Одинокие в толпе - Томсинов Антон (читать книги онлайн полностью без регистрации .txt) 📗
Он остановился на расстоянии двух шагов, обернулся ко мне и подмигнул: человек ничего не услышал.
Антей сделал нормальный шаг
Человек отскочил от машины, зажав в руке инструменты.
На его лице сменились выражения раздражения, узнавания, радости.
– Ты словно вышел из ниоткуда, камрад, – говорит он, освобождаясь от инструментов, чтобы пожать руку Антея.
Я тоже подхожу к Альфреду. Старого механика мы всегда навешаем первым, когда случается заехать в ваулт.
Ты всегда был каким-то особенным, Альфред. Не добрым, не злым, не грустным, не весёлым... Не поддающимся классификациям... Ты можешь рассказывать о набухающих почках яблони, копаясь в грязном чреве мотора. Однажды ты объяснял нам различия между типами машинного масла, наигрывая на гитаре пастораль Баха.
Вскоре мы уже сидим в комнате, ждём чай, заваренный в традициях пред-Апокалиптического мира – это лишь один из многих секретов, которые помнит Альфред.
Итак, я разливаю душистый, пахнущий жасмином напиток по коричневым чашкам с золотыми краями. Струя ударяет в девственно-чистое донышко, начинается хоровод чаинок, не останавливающийся и после того, как я перехожу к следующей чашке.
Антей, сложив руки на столе, спокойно рассказывает о последних событиях – о задании клана, об изобретении аппарата, копирующего сознание человека на электронный носитель, о ликвидации его создателей, о смертях кланеров, о том, что теперь его будут судить, а я приехал за компанию.
Альфред устроился на заправленной белым покрывалом кровати, готовит к игре свой старенький синтезатор – переключает какие-то тумблеры, нажимает на кнопки... Он любит настраивать инструмент под каждого слушателя индивидуально.
В этих вопросах он – дока. Мы слушаем его мелодии и верим, что он – самый лучший музыкант в сегодняшнем мире.
Вообще-то я не люблю такой музыки. Но Альфред, играя забытые ныне мелодии, что-то трогает во мне, и какая-то моя железа выделяет чрезвычайно приятное для мозга вещество.
Он не поёт, потому что не умеет. Он говорит, что для других надо либо делать всё хорошо, либо совсем не браться за работу.
Это правда. Тут я с ним полностью согласен.
Альфред ужасно сожалеет, что мы никогда не услышим песен, записи которых не сохранились. Петь их своим пропитым, старчески-хриплым голосом он считает кощунством.
– Да... – внезапно говорит Альфред, рассеянно перебирая клавиши.
На самом деле это только кажется, что рассеянно – льющаяся воздушная мелодия требует дьявольской гибкости пальцев.
– Мир раньше был лучше... – бросает он первую фразу, продолжая импровизацию.
Он минималист, наш старый добрый Альфред. А его музыка такова, что закрой глаза – и покажется, будто он наигрывает на арфе, где вместо струн – голубые лучи лазера.
– Мой отец, – продолжает Альфред, – часто любил говорить мне, что в его времена трава была зеленее, солнце светило ярче... Но я просто скажу: в моё время была трава... Было солнце... Нам не нужны были очистительные фильтры и энергоэкраны, чтобы жить в городах... С прошлым связаны приятные воспоминания, и потому мы его любим. Любые воспоминания со временем становятся приятными: Любые, кроме смерти. Мы не боялись смерти в то время, мы думали, что сможем победить её. Рано или поздно мы все готовились стать бессмертными богами.
Боги имеют дурную привычку ссориться друг с другом. Но их ссоры менее жестоки, потому что они могут не спорить о выживании благодаря своему бессмертию. А люди спорят на выживание, и потому их споры полны жестокости.
– Вы помните то, что вам рассказывали о пред-Апокалиптическом мире, – продолжает странный аккомпанемент-рассказ Альфред. – Знаете, в последние годы перед концом света жить было особенно интересно. События сменяли друг друга с такой скоростью, что некоторые звенья просто выпадали из логической цепи. Мир несся под откос, словно поезд, набирающий скорость. Глобальное потепление... Повышение уровня мирового океана... Затопленные острова и огромные площади материков...
Производство всё больше дорожало, когда к стоимости товара прибавлялась стоимость электроэнергии кондиционеров, которые, по мере потепления, должны были становиться всё мощнее и мощнее... Днём на улице 50 градусов жары – каково?! Более-менее нормальный климат остался только на территории Сибири...
Ведущие страны того мира любой ценой стремились захватить контроль над быстро исчезающими ресурсами. Обострилось противостояние политических блоков. Противники истощали друг друга войнами, чтобы насытиться тем, что останется от проигравшего.
Но в войнах того времени не могло быть победителей.
И вот мы сейчас хотим построить новый мир на обломках старого, – смеётся Альфред, играя пальцем одной и той же клавишей. – Мне не нужен новый мир. Пока я здесь, в этом ангаре – я в своём прошлом, словно на маленьком космическом корабле... Да, если бы мы сегодня умели строить космические корабли, я бы купил себе один и улетел с запасом питания на пятьдесят лет.
Я бы носился вокруг планеты до самой смерти, никогда не приземляясь. А вы бы могли сказать: «Остановите мир, я сойду прямо здесь». У меня вам было бы уютно. Я бы вам сыграл пару мелодий.
– Как сейчас? – спрашивает Антей.
– Как сейчас, – отвечает Альфред.
– Нам пора идти, – говорит Антей, вставая. – Мне ещё многих надо навестить.
Мы проходим по коридорам. Спускаемся в лифте.
Нам кружит головы ностальгия: здесь классы, в которых мы когда-то учились. Вокруг дети и юноши, которые станут Виртуалами – так стал называться объединённый Клан Нейромантов и Пауков. Они пока не знают о своём предназначении, не чувствуют на своих плечах вес жизни.
Мы тоже здесь познавали загадочный мир, который ожидал нас снаружи...
В зале, куда мы заходим, полутьма. Светится мягким светом экран. На нём – бесконечная глубина космоса, мерцающие звёзды. Таким его можно было видеть пятьдесят лет назад. Сейчас – бесполезно: над нами только тьма.
Перед экраном сидит человек. Со стороны кажется, что он смотрит на звёзды, но это не так.
Он вспоминает.
– А, это вы, Антей, Анри, – говорит он, всё ещё узнавая нас по звуку шагов. – Проходите, проходите.
Я – дизайнер. Моя память привыкла цепко удерживать образы, которые я потом превращаю в элементы дизайна или картины. Вот, например, в данное мгновение, она запоминает, как хорошо смотрится человек на фоне пустоты космоса, когда мягкие синие тени очерчивают его лицо.
– Прочти нам какую-нибудь хайку, – просит Антей. Кресло поворачивается, и мы наконец видим лицо Накиро Табуто, нашего старого учителя.
Ясная луна -
Всю ночь напролёт гуляю
Около пруда...
– Годится? – говорит Накиро, лукаво щурясь.
– Кобаяси Иса? – спрашиваю его.
– Мацуо Басе, – отвечает он. – Ты никогда не был силен в поэзии, Анри.
Пожимаю плечами. Каков есть, таков есть.
Взгляда Накиро мы предпочитаем избегать. Глаза у него искусственные, только внешне похожие на живые. Невольно начинаешь искать еле заметные признаки имплантантов, уже не вникая в разговор. Ты лишь сейчас кажешься больным и слабым, наш старый учитель, возлежащий в своём любимом кресле. Во время уроков ты мог привести в чувство кого угодно, произнеся спокойное «Что ж...» нерадивому ученику.
Однажды мы видели, как ты танцевал... Боевой шест летал вокруг тебя, словно ангел-хранитель. Он не оказывался сразу везде. Он был там, где должен был быть – в одном единственном месте.
Этому ты учил и нас, Накиро Табуто. Человек должен быть на своём месте. Человек должен знать свой путь... Смысл? Это слишком туманно... Цель – смешно и не ново... Нейромант не знает своей цели, ему известен лишь путь...
Мы пришли в твой класс детьми, только-только познавшими страшные головные спазмы после имплантации плат. Мы ещё не знали, что эта боль будет неотступно следовать за нами по пятам. Мы и не догадывались, что всегда есть риск «перегореть»: тогда не поможет и смена физического носителя – боль переселится в новое тело.
