Темный янтарь 2 (СИ) - Валин Юрий Павлович (список книг .TXT, .FB2) 📗
— Лучше три раза пальнуть, чем ни разу. Недооцениваешь ты возможности бронетехники – дай двух человек, не скаредничай. И связь, связь нужна.
Обстрел усиливался, но и связь появилась, Васюка соединили с «Сосной», доложил обстановку.
— Вид как с картины. Левитан пополам с Шишкиным. Полмира на полотне. Но надо усилить раму, а то клопы явно нажимать начнут.
— Да понял я, понял. Скажи, чтоб уперлись. Подбросим, этого, багета для рам, пусть ждут и держатся. Слушай, ты пока там останься. Ты опытный, если что…
— Так точно, понял. Но нужно учесть, что полотно ценное, этакая редкая живопись. Прямо шедевр, хоть сейчас в Третьяковку.
— Говорю же – понял. Поддержим.
Дали отбой, Серега поскреб макушку, надел шапку. В церкви, внутри весьма голой и облезлой, было даже студенее, чем на улице. Телефонист смотрел с уважением:
— Вы-шь, наверно, москвич, а, товарищ старший лейтенант? На музеи часто ходили?
— Практически не вылезал. Люблю искусство. А с Третьяковкой так и жил по соседству. Ничего, после войны приедешь в гости, я тебя лично свожу. Там картина есть: «Комполка, начштаба и политрук уточняют диспозицию у древнего села Клевники». Что характерно, все трое конные, прямо как я. Но бинокль не дорисован, с этим художник промазал. В старину рисовалось, тогда с оптикой было слабо.
Телефонист засмеялся:
— Это вы про «Богатырей», а?
— Да ты художественно образованный, молодец.
Наблюдатели на колокольне потеснились, Серега глянул в бинокль… С оценкой обзора несколько поспешил, доложил с опережением. Но даже снизу было понятно – НП исключительный. Все видно… вон то, видимо, дорога на Борки, а вон то большак Красный Луг – Могилки. То еще у немцев, пусть дивно проименованная деревня им и попомнится[2]. И курад не поймет – да как же немцы эту высоту практически на халяву отдали? Осознают ли в штабе, экая ценность досталась? Понятно, что в целом понимают, но до конца ли?
Донесение Серега писал спешно, но вдумчиво – тут порядок слов важен, чуть не так сформулируешь… Отослал Олаева с запиской и лошадьми, пусть продублируют – момент важный, да и лошадей жалко, тут жарко будет.
Кажется, насчет «жарко» понимали все – спешно углублялась и зарывалась гвардия. Стучали лопаты и ломы. Серега нашел ротного, сообщил, что оставлен на месте.
— Связи опять нет, перебило или хрен его знает, – порадовал ротный. – А ты как… командование на себя берешь?
— Нет, ты людей лучше знаешь, командуй. Я так, для надежности и важности, подстрахую, особо отличившихся отмечу. К танку послал кого?
Ротный замялся.
— Понятно. Эй, боец, – Серега хлопнул по плечу рослого автоматчика. – Со мной идешь. Разомнемся малость.
Откровенно игнорировал товарищ Васюк безмолвное возмущение ротного. Иногда приходится наглеть, поскольку действующая армия к уговорам и объяснениям не очень склонна, грубоватый организм.
Спускались скорым шагом – под горку само несло. Боец обреченно сопел за спиной.
— Не пыхти. Танку поможем и вернемся.
— А, танку… Понял. Товарищ старший лейтенант, а по танку-то наверняка стрелять будут. Он же того… первая мишень.
— Не, первая цель – это ты. Поскольку сильно умный, прямо как штаб дивизии. Немцы такие вещи сразу чуют, уже наверняка корпусную артиллерию спешно перенацеливают. Тебя как звать?
Красноармейца звали подходяще – Петров. Был он, конечно, неглупый, поскольку осознавал, что торчать у речушки рядом с танком – не самая хорошая позиция.
Впрочем, издали танк – грязновато-темный, неопределенный, с торчащим шилом 45-миллиметровой пушечки – особо важной целью не казался. Может и обойдется.
— Эй, бронетанковые силы, не замерз?
— Пришли все же…
Поднавалились. Мерзнуть не хотелось, да и обстрел вроде нарастал. Снаряды ложились ближе к высоте, но все равно на голом месте было неуютно. Танкист командовал, тянули-наволакивали тяжелую гусеницу на катки-колеса. Петров отвлекся от неприятных мыслей об обстреле, наваливался – действительно крепкий мужик. Рукавицы имелись и у старшего лейтенанта – с резинкой, выпрошенной в санбате, протянутой через рукава во избежание утери важного предмета обмундирования. Некоторые в штабе считали, что выглядят смешно, перчатки-то куда приличнее, но Серега насмешки игнорировал. В Москву поедем, или на награждение построимся, там и шинель будет, и перчатки найдутся, а здесь теплые и целые руки важнее щеголеватости.
Порядком измазались в холодной грязюке, но уже звенела кувалда, заклепывала сращенную гусеницу. Танкист швырнул инструмент в люк, полез сам:
— Сейчас, разом…
Петров с сомнением смотрел на танк:
— Не, смерз он. Там же горючее, его прогревать нужно. Не заведется.
— Не каркай! – Серега сунул красноармейцу обломок ветки, которым соскребал грязь с галифе и сапог.
Танк рявкнул двигателем, выбросил клуб дыма – едкого и густого, что та химзавеса. В глубинах машины застучало ровно и мощно, высунулся механик, умоляюще закричал:
— Товарстаршийлейтенант, а вот…
Серега махнул на него рукавицей:
— Возьмем, чего уж… Давай, Петров…
Взялись за окоченевшее тело, с некоторым трудом подняли на броню.
— Командир, значит, – вздыхал Петров, пытаясь поудобнее пристроить мертвого на не очень-то просторной броне, ворочая за ворот заскорузлого от крови бушлата. – Старший лейтенант, прямо как вы.
— Типун тебе на язык! – возмутился Серега. – Вот ты, Петров, и умный, и силой не обижен. Так держи язык на привязи, не всякое ляпать в голос надо.
Застучал прикладом о броню:
— Давай! Полный ход, курс на культовое сооружение!
Дернуло так, что чуть не свалились все втроем. Серега невольно оперся о мертвого, разглядел под бушлатом на шее в черной крови петлицы с танчиками – не полевыми, красивыми, довоенными. Наверное, еще в училище получал знаки танкист.
Катил на подъем Т-70, швырялся грязью из под гусениц, неловко торчало в полу-бок дуло пушки. М-да, никакого боевого вида. Интересно, стрелять-то механик из орудия умеет?
Петров показывал вперед, щетинисто усмехался:
— Да, обстрел как раз кончился, – согласился Серега, размышляя над предполагаемой позицией танка.
Танк поставили за развалинами непонятного строения – наверное, поповский дом когда-то имелся, но частично разобрали. Пехота протестовала – грозила кулаками из хода сообщения.
— Ты что ли рыл?! Сапер-бобер какой он тут, – заорал в ответ Серега. – Немцы копали, вот пусть и возмущаются. Танк укрыть положено. Вот же тоже, курад вас… никакой сознательности!
Подошел ротный:
— Завелся, значит?
— Ну, теперь есть бронированный резерв. Связь-то что?
— Нет связи. Из полка сообщили, что поддержат, и опять обрыв. А немцы для атаки скапливаются.
— Чего им не кучковаться, вечер зябкий. Накрыть бы их сейчас артиллерией…
Немцы атаковали, но как-то вяло, видимо, не успели сил скопить. Трофейный миномет живо выплюнул дюжину мин в сторону смутной цепи, наступающей к высоте, вступили пулеметы. Немцы струхнули и отошли…
Серега сидел в тесноте танка, грыз с танкистом сухари, запивал чуть теплым, добытым у пехоты чаем. Обсуждали премудрости стрельбы из танковых орудий. Как стрелять механик знал, ничего особо хитрого: «сорокапятка» – оружие проверенное и доступное, из него каждый пальнуть может. Вот попасть во что-то дельное – это иное дело, тут да, сложнее.
Механик ненадолго включал лампочку освещения, примерились к боеукладке, к остроголовым патронам-снарядам.
…— Настоящего бы наводчика… – вздыхал танкист. – И окопать бы машину. Может, из батальона кого пришлют.
Серега понимал – стоящая в траншее на другом скате высоты сгоревшая машина, лежащий рядом с танком убитый командир уверенности танкисту не прибавляют. Да и у кого она есть, та особая уверенность? Подкрепление не идет, со связью паршиво…
