Монополия на чудеса - Силин Владислав Анатольевич (читать книги полностью без сокращений .txt) 📗
– Что-то не в порядке?
Я помотал головой. Огненный силуэт загустел, не давая двигаться. Стук крови в висках оглушал. Охранник, уже не стесняясь, пялился на меня во все глаза. Ну не могу я так уйти! Не могу!
Так что же? Я, получается, не вор?!
Достав из кармана галстук, я двинулся к кассе.
– Сколько с меня? – Губы онемели и почти не двигались.
Кассирша бойко отстучала чек. Глядя на рубиновую полоску, перечеркивающую штрих-код, я сообразил, какого дурака чуть не свалял. Тут же защита! Попытайся я выйти из салона, меня повязали бы моментом!
– Сто двадцать, пожалуйста.
Чувствуя себя полным идиотом, я раскрыл бумажник. Последние деньги, ну елки-палки! Упаковать галстук я отказался. Выбежав на улицу, швырнул его в урну – с глаз долой, только бы не видеть. Чужой взгляд жег спину. Пройдя несколько шагов, я обернулся: охранник смотрел мне вслед сквозь витринное стекло.
Ну и пусть!
Пусть смотрит, козел! Главное, что я не друджвант! И это почти доказано!
Галстук я все-таки подобрал. Мой взгляд метался, выхватывая дома и машины, ощупывая лица прохожих. Мне хотелось вновь и вновь убеждаться в своей чистоте.
Нет, грабить неинтересно. Тянуть слова по-гопничьи, рожу наглить – этого у меня не выйдет. Да и вдруг драка случится? Амулет меня защитит, но все равно неприятно.
Тогда что же?
Студенты на остановке. Полный мужчина с пуделем на поводке. Машина без присмотра – хозяин отошел за сигаретами… Машина! А, нет, уже не угнать – вернулся.
Ничего. Что-нибудь я отыщу. Мне сам хаванан велел не стесняться!
Мир вывернулся передо мной наизнанку. Дома, люди, машины – ко всему я примерял силу амулета, прикидывая: проверить, не проверить?
Промелькнуло некрасивое девичье лицо в серой шапочке-буденовке. Амулет дернулся, и меня обдало жаром.
А что, если?!
Я проводил «буденовку» оценивающим взглядом. Нет, не эта… А вот другая – в беличьей шубке, смугленькая, с ямочками на щеках. Не пойдет? Рыжий лупоглазый подросток с косичками? Тоже?.. Может, эта? Белокурая, хрупкая, рот приоткрыт, грязная болоньевая куртка крепко запахнута. Тонкие руки обнимают плечи, а ноги голые – нет даже колготок. И лицо дергается, ловя выражения одно за другим, пытаясь понять, что же хочет выразить хозяйка.
Живая кукла.
Вот только у кукол не бывает таких лиц. Подвижных настолько, что мимика теряет всякий смысл.
Сам не зная зачем, я двинулся за ней следом. Мы пересекли Тербат, вышли к полупустынным закоулкам у Церковной. Девушка подпрыгивала при ходьбе – почти как Светка, когда волнуется.
Вокруг почти никого. Да и неважно это… Я вдруг понял, насколько просто задуманное: схватить, утянуть в подворотню, отыскать подвал или подсобку… только ничего не спрашивать! и чтоб не оглядывалась – тогда проще, тогда не надо будет…
Во рту пересохло. Я пошел быстрее, ловя шагами ритм сердца:
– Девушка!
Только бы не остановилась! Иди, милая, иди!
– Эй, девушка!
Голоногая замерла. Сгорбилась неуклюже, пытаясь понять: ее ли зовут, нет? Я схватил ее за рукав:
– Девушка, стойте! Погодите!
Амулет дернулся. Дома потекли, превращаясь в своих теневых двойников. Люди исчезали, выпадая хлопьями блесток, лишь голоногая оставалась со мной: я держал крепко.
Значит что, можно?!
Стук сердца сводил меня с ума.
– Пойдем, – бормотал я. – Пойдем, пойдем…
Дурочка не сопротивлялась, лишь крепче запахивала куртку. От нее несло потом и крепкими дешевыми духами. Глаза смотрели радостно и чуть испуганно:
– Я на троллейбус! Инга, чтобы я на двадцать второй, ага?.. И потом на пятой. Пятую то есть.
Как просто. Увести ее к старым домам, подняться на чердак… Чердаки обычно запирают, но для меня сейчас замков нет. Помочь снять куртку, раздеть. Дурочка даже не поймет, что с ней происходит. Вряд ли она будет кричать – ведь в мире, где болтаются ее куцые мысли, нет места небритому насильнику с грязными патлами, перетянутыми черной мохнатой резинкой. Там светло и уютно, там бродят оленята, и пчелы кружатся над ульями.
– Только Инге не. Она чтобы я сразу домой. Да?.. Да?.. Вы хороший!
Сердце выбивало фламенковые ритмы. Дурочка сдула со щеки прилипшую прядь и доверчиво захлопала ресницами. Я разозлился. Ну чего я жду?!
– Пойдем. Я тебя провожу. Двадцать второй совсем в другой стороне.
– Правда?!
Дурочка действительно не сопротивлялась. Стояла, покорно глядя перед собой, а в кульминационный момент охнула и переступила с ноги на ногу.
Отчего-то эта покорность разозлила меня больше всего.
Одеть я ее толком не смог. Бился, бился, потом сунул в руки ее тряпье, накинул на плечи куртку и застегнул «молнию». Со стороны ничего и не видно.
Пока мы шли, в воздухе сгустилась тьма. Из созданного глазом Вайю недолгого лета мы возвращались в осень. Голоногая топнула туфелькой, словно норовистая лошадка.
– Я сейчас! Я пи-пи хочу!
Да как ее вообще отпустили одну?! И эта неведомая Инга… Я смотрел, как девчонка идет к покосившемуся забору между киоском и офисом мебельщиков. Застенчиво оглянувшись, она нырнула в пожухлый бурьян. Повозилась, присела там, словно наседка.
На меня напало отвращение. Я повернулся и побрел прочь – сперва тихо, чтобы не услышала голоногая, а потом совершенно не скрываясь. О том, как она будет путаться в лабиринте переулков, я старался не думать.
Неужели амулет меня обманул? Или это тоже было добро?
Мне отчего-то вспомнилась Светка. В сиянии фонаря мелькнули золотистые волосы и рыжий воротник. Сердце разменяло удар на три, а я понял, что это не она.
И нисколечко не похожа.
Но в эту девушку я тоже мог бы влюбиться.
Если бы все сложилось иначе.
Дома я некоторое время сидел на подоконнике, укрывшись пледом и умиротворенно разглядывая соломенно-желтые блики на стене напротив. Иногда их пересекала тень – клен за окном качал ветвью. Повезло нам с погодой… Осень без дождя и солнце круглыми днями.
Охапки листьев – цветное лото. Синь неба меж крыш.
Бабье лето.
При слове «бабье» золотые прямоугольники потухли. Солнце уткнулось носом в шаль облаков, забыв светить. Я поежился, кутаясь в плед. Словно та дурочка в свою куртку…
