Последний рубеж (СИ) - Шерола Дикон (читать книги онлайн бесплатно полностью без txt) 📗
Но вот губы Дмитрия тронула знакомая, немного усталая улыбка.
— Тогда изготовь для меня другую сыворотку, — мягко попросил он и положил руку на плечо бледного, как полотно, собеседника. — Создай такую же действенную, но уже без побочных эффектов.
С губ Альберта сорвался вздох облегчения, и он поспешно кивнул, как человек, внезапно получивший помилование.
— Я пойду? — еле слышно выдавил из себя врач и невольно бросил взгляд на дверь. — Мне… Мне нужно возвращаться к работе…
— Конечно, Альберт, — все так же дружелюбно ответил Лесков, после чего отстранился от своего собеседника и снова приблизился к зеркалу.
Слова ученого о том, что какой-то неизвестный кайрам спас Дмитрия от смерти, все еще вертелись в голове, но теперь они звучали как-то глупо и смешно. Неведомое существо с другой планеты явилось на полуостров, чтобы выловить из воды какого-то жалкого полукровку? Как можно было придумать такую ахинею? Как будто кайрамам больше нечего делать — только и следят в бинокль за идиотами с планеты Земля, которые не в состоянии ужиться даже друг с другом. Впрочем, возможно, это их местное реалити-шоу о самом недоразвитом виде во всех вселенных? Реалити-шоу о дебилах, которым вечно не хватает денег — бумажек, которые они сами же и печатают? В какой вселенной такое еще встретишь? Или где найдешь кретинов, которые отравляют необходимые для жизни воздух, землю и воду, чтобы купить вещи, которые им не нужны?
Еще смешнее о вышеупомянутом кайраме-спасателе говорил Ханс. Он утверждал, что чувствовал в «истинном» энергетику Лескова, однако то были лишь слабые нотки, как если бы в мешок сахара засыпали щепотку соли. Или же это была энергетика какого-то родственника Дмитрия, например, отца, который пришел на помощь своему сыну, а затем почему-то снова исчез.
Все эти гипотезы напоминали дурной сюрреалистический сон, от которого никак не удавалось проснуться. Однако факт оставался фактом: кто-то действительно сжег «костяных» и сбил последний беспилотник. То, что это был не Адэн, стало ясно, как только мальчик проснулся. К сожалению, его не было на полуострове, и он не мог сказать, что случилось на самом деле. А Дмитрий не помнил. Было ясно только то, что его тело покрылось чешуей, желая защитить организм от огня, который словно напалмом выжег все вокруг. И что же это была за чертова температура, что даже панцири «костяных» превратились в расплавленную бесформенную массу?
Вопросов было слишком много, а у Дмитрия больше не осталось сил искать ответы. Как только дверь за спиной Вайнштейна закрылась, он беспомощно опустился на больничную койку и закрыл лицо руками. Впервые он настолько отчетливо осознал, что ни он, ни кто либо еще не знает, что происходит с его организмом. И вряд ли в Петербурге найдется тот, кто может ему помочь.
Тем временем новоприбывшие осваивались в подземельях. Матэо и Вероника предпочитали держаться вместе, поэтому и комнаты им выдали смежные. Русские приняли их довольно настороженно, однако отношение к слепой девушке все же было теплее нежели к контрабандисту. Впрочем, сам Фалько ясно дал понять, что не нуждается в дружеском окружении. Он отпугивал от себя всех, на кого не желал тратить время, а, если ему что-то хотелось узнать или получить, мужчина попросту использовал свои способности внушения.
— Я не знаю русский, а они плохо владеют английским, — отмахнулся он, когда Кристоф упрекнул его за подобное отношение. — Каким образом я еще могу объяснить им, в чем я нуждаюсь?
— Вы можете обратиться ко мне, Дмитрию, Хансу или Альберту, а не внушать невинным людям, что вы сами Лесков…
— Быть Лесковым не всегда удобно, — заметил испанец. — Многие его недолюбливают. Другое дело — быть Александром Волковым. Глава совета здесь в гораздо большем почете. Или, в крайнем случае, вами или Вайнштейном. В случае с ученым теплеют русские, в случае с вами — немцы. Мне этого достаточно.
От такого откровения Кристоф даже потерял дар речи. Нет, он знал, что чертов контрабандист иногда «прикидывается» Волковым или Вайнштейном, но никак не мог предположить, что его имя тоже пополняет столь «почетный» список.
— Я вас по-хорошему прошу, Матэо, перестаньте издеваться над людьми, — наконец произнес он.
— Я не издеваюсь! Не понимаю, что вы, как заведенный, повторяете, что я кому- то делаю плохо. Я всего лишь попросил достать мне хоть какие-нибудь сигареты, а Веронике — заколку для волос. Если бы я потребовал пароль от вашей системы защиты или доступ к секретным документам, я бы еще понял ваше недовольство…
— Сразу видно, что именно вы воспитывали Фостера, — пробормотал Кристоф, отчего испанец удивленно вскинул брови.
— Этого щенка воспитывал кто угодно, но только не я, — нехотя отозвался он. — Будь я его, как вы изволили выразиться, воспитателем, то вложил бы в его голову хотя бы минимальные понятия о чести.
— Чести?
— Я не имею ввиду честь рыцаря или христианина, — Матэо поморщился, словно речь шла о чем-то противном, после чего снисходительно пояснил. — Я говорю о нашей «чести».
— Ах да, ваш бандитский кодекс, воспетый Марио Пьюзо, — усмехнулся Шульц. — Слыхали… Но на мой взгляд, поведение Фостера — идеальный пример того, каким бывает настоящий вор и убийца.
— Фостер — не вор и не убийца. Он — наемная шлюха, которая работает на тех, кто ей платит. Берется за любые задания, не привязываясь к заказчику. Свое начальство он сам же и убивал или продавал тем, кто платил больше. С Лесковым он таскается лишь потому, что сейчас так удобнее его заднице. Как только погода переменится, вашего Дмитрия постигнет такая же участь, как и остальных.
— Тогда ему стоило родиться бабой, — фыркнул Кристоф. — Те тоже находятся рядом с мужчиной только до тех пор, пока им это выгодно.
— Не нужно обобщать. Если вам не встречались достойные женщины, то проблема в вас, а не в женщинах. Ходите не по тем улицам, пьете не в тех заведениях… А что касается Фостера, ему и вовсе не стоило рождаться. Возможно, именно благодаря таким вот ублюдкам, «истинные» стали истреблять полукровок и до сих пор не вмешались в войну. Кайрамы одним своим появлением закончили бы всё…
Кристоф не нашелся, что ответить. В глубине души он тоже задавался вопросом, почему кайрамы не желают прийти на помощь погибающим. Неужели, зная о войне, они умышленно игнорируют происходящее на планете Земля, словно это какая-то помойка, на которой передохло большинство тараканов. Мир людей скрипел, выл и плакал, а существа, способные исцелить его, предпочитали держаться поодаль. На помощь пришел лишь один, да и то, спасал он выборочно. «Истинный» протянул руку Дмитрию, а не Влодеку, хотя, наверняка, мог спасти их обоих. При этой мысли Кристофу сделалось не по себе. Он ведь тоже спасал выборочно…
Что касается Вероники, то в отличие от Матэо она вела себя гораздо более открыто. Из женщин она общалась преимущественно с Эрикой и Оксаной, которые прекрасно владели английским, и даже периодически выходила погулять в сопровождении последней. Фалько ворчал, мол, не нужно сближаться с этими людьми, но Вероника настолько устала от заточения на полуострове, что сейчас охотно знакомилась с жизнью подземного Петербурга.
Среди мужчин в окружении Вероники, само собой, оставался Фалько, но периодически ее навещал Вайнштейн, и девушка вновь и вновь ловила себя на мысли, что хочет увидеть его лицо. Собственная зацикленность ее поражала и даже злила — если Матео в своем воображении она рисовала, как смуглого лохматого брюнета с вечной ухмылкой на губах, то Альберт представлялся ей бледнокожим, щуплым очкариком в белом халате. Ровно до тех пор, пока Оксана, смеясь, не рассказала Веронике про огромную татуировку на шее и длинные волосы этого загадочного ученого.
— Да, длиннее чем у тебя, — хохотнула Алюминиевая Королева, когда Вероника внезапно остановилась посреди коридора и повернула голову в ее сторону. — И, надо признаться, местные женщины находят его чертовски привлекательным. Но связываться с ним бояться… Он периодически меняет любовниц, хотя и не кичится этим. Что? Думала, что он — забитый очкарик, который сутками трясется над пробирками? Кстати, я надеюсь, ты не станешь рассказывать о нашем разговоре своему испанцу. Мне бы не хотелось, чтобы в приступе ревности он внушил мне какую-нибудь гадость.