтому мы не посвящаем их перед смертью.
Я вдруг заметил, что одной рукой вцепился не в бортик, а в запястье кора. Тот осторожно потряс свою руку, высвобождая ее.
– Пожалуйста, – меня трясло, и слова вылетали с паузами, – не надо… не надо… так… пощадите… расстреляйте его… но не так… не надо… пожалуйста.
– Истерик, – сурово сказал кор, – стой спокойно.
Я замолчал – мысль о «цимо» вдруг поразила меня. Если это посвящение дают перед смертью, и мне оно обещано… все-таки меня собираются казнить? Вопль внизу достиг нечеловеческого предела и вдруг прервался, одновременно с невыразимым, непередаваемым хрустом. Комок подкатил к моему горлу, и я едва сдержал тошноту.
К эшафоту тащили уже второго пленного…
В отличие от лервенцев, бешиорский преступник не кричал и вообще умер довольно спокойно. Я еще подумал, что вероятно, вместе с цимо ему дали и наркотик. После казни все «коры», стоящие на балконе, стали расходиться, негромко переговариваясь. Двинулись и мы с сопровождающим. Меня все еще подташнивало от страшного зрелища, и ноги подкашивались. Впрочем… в Лервене часто казнят преступников повешением на леске. Не знаю, что бы я предпочел… И какой, кто мне объяснит, какой во всем этом ужасе смысл?!
Кор вел меня не обратно в тюрьму. Здание было огромным – собственно, целая система зданий с переходами. Мы долго шли по какому-то коридору, потом пересекли двор, куда-то поднялись, миновали стеклянный переход… это уже совсем было не похоже на тюрьму.
Кор вел меня не обратно в тюрьму. Здание было огромным – собственно, целая система зданий с переходами. Мы долго шли по какому-то коридору, потом пересекли двор, куда-то поднялись, миновали стеклянный переход… это уже совсем было не похоже на тюрьму.
Кабинет, куда мы вошли, был куда роскошнее того, первого. Собственно, не кабинет, а целая квартира, по бешиорскому обычаю, комнаты переходили одна в другую галереей. И какие комнаты! Розовый мрамор, светильники из хрусталя, роскошные бешиорские ковры, статуэтки из фриза. Мы остановились в длинном помещении, почти пустом, с небольшой ступенькой-подиумом у стены, полностью – и стены, и пол – устланном узорчатыми пушистыми коврами в южном легойском стиле. Торшер на золотой ноге, высотой под потолок, диван и кресла, телеэкран в стене и черная невысокая конторка. На конторке лежала раскрытая толстая книга с золоченым тиснением. Широкое окно не было забрано решеткой – но я лишь глянул вниз, и понял, что сюда лезть не стоит – мы находились примерно на двенадцатом этаже. Кор опустился на подиум. Я сел рядом с ним.
– Предсмертное цимо, – заговорил Кор, глядя куда-то в пространство, – великое утешение для каждого тани… так мы называем всех урожденных беши. И однако предсмертное цимо неполно. Великого счастья удостаиваются лишь немногие – получить цимо в расцвете сил. Ибо есть Неизреченная Грязь, и есть Чистый Дух. И лишь очень немногие души рождены Духом. Все другие – детища Грязи, и они обречены на погибель вечную. Ты чужеземец, Ландзо. И однако – ты рожден Духом. Так признал трогг, и так признала Конфессия. Потому мы удостоены подать тебе цимо. Ты станешь одним из нас, гаруни.
