Жесткий контакт - Зайцев Михаил Георгиевич (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
Автомобиль вместе с бесчувственным владельцем мы с Фенечкой покинули возле станции метро «Теплый стан». Мне повезло – хреново ориентируясь в Москве, я выскочил к метро гораздо быстрее, чем рассчитывал. В награду за хорошую музыку сунул парню в карман полтинник «гринов». Вышел... то есть вышли вместе с Фенечкой, моей маленькой. Хромать, опираясь на палку, поглаживая котенка и помахивая «дипломатом», удобно и, можно сказать, вольготно, когда есть с чем сравнивать. Вечереет, но солнце жарит вовсю, и времени до встречи с объектом полно, и в карманах еще до фига долларов, а также изрядное количество «деревянных» – успею и покушать, и кошачью проблему решить.
Ребенок кошачий хотел молочка, терся о мою щеку и мяукал, я же сидел на жестком диванчике под схемой метрополитена и удивлялся редкому везению – судьба привела в тот же вагон метро, к той же схеме разноцветных линий нужных мне людей, папу с сыном. Папа – вылитый Лев Евгенич из теле-ретро-мегахита «Покровские ворота», его отпрыску лет восемь. Толстый мальчик в очках с выпуклыми линзами смотрел на Фенечку с умилением, как девчонка. Мальчику с таким взглядом будет трудно жить в этом мире, зато Фенечке под его опекой будет гораздо лучше, чем у меня за пазухой.
Я достал кошачьи документы, вложил в них всю долларовую наличность, что оставалась, и молча сунул паспорт животного в руки «Льву Евгеничу». Крайне шокированный папа машинально цапнул вложенный в его пухлую руку зоодокумент с купюрами, открыл было рот, но хромой летчик его опередил, заговорил первым. «Берегите ее, ладно?» – произнес я, вручая котенка мальчишке, поднимаясь с места, отворачиваясь и шагая навстречу открывающимся дверям. Предпоследний эпизод позади – пристроить котенка помогла Судьба.
Когда я отрывал от себя Фенечку, кошечка умудрилась заглянуть в мои глаза. Вы не поверите, но мне показалось, что это вовсе не котенок, а Света глядит с мольбой, укором и страхом...
На Лобном месте я материализовался за пять минут до назначенного срока. Не спеша прохаживаясь вокруг «могилы Адама», изредка поглядывая на главные часы этой страны, я не заметил, как подошел объект. Осталось с ним «поздороваться», и можно расслабиться.
«Привет, – объект оглядел меня с ног до головы. – Импозантно выглядишь в военной форме, ваше благородие».
«Всю жизнь с кем-то воюю, поэтому и форма мне идет, – я протянул ему руку с открытой ладонью. – Давай поручкаемся, бродяга. Не бойся, пальцы тебе ломать не стану, хотя и хочется, если честно».
«Хочется – перехочется», – с некоторой опаской он все же схватил пятерней мою лодошку.
Рукопожатие состоялось – программа-минимум выполнена, уф-ф... как гора с плеч...
Поручкались, и я, в свою очередь, сделал ему комплимент:
«Ты, вижу, не страдал в бегах от отсутствия средств. Костюмчик у тебя – позавидуешь. И рожа гладкая. Ограбил банк? Или подружился с бандитами, а?»
«Не бедствую», – ответил он уклончиво.
«А чего мы здесь потеряли на Голгофе, не знаешь? Пошли-ка лучше прогуляемся до Александровского садика. Сядем на скамеечку, рядышком, как шерочка с машерочкой, и поворкуем, ага?»
«Пойдем, но скажи сначала – ты заметил, что я держу правую руку в кармане?»
«Да, сразу заметил. Я даже догадываюсь, что ты там держишь. Там у тебя граната со снятой чекой, я прав?»
«Прав, пойдем».
Мы двинулись к садику под Кремлевской стеной. Шли, как говорится, нога за ногу, не спеша, беседовали на ходу.
«Талантливо имитируешь легкую хромоту, ваше благородие. И не подозревал, что ты такой хороший актер», – ухмыльнулся объект Ткачев, Рекрут с особым статусом.
Тебе кажется, что ты меня изучил вдоль и поперек, но это не так, – хотелось сказать и рассмеяться ему в лицо, однако я промолчал, сдержался, лишь улыбнулся мимолетно уголком рта.
«А в кейсе – моя рукопись?»
Я кивнул.
«Ну и как тебе?»
«Рукопись? Интересно. Правда, всю трепотню херра Карпова на последних страницах я бы заменил одной фразой: «Хорошему экстримеро совесть мешает». И, знаешь, я бы на твоем авторском месте еще намекнул в части первой, мол, Шаман принадлежит к некой тайной организации. Шаман бежит в Дикие Земли, и в финале читатель догадывается, что в Белом Лесу нашли пристанище те постэкстримеро, которых спихнул с исторической сцены революционер Ткачев».
«Про совесть смешно сказал, я оценил. А если серьезно...» Он закатил глаза, пошлепал беззвучно губами и заявил: «Быть может, с точки зрения драматургии предложенный тобою вариант и лучше, но я написал то, что написалось».
Мне захотелось его позлить напоследок, и я рассмеялся:
«Ха! Ежели ты уверен, что сваял роман методом «автоматического письма», тогда поздравляю – ты сошел с ума. Вещать склонны не только пророки, но и шизофреники. Бывает так, что и гении предвидения шизуются. Не расстраивайся, не ты первый, не ты последний».
«Ого! Вот это да! Это я-то шизик?! Я, который сумел удрать от вас, господа супермены? Я, который сумел превратить охотника высокого ранга в охранника?! «
«Обо мне говоришь? Меня называешь охранником?»
«Не нравится слово «охранник»? Ладно, тогда будем пользоваться привычным термином «куратор», согласен?»
Мы вошли в сад, самый центральный в этом городе, огляделись.
«Пошли-ка во-о-он к той свободной скамеечке под липой».
«Пойдем, куратор».
«Кстати, как думаешь, почему тебя курировал специалист моего ранга?»
«Я слишком ценный Рекрут. Был».
«Не спорю, ты был исключительный Рекрут. Можно сказать – гений. Жалко, сошел с ума. Но не расстраивайся – по моему мнению, так вообще гениальность не что иное, как болезнь, которая, к сожалению, иногда прогрессирует».
«Хрен с тобой, пускай я шиз. Но кто тогда ты? Ты, которого сумасшедший обвел вокруг пальца?»
Я промолчал, скосил глаза, посмотрел на него внимательно. Кожа над верхней губой объекта побелела. Он не видит себя со стороны и пока ничего не чувствует. Он уверен, что контролирует ситуацию. Ну-ну, подождем еще минуту, максимум полторы.
Мы подошли к скамейке, я присел на краешек.
«Подвинься, я слева сяду, с краю».
«Садись, – я подвинулся. – Понимаю, хочешь сидеть так, чтобы рука с гранатой была подальше от куратора. Разумно».
«Не обольщайся, я тебя не боюсь. Просто страхуюсь».
«И это понимаю, сам привык страховаться-перестраховываться за те лихие годы, что предшествовали спокойной кураторской должности. Между прочим, когда тебя рекрутировали, пресловутая страховка тоже имела место. И знаешь, в чем она заключалась? Тебе впарили лажу про нашу организацию. Ты, как и многие из низшего звена исполнителей, а уж тем более как большинство Рекрутов, уверен, что работаешь на некую касту наемных убийц, на наследников легендарных экстримеро. Мне, молодому-красивому, чтоб ты знал, во время вербовки много лет назад втюхали ту же лажу, что и тебе, что и большинству. Долгие годы я, в ту пору рядовой исполнитель, искренне считал, что генетически являюсь прирожденным убийцей. А до того числил себя в стане благородных разбойников, которые попали на тропу войны по не зависящим от них обстоятельствам, как это случилось с твоим героем по кличке Шаман из первой части рукописи».
Я замолчал. Молчал и он. Уже? Поворачиваю голову, смотрю на Ткачева, на сумасшедшего Рекрута, возжелавшего слишком многого, переоценившего себя, перемудрившего. И вижу – уже.
«Что, друг Ткачев? Моргаешь? Веками, значит, пока двигать получается, а остальное тело закостенело, да? Обидно тебе, наверное, что и кулак, сжимающий гранату, тоже закостенел? Обидно, конечно. Понял уже небось внезапно и неожиданно, что умираешь, да?»
Достаю сигарету, прикуриваю не спеша.
