Князь Холод - Евдокимов Дмитрий Викторович (читаем бесплатно книги полностью txt) 📗
Узнав о том, что в полках царевича Федора держат помимо двух уставных пушек еще две-три дополнительные, я тоже решил проявить инициативу, справедливо рассудив, что многочисленная артиллерия лишней никак не будет. С этой целью я за свои кровные деньги приобрел еще две пушки и две гаубицы, позволявшие вести стрельбу по навесной траектории. Ну и на боеприпас пришлось потратиться – должна же быть практика у пушкарей.
Не знаю, как у кого, но у меня на основе исторических книг и фильмов сложилось впечатление, что в семнадцатом-восемнадцатом веках пушки стреляли исключительно ядрами, взрывавшимися в гуще врагов и поражавшими живую силу противника взрывной волной и массой осколков. Всё было совсем не так! Такие снаряды были, но назывались они бомбами, взрывались не когда ударялись о землю, а когда догорал фитиль, и считались весьма дорогим и ненадежным боеприпасом. Поэтому в основном во вражеские ряды швырялись цельные чугунные ядра, тупо сносившие на своем пути любые препятствия, будь то люди, кони или легкие защитные заграждения. Стрелять полагалось по пологой траектории, чтобы ядро могло сбить как можно большее количество врагов, а потом, срикошетив от земли, продолжить свое черное дело. Впору было вспомнить старый анекдот о каучуковой бомбе, которая «продолжает прыгать». Кроме бомб и ядер были еще зажигательные снаряды – брандскугели – и картечь – для близко подошедшей пехоты или конницы.
Настильная стрельба весьма ограничивала дальность полета снаряда. Чтобы стрелять дальше, нужно было задирать ствол пушки, но посланное навесиком ядро не рикошетило, зарываясь при падении в землю и теряя свою поражающую способность. Я рассудил, что положение смогут исправить гаубицы, имеющие возможность стрелять как по пологой, так и по навесной траектории, но из-за низкого качества бомб желаемого прогресса пока добиться не удавалось. Ничего, поэкспериментируем с фитилями и количеством пороха – авось найдется оптимальное решение.
Ну и еще я взял на себя смелость докупить в полк фургонов и лошадей к ним, ведь чем больше в моем подразделении будет колес, тем мобильнее оно будет.
Наказуема ли в этом мире и в этой стране инициатива, я должен был узнать в скором будущем, по приезде в Ивангород. До отъезда в столицу оставалось всего два дня.
5
Столица произвела на меня крайне неприятное впечатление. Глядя на кривые и грязные улочки Белогорска, я всегда помнил, что это небольшой провинциальный городок, и с готовностью прощал ему и непродуманную застройку, и неухоженность. От Ивангорода ожидал гораздо большего. Не сплошных дворцов с фонтанами и аккуратными лужайками, но хотя бы широких и чистых улиц. Нет, все оказалось не так. Город мало чем отличался от центра северной провинции страны, разве что был раз в десять больше.
За разросшимися во все стороны посадами уже с трудом угадывались обветшалые городские стены. Улицы были замысловато кривыми и узкими. Та, по которой мы въехали в город, являлась продолжением северного тракта и только поэтому была замощена потемневшей от осадков и времени доской. Боковые улочки подобной чести не удостаивались.
Заборы и стены убогих, крытых соломой домов сжимали жалкую «транспортную артерию» с боков, а балконы редко встречающихся двухэтажек нависали в опасной близости над головами хаотично двигающихся с черепашьей скоростью всадников и пешеходов. По крайней мере, в этой части Ивангорода с движением творилось полное безобразие, благодаря которому моей карете пришлось тащиться почти час только до ворот во внутренний город. За стеной ситуация немного изменилась – дома стали-таки побогаче и поопрятнее, но узость улиц, а также грязь и мусор на мостовой никуда не делись. Только на подступах к внутренней крепости, так и называвшейся «Крепость», улицы чуть раздались вширь, а мостовая укрылась камнем.
Охранявшие въезд в Крепость часовые пропустили карету внутрь, довольствуясь всего лишь голословным утверждением кучера о том, что, мол, прибыл князь Бодров собственной персоной. Проходной двор, да и только!
Карета «подрулила» к парадному входу, где мы с Сушковым вышли. Игнат с кучером и лакеем покатили к черному входу разгружать сундуки с вещами. Я с опаской бросил взгляд на широкую лестницу, обрамленную мраморными перилами с точеными балясинами.
По лестнице вверх и вниз фланировали разряженные в пух и прах дамы и кавалеры, и взгляды большинства из них уже были прикованы к моей скромной персоне. Интересно: это именно Бодров так популярен у подножия местного Олимпа или просто в отсутствие Интернета и телевидения любое событие является развлечением? Как-то не учел я этого, хотелось бы появиться в царском дворце более скромно. Внезапно меня охватило жгучее желание осмотреть двор Крепости, я повернулся к парадной лестнице спиной и буквально нос к носу столкнулся с молодой темноволосой дамой.
Она куда-то спешила, полностью поглощенная своими мыслями, и, скорее всего, рассчитывала обойти меня стороной, да я так не вовремя развернулся. Застигнутый врасплох, я так и не нашел, что сказать, девушка тоже не произнесла ни слова, только вздрогнула от неожиданности, а потом выражение ее лица из сосредоточенного резко перетекло в опасливо-брезгливое. Ни приветствия, ни извинений – дамочка так и помчалась вверх по лестнице, аккуратно подхватив подол красного платья, а я удивленно смотрел ей вслед, озадаченный неприятной метаморфозой, приключившейся с ее хорошеньким личиком при виде меня. Не вызывал сомнений тот факт, что она была знакома с Бодровым и, определенно, он ей не нравился.
Мои размышления по данному поводу оказались прерваны самым беззастенчивым образом. От появившейся откуда-то сбоку группы блестящих придворных отделился молодой офицер и громко, так, чтобы услышали не только сопровождающие, но и все находящиеся во дворе, воскликнул:
– А-а! Наш князенька прибыл! Жив и здоров! А что паразиту сделается? – повернувшись к друзьям за поддержкой, он дождался одобрительного взрыва хохота от компании и продолжил: – Как самочувствие? Не растрясло ли в дороге?
– Игнат! – сдавленно прошипел у меня за спиной Сушков, но моего денщика-телохранителя с нами не было, решать проблему придется самим. То есть мне самому.
– С кем имею честь говорить? – сухо осведомился я.
– Ах, да, – офицер глумливо усмехнулся, – князенька же у нас тронулся умом и потерял память! Очень удобно, не правда ли, совершить гнусную мерзость и тут же забыть о ней!
На этот раз никто не засмеялся, а «добрые» лица людей, сбившихся в уже довольно порядочных размеров толпу, недвусмысленно указывали на распределение симпатий между князем Бодровым и оппонентом. Стоп. Не так. Между мною и оппонентом. Хватит уже этого раздвоения личности, пора свыкнуться с мыслью, что теперь я и есть Михаил Бодров. Теперь и навсегда.
– Это разные вещи, – как можно более спокойно сказал я, краем глаза подмечая, как Кузьмич дает какое-то поручение пробегавшему мимо слуге.
– Разные вещи – это что? – офицер брезгливо усмехнулся, словно счел мои слова жалкой попыткой оправдаться. – Мерзость и гнусность?
– Тронуться умом и потерять память, – со вздохом уточнил я, уже понимая, что неприятностей не избежать, – поэтому еще раз повторяю: с кем имею честь разговаривать?
– А что, Бодров, в Холодном Уделе серебро так и не нашли? Приличную одежду купить не на что? – в разговор вмешался разряженный в шелка и бархат франт и, белозубо улыбаясь, повернулся к дамам, уверенный в том, что произнес удачную шутку. К моему удивлению, вокруг действительно радостно засмеялись. Ах, вот как? Я почувствовал, что буквально закипаю от злости, и попытался взять эмоции под контроль, чтобы не выставить себя полным дураком. Кидаться на насмешника с кулаками не стоит, но осадить просто необходимо.
– А кто это у нас такой дерзкий? – грозно сверля шутника взглядом, я демонстративно взялся за рукоять шпаги.
Франт испуганно попятился, его лицо вытянулось и побледнело. Ну, а как он думал? Травить толпой одного легко и весело, а ответить за свои слова один на один – это уже совсем другое дело. Понятно, что изначально не предполагалось решительного отпора от жертвы, но тут уж ему не повезло.
