Запад-81 (СИ) - Лозицкий Николай Алексеевич (библиотека электронных книг txt) 📗
- Все во власти Всевышнего.
- Ты что парень, в Бога веришь?
- Товарищ лейтенант, Вы не подумайте ничего такого! Меня бабушка в деревне воспитывала, и часто с собой брала на службу.
После этого объяснения, многие непонятные моменты в поведении этого солдата стали мне понятны. Среди солдат своего взвода этот парень отличался какой то повышенной скромностью. От него никто не слышал матерных слов, был аккуратен, исполнителен и никогда не жаловался. Он как ослик спокойно и ровно тянул службу, за что получал насмешки от остальных. Отношение к нему изменилось ранней весной, когда в городском саду ребенок побежал за мячом и провалился под лед пруда. Сначала никто ничего не понял, пришли в себя когда он, держа ребенка на руках, по грудь в воде выходил на берег. Девочку и его сразу закутали в шинели, мать ребенка была в тихой истерике, а он улыбался тихой такой улыбкой.
Под эти воспоминания я начал клевать носом. Через некоторое время меня разбудил этот солдат:
- Товарищ лейтенант, товарищ лейтенант!
- А, шо?
- Операция закончилась, идемте у врачей спросим?
- Как закончилась, только же началась!
- Почти три часа шла, а Вы все это время спали.
Взглянув на часы, понял что парень прав - было почти пять часов, вон уже ощутимо рассвело. Подойдя к машине мы увидели, что врачи и фельдшер уселись у головы раненого, и наблюдали за капельницей. Наш док скомандовал фельдшеру:
- Кислород пока прекратили подавать - много тоже вредно.
Казалось, так по каплям в него и возвращается жизнь. Прооперированный солдат вдруг попытался подняться на локти и судорожно сделал глубокий вздох. Фельдшер почти закричал:
- Он глаза открыл!
Врачи вскочили на ноги и бросились к нему.
- Взгляд расфокусированный!
Вот он перевел глаза на людей в белых халатах и видно что-то прошептал. Очень тихо, не разобрать. Фельдшер поднес ухо прямо к его губам.
- Пить, пить просит!
И сам тут же стал наливать воду в поильник с длинным носиком. Поднес ко рту. Раненый долго и с явным удовольствием пил. Напившись, он лег, и немного передохнув заговорил. Теперь уже можно было ясно разобрать слова. То что от него услышал, меня повергло в шок:
- Если бы Вы знали доктор, как я боялся, что вы не догадаетесь, что сердце у меня с другой стороны.
Все мы замерли от этих слов.
- Я ведь все видел. Смотрел на вас прямо сверху. Видел тело свое скрюченное, видел, как вы раненных на носилках укладывали. Думаю, сейчас меня "упакуют", кричу, кричу вам, а вы не слышите. Уж, не знаю, как там пальцами смог пошевелить, заметил это, Славка, молодец.
Последние слова он говорил тихо, тихо. Он опять глубоко вздохнул. Ненадолго замолчал. Мы по-прежнему не могли произнести ни слова.
- Уже потом, когда меня сюда перенесли, я смотрел на всех вот с этой лампы, - он показал взглядом на светильник прикрепленный к потолку.
Соболевский внимательно следящий за бойцом сказал:
- Ты сильно сейчас не разоряйся, побереги силы! Потом свою историю расскажешь, а сейчас помолчи.
- А я совсем не устал, тело легкое, легкое...Дайте еще пить!
- Слава, дай ему нашей микстурки!
- Да, той самой, что полковник из командировки привез!
Фельдшер аккуратно развернулся и полез в шкафчик, у себя за спиной, достал оттуда небольшую бутылочку, свернув крышку взял со стола мерную ложечку, налил ее до краев.
- Позвольте, - Феофанов наклонился и понюхал жидкость. - Стрихнином пахнет!
- Все будет хорошо коллега!
Боец сделал пару глотков, и поморщился:
- Горько!
Прошло буквально пару минут и раненый явно приободрился:
- Про сердце я узнал, когда в армию призывали, в военкомате.
- Ты к врачу не обращался? - задал вопрос Соболевский.
- Нет, я ведь не болел никогда. - С удивлением ответил парень. - В нашей глухой деревне, на пятьдесят верст окрест врачей нет.
Сказав это он опять замолчал и закрыл глаза. Прошло несколько минут, и я подумал что парень спит, но он снова открыв глаза заговорил:
- А ведь я был на том свете... В меня как пуля попала, стал куда-то улетать, да, быстро так! Несусь я к яркому свету, боли не чувствую, легко так и радостно мне. Это быстрее, чем на паровозе, которым нас в армию везли и вдруг увидел лицо мамани, во все небо и просит она меня, чтобы возвращался домой. Батя у нас погиб, один я у неё остался.
Тут и стал я обратно возвращаться, как в свое тулово обратно влез, не знаю. Раз, и уже не сверху смотрю. Доктор, я теперь буду жить?
- Конечно будешь! - Соболевский ответил севшим голосом.
- Мне помирать никак нельзя! - Уверенно произнес раненый. - У меня двадцать третьего день рождения, от мамани письмо должно прийти.
- Да ты что парень?! - удивленно воскликнул Славик. - Вот, теперь в этот день будешь праздновать два рождения! Тут как ни крути, считай, что заново родился!
-Спасибо вам! Теперь век вас со Славкой буду вспоминать. Выходит, повезло мне, что сердце мое с другого бока. А я все переживал. Мол, урод, какой.
- Теперь тебе надо поспать. Да! Тебя звать-то как?
- Данила.
Сказав это, он кивнул удовлетворенно головой и закрыл глаза. Дыхание его было слабым.
Док повернулся к Славику и приказал:
- Дай подышать ему кислородом.
Фельдшер закрепил у носа трубочку и открыл баллон. Раненый и, правда, вскоре уснул.
Оставив Славика присматривать за Данилой, врачи пошли осматривать после ночи остальных раненых, сделали несколько уколов, перевязок и подготовились к возвращению в дивизион. До расположения добрались нормально. За прошедшие сутки ситуация вокруг нас очень сильно изменилась. Все командование дивизиона, практически со всей техникой куда-то ушло. На поляне остались только кухни, медики и БТР который посылали с Ручьевым к вертолету. Пока завтракали, обменялись последними новостями. Я рассказал о необычном раненом, а Ручьев о том как вертолетчики смогли взлететь с опоры и уйти на наш 'Аэрофлотовский' аэродром.
Часть 23
Лейтенант Денисенко
- Товарищ лейтенант! Слазьте скорей, "Гвоздика" вызывает! Спустившись вниз, и взяв у радиста шлемофон, сказал ему: - Запомни боец! Слазят с ..., а со столба всегда либо спускаются, либо падают! После вставленного пистона, я связался с Амбросимовым и доложил полученную информацию. Поблагодарив, он приказал следовать дальше на север и выяснять обстановку.
Получив приказ, я на несколько мгновений задумался. Зачарованно смотря на солнечный диск, который уже перевалил за полдень, на какой-то миг позабылись тревоги и заботы, одолевавшие все последние часы.
Вдруг в голову пришла такая простая мысль: мы ведь еще не все представляем себе, чего мы лишились. Все мы оказались оторваны от своих родных и близких, неизвестно сможем ли мы вернуться в свое время, будем ли мы вообще жить в нормальных условиях, какие у всех нас будут планы и надежды...
Опустив взгляд на землю, задумался о том, что вот, передо мной березовая роща, окаймленная проселком. Как
прекрасно, она выглядит. Но можно ли сейчас радоваться этому?
Нет, война, не дает мне радоваться солнцу, ясным зорям и закатам, наслаждаться красотой природы.
Но вот тут, здесь, сейчас, эта же рощица должна стать для меня прежде всего участком местности, требующим тщательной разведки. А вдруг там враг устроил засаду?
Закончив философствовать, негромко, но с очень большим убеждением, почти прорычал:
- Внимание, по машинам!
Мы ехали уже около двух часов, разрезая тушей БТРа этот жаркий июньский день 1941 года. Свесив ноги в свой люк, я пытался как мог не заснуть от непрерывной качки. Укачало всех, даже водителя, машина чвно начала рыскать по дороге. Наклонившись в его люку, увидел как его нога соскользнула с педали газа, и БТР заглох и резко остановился.
