Возрождение - Щепетнов Евгений Владимирович (электронная книга TXT) 📗
Они прошли за сотницей, которую Глава отправила сопровождать до зиндана. Сотница по дороге оглядывалась и опасливо смотрела на «демонов», не намерены ли они прыгнуть ей на спину и овладеть ее трупом. Убедившись, что они не высунули свои раздвоенные средства овладения, женщина успокоилась и пошла уже более уверенно.
Через пять минут группа демонов, сотница и толпа из двухсот зрителей в почтительном отдалении от них оказались возле уродливого сооружения, вытянувшегося на двадцать метров вдоль дороги и глядящего на мир маленькими подслеповатыми окошками без стекол и решеток. Вылезти из таких окошек было невозможно, но они вполне подходили, чтобы сунуть туда лепешку или кусок мяса. Как еще раньше узнал Слава, кормить заключенных тут было не принято – все равно же подыхать. Подкармливали их только родственники или сердобольные прохожие, суя куски пищи в эти самые окошки.
Наказание, не связанное со смертью, обычно приводилось в исполнение тут же, у позорного столба – секли, иногда так, что женщина после экзекуции умирала от заражения крови или от болевого шока, но если конкретно приговорили к смерти – запирали в каталажку, чтобы привести приговор в исполнение тогда, когда будет удобно. Например, когда скучно станет.
Дверь со скрипом раскрылась, и сотница, зажав нос от вони, крикнула в темноту:
– Эй, смертницы, вышли все оттуда! Быстрее, паршивки, не заставляйте меня бить вас палкой!
Слава поморщился: везде повторялось одно и то же – вонючие застенки, завшивевшие заключенные. Все-таки действительно уровень цивилизованности общества определяется тем, как государство содержит своих заключенных. Самые жуткие тюрьмы в восточных странах и Африке. Чем так содержать – лучше бы сразу убили.
Заключенные выползли из дверей и выстроились на свету, моргая подслеповатыми с темноты глазами. Слава подтолкнул Хагру, тоже наморщившую нос, – иди, мол, гляди! Она нехотя пошла вперед и прошлась перед строем голых, грязных, дурно пахнущих женщин.
Они были самой разной комплекции и возраста – от двадцати до пятидесяти лет. По их коже ползали вши, и выглядели эти несчастные совсем отвратно. Никого не выбрав, Хагра угрюмо покачала головой и пошла назад, к Славе. Тот пожал плечами, повернулся и зашагал к дому Главы, туда, где оставил скутер.
– Ничего, пять кланов проехали. Сколько, говоришь, еще их осталось? Под пятьдесят? Или больше? – Слава успокаивающе похлопал девушку по спине, отчего та отозвалась металлическим звоном.
Во избежание неожиданностей они обрядились в бронескафандры. Выглядело это совсем по-«демонски», зато позволяло избежать ненужных неожиданностей. Ни одно оружие местной цивилизации не могло бы пробить эти костюмы, выдерживающие прямой выстрел в упор из пулевого стрелкового оружия. Слава не желал сюрприза в виде стрелы в живот или копья в спину.
Подойдя к скутеру, они увидели Главу, беседующую с несколькими воительницами, поглядывающими на скутер. Видимо, перемывали косточки прибывшим демонам. Завидев владельцев демонского помела, все затихли, а Глава с интересом спросила:
– Ну и как? Выбрали кого-нибудь?
– Нет. Все какие-то страшные уродки, – с сожалением ответила Хагра и уселась на сиденье скутера, посматривая на прохожих. Неожиданно рядом кто-то злорадно шепнул:
– Вам надо такую, как дочь Главы! Попроси ее показать свою дочь! Не пожалеешь!
Хагра обернулась, но так и не увидела, кто это сказал, – женщина скользнула в толпу и исчезла. Девушка задумалась и, увидев, как Слава берет в руки шлем управления, тихо сказала:
– Попросись в гости к Главе! Я потом объясню.
Слава посмотрел в ее хитрые глаза, повернулся к Главе и спросил:
– Уважаемая, а не пригласишь ли ты нас в гости? Попить чего-нибудь, посидеть, поговорить о том о сем? А то мы устали с дороги, а посидеть у тебя в гостях почетно. Так что, пригласишь? Я тебе расскажу о будущем, о прошлом, раскрою тайны… Или ты боишься?
Глава окаменела лицом – видно было, что приглашать всякую демонскую шваль ей было и страшно, и противно, но что делать? Нельзя же выказать страх на глазах всего гарнизона?
Через десять минут они сидели за столом Главы, распивая травяной отвар и поедая плюшки, принесенные, видимо, из соседнего трактира, откуда доносился вкусный запах печева. Слава больше налегал на пирожки с мясом и какой-то травкой – фирменные во многих харчевнях. Травка была остренькой и придавала начинке особый, пряный вкус. Славе всегда нравились острые, пряные блюда по типу корейских или китайских, а также необычный вкус пищи. Да и деликатесы вроде бутербродов с осетриной и зернистой икрой вполне находили поддержку в его душе.
Они беседовали о разном: Слава рассказал Главе о последних событиях политической жизни, о том, что предстоит этому миру, – она, может, верила, а может, и нет, но слушала с живым интересом, задавая вопросы и переспрашивая там, где чего-то недопонимала. Слава откровенно скучал, не понимая, чего это Хагре вдруг стукнуло в голову напроситься в гости, когда та неожиданно спросила Главу:
– Скажи, а где твоя дочь? Ей сколько лет? Она уже сдавала экзамены на воительницу?
Глава сразу как-то увяла, нахмурилась и посерьезнела, потом подняла глаза на Хагру и угрюмо спросила:
– Кто вам сказал? Уже доложили? Твари… мало я им башки рубила! Кому она мешает?! Гниды проклятые…
– А что случилось? – с недоумением спросил Слава. – Я ничего не знаю. Хагра, ты что знаешь?
– Ничего… просто хотела спросить про дочь… слышала, что у нее есть дочь. Вот и все, – скривилась девушка. – А что не так с твоей дочерью? Почему ты так бурно реагируешь?
– А ты не знаешь как будто! – зло скривилась Глава. – Она больна. Если хотите на нее посмотреть, если уж вам так надо, я сейчас ее приведу!
Глава порывисто встала и вышла из комнаты, а Слава недоуменно воззрился на девушку:
– Что случилось? Чего она так взвилась? И откуда ты знаешь про дочь? Зачем она тебе?
– Мне из толпы сказали: мол, погляди на ее дочь. Мне и стукнуло в голову. Считай, это интуиция, предвидение. А что с дочерью – у меня есть догадка: у нас принято убивать детей с умственными отклонениями. Они проявляются уже годам к пяти, сразу видно. Иногда даже с младенчества. Умственно отсталых убивают, чтобы не позорили свои семьи. И у меня подозрение, что Глава не убила свою умственно отсталую дочь, а держит дома, и оттого у нее ба-а-а-альшие проблемы. Тсс… сейчас узнаем, шаги слышу.
Слава тоже заслышал шаги, дверь скрипнула и вошла Глава. Она постояла на пороге, как будто решаясь, и потом шагнула в комнату, ведя на буксире девушку, которую потом толкнула вперед, на середину комнаты. Слава поднял глаза, и его челюсть отвалилась, он вздрогнул, как будто его прошило током. Хагра тоже чего-то пискнула, как будто ее ткнули шилом, и в комнате воцарилось молчание.
Девушка улыбалась, и тонкая ниточка слюны стекала из уголка ее рта. В ее синих глазах, немного странно смотревшихся на фоне смуглого тела, не было ни одной мысли. Это было растение – существо без имени, без смысла. Хорошо, если она сама могла обслуживать себя, но и это не факт. Она была совершенно голой. На вид лет шестнадцать – семнадцать, как и Хагре.
И девушка была невероятно, фантастически красива!
Это была самая высокая девушка из тех, кого Слава видел на этой планете. Все здешние амазонки были низкорослы, хотя и пропорционально сложены. Рост этой составлял не менее ста семидесяти сантиметров, что минимум на десять сантиметров выше обычных аборигенок. Громадные синие глаза на красивом гладком лице, торчащие вперед груди. Стройная, гибкая, настоящая королева красоты. Это была загадка природы, ее шутка, ее издевательство – прекраснейшая в мире оболочка и совершенно безмозглое содержание.
– Вот, хотели видеть – смотрите. Моя дочь Аррас. – Глава села за стол нахмурившись, посмотрела на Хагру. – Мой позор. Но я не могу ее убить, рука не поднимается. Уже десять человек на дуэли убила – тех, кто требовал, чтобы снесла ей голову. Из дома она не выходит – убьют. Да и вообще – куда ей выходить? Она сама себя обслужить не может, не уследишь – под себя нагадит. Пока не дашь есть – не попросит. Умрет с голоду. А мне все равно ее жалко – ну такая красавица! Всегда мечтала о ребенке – и вот, уже в возрасте, родила. И поглядите, что вышло… На имя не отзывается, не разговаривает. Вот так вот…
