Офелия (СИ) - Семироль Анна (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений txt) 📗
- Питер, видела тебя в журнале. Каково это – танцевать с русалкой? Питер, а кубок чемпиона тяжёлый? А куда вы ещё с ней теперь поедете? Палмер, а у тебя есть подружка? А ты любишь пироги с яблоками и сливой? Питер, у меня тут задачка не получается, ты не поможешь? Ой, Питер, какой у тебя велосипед классный! А прокатишь меня до перекрёстка? Палмер, а расскажи про Бирмингем!
Питер отвечал односложно, злился, когда по десять раз задавались одни и те же вопросы. Девчонки смеялись по-доброму, кокетливо поправляли причёски, то одна, то другая старались чем-нибудь Питера угостить. Мальчишки просили рисовать истории, наперебой сыпали идеями и сюжетами. Питер рисовал только то, что хотел сам. Очень редко теперь он хотел рисовать то, что просили. Он резко охладел к супергероям и сценкам из школьной жизни. Чаще рисовал высокие обрывы над рекой, тёмный сосновый лес и полускрытые деревьями фигуры то животных, то кого-то, отдалённо похожего на человека. Учительница английского увидела один из его рисунков, когда лист бумаги спланировал на пол, и забеспокоилась:
- Питер, что у тебя случилось? Дома все здоровы? Может, тебе захочется поговорить? Ты можешь на меня рассчитывать.
Качал головой. Нет, ничего не случилось. Нет, помощь не нужна. Нет, проблем с уроками тоже никаких. Спасибо, всё хорошо.
«Никаких взрослых» - сказал Йонас, когда они с Питером посвящали Кевина в свои планы. Эта фраза и стала их девизом, их мантрой. Мальчишки искренне считали, что тем, кто считает деньги друзьями, доверять нельзя. Даже когда те говорят, что главное для них – семейное счастье, они лгут. Почему взрослые так много лгут, никто из трёх друзей так и не мог объяснить. Кевин предположил, что с возрастом в мозгу что-то перестраивается, и он начинает неправильно работать.
- Слыхал про тимус? – спросил он Питера как-то на перемене, когда они листали очередной выпуск научного журнала, сидя в школьной библиотеке. – У детей он есть и работает. Вырабатывает этот… чтобы не болеть… А! Иммунитет!
- Нет, не слышал, - разглядывая проект новой солнечной батареи, отозвался Питер. – Но теперь знаю, что эта штука у меня есть.
- Так вот, знаешь, он у взрослых атрофируется. Сам себя переваривает и исчезает. Вообще. Вот я и подумал: если тимус исчезает, может, что-то новое появляется? И это новое не позволяет взрослым правильно оценивать мир, поступки и события. Как будто очки с цветными стёклами. Надел такие – и мир видишь в ином цвете. Как тебе такая версия?
- Похоже на правду. Потому…
- Никаких взрослых! – гордо закончил за него Кевин.
По возвращению домой Питер поделился идеей Кева с Йонасом. Тот внимательно выслушал, вытащил из зарослей розовых и белых гортензий Лу, отобрал у него свой носовой платок и спросил у пикси:
- Ты веришь, что я вырасту и стану тупым, жадным взрослым?
Лу вякнул что-то сердитое, комично развёл лапками в стороны. Йонас отряхнул налипшие на колени комочки земли, вытер предплечьем пот со лба.
- Ах-ха, Пит, Лу со мной согласен. Дело не в каких-то там ваших тимусах или том, что там вместо него отрастает. Дело в памяти и совести. Если у тебя есть и то, и другое – ты не станешь лживой сволочью. А если с чем-то проблемы – всё, ты этот, который без тимуса. Всё предельно просто.
Ветер качал отцветающими головками гортензий, лез под школьную рубаху сентябрьским холодком. Питер слушал Йонаса, но думал о том, что память и совесть – это слишком мало для того, чтобы оставаться честным и порядочным. И что меньше всего на свете он хотел бы, чтобы от Йонаса и Офелии ему осталась память. Сердце эгоистично требовало видеть их каждый день. Иметь возможность поговорить, прикоснуться, ответить на дружеские улыбки.
«Может, ничего не получится? Йон не придумает, где взять машину, и они с Офелией останутся со мной?» - осторожно надеялся Питер, понимая, что так будет лучше только ему.
И словно прочтя его мысли, Йонас внимательно посмотрел на друга и серьёзно произнёс:
- С совестью нельзя договариваться. Когда появляются «если» и «может быть», ты начинаешь терять себя в сомнениях. Если что-то решил – не сомневайся.
- Давай решим пообедать? – предложил Питер. – А то как-то мне грустно. Видимо потому, что я голодный.
Услышав любимые слова «пообедать» и «голодный», Лу оживился, взлетел, сделал в воздухе пируэт, трепеща крыльями, и хищно щёлкнул зубами.
- Ну да, и тебе пожрать добудем, - усмехнулся Йонас. – Забирайся в карман и сиди тихо.
В кухне мама напоила их чаем с бутербродами, поставила перед ними на стол блюдо с крепкими душистыми яблоками и сливами. Мальчишки мигом набили карманы вкусным и разбежались по делам: Питер – переодеваться, Йонас – перекапывать грядку с пожухшими пряными травами. Через два часа договорились встретиться у пруда, а если пойдёт дождь – в нижней гостиной.
Офелия не любила холодные дожди. Старалась спрятаться в гроты, могла не показываться целый день, если небо роняло слёзы и дул холодный ветер. В ясные дни она всплывала к поверхности и грелась, лёжа на воде вверх лицом и раскинув изящные белокожие руки. Питер смотрел на неё, и его мир наполнял покой. А когда русалочки подолгу не было, в душе разрасталась тревога. Питер знал, что волнуется понапрасну, что дождь закончится, и Офелия приплывёт в прогретые солнцем верхний слои воды, но ничего не мог с собой поделать. При встрече они соприкасались ладонями, переплетая пальцы – ещё один ритуал, доказательство самому себе, что русалочка здесь, что всё хорошо.
Миссис Донован больше не появлялась в усадьбе Палмеров, отец забросил занятия с Офелией и приходил лишь покормить её, у Агаты в классе появился симпатичный новенький, и она часами обсуждала его по телефону с подругами. Общаться с Офелией приходил только Питер. Изредка у пруда прогуливалась миссис Палмер с собаками и выходил покурить на скамейке Ларри, но они Офелию вниманием не баловали. От бишонов русалочке и то было больше радости: они обожали притащить мячик, бросить его в воду и лаем требовать кинуть игрушку обратно. Так Офелия и коротала время, пока Питер был в школе: или играла с собаками, или пережидала дождь в гротах, или покачивалась в воде вверх-вниз, глядя вдаль сквозь решётку у ручья. Всё реже русалка расправляла ушки, которые приобрели яркую розовую окантовку, всё грустнее становился её взгляд и спокойнее игры. Иногда, когда Питер приходил к пруду, она просто плавала вблизи мальчишки, не интересуясь ни кубиками с буквами, ни новой книжкой. Лишь по-прежнему с удовольствием возилась с деревянной лошадкой и старенькими куклами Агаты и подставляла ладони и макушку под прикосновения друга. Визиты Йонаса и Лу тоже отвлекали её ненадолго. С пикси они легко находили общий язык, общались о чём-то: пикси – скрытый лопухами у воды, Офелия рядом с ним, в воде.
Питер подолгу смотрел в угольную черноту грустных глаз русалки и спрашивал:
- Ты чувствуешь то же, что и я? Я заставляю тебя грустить и волноваться?
Она прислушивалась к интонациям и знакомым словам, пыталась утешить его, как умела. Но легче Питеру не становилось.
Так прошла первая учебная неделя сентября. А в пятницу Питер впервые подрался в школе. Они с Кевином сидели в столовой, Кев уплетал пончик с какао, Питер спешно доделывал задание по английскому, которое не сделал накануне дома: просто заснул за столом на раскрытой тетради.
- Банда Дюка, - глядя в стол перед собой, прошептал вдруг Кевин. – Сюда идут.
Дюк Уимзи за лето вытянулся, плечи его развернулись, превратив одноклассника Питера в молодого громилу. Девчонки шушукались, что Уимзи тягает штангу и участвует в подростковых подпольных боях, где зарабатывает неплохие деньги. Выдумывали, скорее всего, но выглядел Дюк действительно внушительно. Пересекаться с ним где-то, кроме класса, не хотелось. Но вот пришлось.
- Не, вы поглядите! – Дюк встал напротив Питера с Кевина, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. – Когда ещё так близко увидишь читающую свинью! Ещё и с евреем рядом. Э, Блюм, а оно вообще кошерно? Тебе папа позволяет общаться со свиньями?
