Армия древних роботов - Шакилов Александр (электронную книгу бесплатно без регистрации txt) 📗
– Зил, я скоро уйду, мне нельзя долго здесь оставаться, – Траст коснулся его плеча, – но перед тем, как я уйду, хочу с тобой поговорить. Зил, ты заметил изменения?
– Какие изменения, дружище?
– Неужели не заметил? Я теперь без труда пользуюсь даром, мне это стало проще, чем в носу поковырять. Раз – и связь с мертвыми. Оп – и они подчиняются моим приказам. А еще у меня…
– Не бывает последствий после использования дара, а раньше еще какие были, – кивнув, подхватил Зил. – У меня голова тоже не болит, я не теряю сознание. И у тебя ведь так? Вот и у меня. И да, мне тоже ничего не стоит попросить у трав и деревьев помощи, и я точно знаю, что они не откажут.
– У меня тоже так. – Ларисса подтвердила, что с ее даром происходит то же самое.
– Не мы изменились, – мотнул головой Зил. – То есть, конечно, и мы, меня вот от всяких запахов больше не выворачивает, но не только, не совсем так… Мир изменился, понимаете? Все вокруг нас меняется. И потому все меняется внутри нас.
Он замолчал, и никто не возразил ему. Ларисса и Траст как-то сразу согласились с ним, что-то такое они и сами ощущали, а он просто выразил эти ощущения словами. Мир менялся. Мир точно менялся… К лучшему ли?
– Нам надо о многом поговорить, – сказала ему мать, передав княгине Ренатте клубок нити, образовавшей барьер.
Зил кивнул. Разговор им предстоял долгий.
Из домов выходили дети. Рассохшиеся двери выпускали их наружу. Нехотя открывались окна, чтобы из них, рискуя сломать ноги, спрыгнули вниз девочки и мальчики. Из темных провалов ливневок под писк потревоженных мышар выбирались чумазые ребятишки. Иные спускались с крыш по пожарным лестницам. И все они на ходу безжалостно, кривясь от едва ощутимой боли, срывали с себя растения, пустившие под их кожу тончайшие нити-корни.
Дети мгновенно заполонили улицы Моса. Тысячи и тысячи детей цветов.
– Да сколько же их?.. – Ларисса крепко зажмурилась, потом открыла глаза.
Попрощавшись с Зилом, вместе с Трастом в сопровождении охраны из мертвых воинов она покинула площадь и шла теперь по улице, ведущей к главным воротам Моса.
– А сколько было обычных детей в городе, Ларисса, столько и стало этих, с цветочками на коже. Колдун Родд никого не оставил без внимания.
Дети размазывали по животикам и лицам боевую раскраску – собственноручно нанесенные ими узоры из крови тех, кто погиб на площади. Они опускали глаза. Они плакали. Они обещали, что больше не будут, если было кому обещать. А те, кому они обещали, молча стягивали с себя плетеные пояса и кожаные ремни. Те, кому дети обещали, знали, что ремни не помогут, но что-то ведь надо было делать. Как-то объяснить, где добро, где зло…
«А ведь детям как-то придется жить с тем, что они натворили, – подумала Ларисса, – как-то оправдать для себя свое предательство, свою подлость – и дальше жить». Целому поколению детей целого города. И у этих детей будут свои дети, которым они расскажут о своем славном счастливом детстве и будут вспоминать Родда чуть ли не со слезами. Мол, каким же добрым и справедливым он был, наш Родд, наш великий и могучий учитель! И никто из них, конечно, не расскажет о страшной казни на замковой площади, о тысячах трупов, о своих родителях и близких, зараженных тонжерром. И новые дети будут верить в прекрасного и сильного героя Родда, коварно убитого в расцвете лет…
– Траст, давай, прощай, что ли, – глядя себе под ноги, в сторону, зачем-то обернувшись назад, но только не глядя в глаза, Ларисса шагнула к Трасту и неловко, будто стесняясь своего порыва, быстро обняла его и отступила на пару шагов.
– Прощай? – Он все понял, конечно, но ему захотелось оттянуть тот момент, когда надо будет уйти из города, уйти одному, потому что в городе он не мог остаться, ему не давали покоя тысячи трупов, он едва сдерживался, чтобы вновь не поддаться очарованию смерти. – Почему – прощай? Ларисса, о чем ты?
– Траст, я остаюсь в Мосе. – Она вновь назвала его по имени, а не как раньше – толстым. Ему это вроде бы нравилось, но в то же время пугало, потому что, называя его так, она как бы отстранялась от него, выставляя между ними барьер куда страшнее того, что выставили у склепа вампиры. – Да-да, остаюсь. Буду столичной девчонкой. Все провинциалки ведь хотят стать столичными девчонками. Так чем я лучше? И я такая.
Траст мотнул рыжей головой.
– Ты не такая.
– Еще какая такая… Ладно, ты прав, это не про меня. Просто мне все надоело. Надоело понимать, что я мертва. Я хочу еще немного пожить. А для этого мне надо остаться рядом с живыми.
– Но ведь я живой!
– Ты?.. Ты, ну да, ты – живой… Но ты – это не то, понимаешь? Не то.
Это зацепило его.
– Ларисса, ты понимаешь, что, как только связь между нами ослабнет, ты станешь обычным ходячим трупом. – Он махнул рукой, указав на свое гнилое воинство, застывшее в ожидании приказов: никакого движения, не шевелились грудные клетки, потому что мертвецам незачем дышать, не мигали глаза, потому что мертвецам незачем увлажнять свои глазные яблоки, зато имеет смысл беречь энергию дара некроманта. – Ларисса, разве ты не понимаешь, что твои любимые живые, как только поймут, кто ты такая, убьют тебя окончательно, разрубят тебя на мелкие куски и сожгут, а пепел развеют?!
– Я все понимаю, Траст. Я все прекрасно понимаю. Но это мой выбор, дорогой мой, любимый мой Траст. И я надеюсь, что ты его поймешь. И сможешь принять. Уже понял и принял, да?
Он мысленно проклинал себя за слабость, за то, что не может наплевать на все принципы, на все то, что вбила в него с детства мать, на все эти преклонения перед женщиной, на особое отношение к девушкам и бабушкам. Вся его предыдущая сущность прямо-таки вопила о том, как он уважает выбор Лариссы, уважает ее свободу, ее право принять решение, которое станет – уже стало! – последним в ее не-жизни. Но нынешний Траст никак не мог согласиться с собой предыдущим, с собой, который был маменькиным сыночком. Он изменился, он стал другим. И потому он просто пожал своими широкими плечами. Просто плечами пожал, глядя поверх Лариссы, и ни слова не сказал. Даже не промычал ничего, даже рот не раскрыл, губами не дернул.
Он медленно, будто его сунули в чан со сметаной, двинул дальше по дороге.
Медленно, будто ему на руку подвесили ствол столетней кедровицы, махнул своим мертвякам, чтобы топали уже, не стояли. И мертвяки, скрипнув суставами и клацнув челюстями, дружно шагнули вперед – все сразу, в одно движение, любо-дорого смотреть, ни один строй живых воинов настолько не слажен. Кое-кто подволакивал ногу, но все равно двигались они настолько синхронно, что казались одним живым организмом.
Траст шел и чувствовал, как рвутся незримые нити, связывающие его с Лариссой. Ему хотелось плакать, но он сдерживался, потому что настоящие некроманты должны быть хмурыми и грозными.
В небе над ним сверкнула молния, и сверху полил дождь, очищая Мос от зеленой пыльцы Родда.
Сыча трясло, из уголка его рта свисала слюна, и он никак не мог усидеть на месте.
Он метался по княжеским покоям от стены, обшитой пересохшим много веков назад пластиком, к другой стене, потом к третьей, потом от окна к двери и обратно к окну.
Сыч перерыл всю комнату, он искал настойку пыльцы Древа Жизни – и не нашел, чтоб ее!.. Из-за ломки, окончательной победившей тело, князь Мор все чаще и все настойчивей проявлял свою сущность. И если поначалу Сыч всего лишь подумывал о том, что с этим надо бы что-нибудь как-нибудь сделать, то потом, когда он вдруг понял – ему открылась наконец эта тайна князя, – почему Мор всегда и везде называл себя «мы» и почему пристрастился к настойке, все предстало перед ним в ином, тревожном для него свете.
Не что-нибудь и как-нибудь, а конкретно то-то и то-то и как можно скорее, ведь существованию Сыча угрожала смертельная опасность, заключенная в теле Мора. И для начала ему, Сычу, срочно необходимо раздобыть тонжерр. Срочно! Ну почему он этим сразу не озаботился, когда в каждой подворотне зеленели целые сугробы пыльцы?!
