Солдат удачи - - (полные книги TXT) 📗
Тьяни не успели перестроиться, и толпа метателей дротиков была сметена и втоптана в пыль за считанные мгновения. За ней стояли бойцы с секирами и копьями, но и для них натиск был слишком яростен и внезапен. Стиснутые между плотным строем атакующих и задними шеренгами, они не могли ни размахнуться, ни ударить, однако не отступали, не разбегались, а молча принимали смерть. Дарт чувствовал, как под его башмаками хрустят ребра упавших и трескаются черепа, словно он двигался не по сухой каменистой земле, а по старому заброшенному могильнику, усыпанному древними костями. Этот жуткий хруст и треск да еще сопение Птоза и глухие удары дерева о дерево были единственными звуками на поле битвы; тьяни молчали, и молчали рами. Странное молчание; будто две огромных руки сплелись в противоборстве и, не имея ни языков, ни ртов, ни губ, ломали в напряженной тишине друг другу пальцы.
Раздался резкий возглас, будто удар молота по наковальне, и задние ряды секироносцев расступились. Выпускают, не хотят губить своих, сообразил Дарт, шагнув на твердую прочную землю. Это решение было разумным и подтверждало, что тьяни – существа расчетливые и быстро ориентируются в обстановке, встретившись с чем-то незнакомым, а тем более – опасным. С таким, как непривычный боевой порядок, когда, полагаясь на превосходство в числе, можно победить врага, но лишь за счет потери многих воинов. Тут лучше не торопиться, а обдумать, как справиться с неприятелем – тем более что дальше перевала он не убежит.
Клинок Дарта сверкнул над головой, описывая широкие круги – сигнал, что он еще жив и по-прежнему ведет отряд. Сзади слышались хриплое дыхание, топот сотен ног, стоны и невнятные проклятия. Люди утомились, и схватка, конечно, не обошлась без потерь; подумав об этом, он замедлил бег, снова вскинул шпагу и помахал ею в воздухе. Эти знаки были поняты правильно – дважды пропела раковина, и вскоре Ренхо нагнал его, тяжело отдуваясь и размазывая по щекам смешанный с кровью пот. Шлема на нем не было, и от виска до левого уха шла глубокая царапина – след скользнувшей по касательной секиры.
– Убитых много?
– Треть, Дважды Рожденный. И три десятка покалеченных. Но все на ногах. Кто не смог бежать, уже в чертоге Элейхо.
– Шира?
– Хвала Предвечному, не ранена… Но мы потеряли носильщиков! Пищу, питье, твое маргарское снаряжение и мешок просветленной ширы! А в нем – целебные мази и снадобья!
– Все вернется, приятель, все вернется… Лишь бы дойти до перевала!
Ренхо промолчал с угрюмым видом. Кажется, ему не верилось, что Дважды Рожденный знает, как вызвать молнии Детей Элейхо и как ударить ими по врагу. Шагавший рядом Птоз поскреб волосатую грудь, сплюнул и буркнул:
– Не дойдем. Жабы, они упрямые… Они как черви водяные – присосутся, не оторвешь!
Дыхание Дарта выровнялось, он снова был полон энергии и сил – короткая схватка его не утомила. Обернувшись, он посмотрел назад. От неприятеля их отделяла четверть лье, брешь, пробитая в шеренгах тьяни, уже затянулась, но они не спешили атаковать. Пыль вздымалась над ними бурым облаком, группы воинов, вынырнув из него, двигались к противоположному краю лощины, а сзади наплывало второе облако, висевшее над резервными отрядами. Смысл этих маневров не являлся тайной: вожди чешуйчатых растягивали фронт, чтобы блокировать противника и перерезать все дороги к бегству, все пути, ведущие к ущельям и лесам. Это было совсем неплохо, ибо давало выигрыш во времени.
– Веди людей к холму, – приказал Дарт, ткнув шпагой в нужном направлении. – Спрячьтесь за камнями и обороняйтесь. А до того, если время позволит, пусть все напьются, а шира перевяжет раненых. У нее нет лекарств, но есть зверек, укус которого целебен… Надеюсь, он не достался тьяни на жаркое?
Ренхо помотал головой.
– Зверек, кажется, у нее… А ты, Дважды Рожденный? Разве ты не пойдешь с нами?
– Мне нужно подняться к той скале с тремя вершинами. Я ведь говорил: там – молнии Детей Элейхо… вернее, там бхо, который бросает молнии.
– И он нам поможет? – Брови Ренхо полезли вверх.
– Думаю, мы с ним договоримся.
– Договоришься с бхо? – вмешался Птоз, глядя на Дарта с изумлением. – Чтоб мне лишиться второй жизни! Это, наверное, сторожевая тварь, хоть я не слышал, чтобы они вылезали из дырок… С ним, брат, разговоры короткие: чикнет огненной плетью, и голова долой! И потом, откуда ты знаешь, что он слоняется у дыры? Видел, что ли?
Дарт лукаво усмехнулся.
– Видел. В последний раз, когда разглядывал седловину. Тумана там нет, а бхо есть. Как раз такой, который бросает молнии. Не сомневайся, братец!
Он хлопнул Птоза по спине, сунул шпагу в ножны и побежал, спасаясь от дальнейших расспросов.
Первую тысячу шагов он одолел рывком, затем пришлось убавить темп, восстановить дыхание и перейти к размеренному бегу. Условия для марафона были неподходящими: солнце жгло немилосердно, хотелось пить, пот заливал глаза, жаркий воздух обжигал пересохшее горло и будто застревал в груди, противясь выдоху, бурая пыль клубилась под ногами. «Не лучший способ сбросить вес», – подумалось ему. Правда, было чем и утешиться: в желтое время он весил меньше обычного и в схватке не получил ни царапины. Гораздо хуже двигаться ночью, израненным и под дождем…
Впрочем, дождь бы не помешал. Решительно не помешал! Мысль о нем, о потоках воды, хлещущих с неба, бурлящих в ручьях, переполняющих озера, внедрилась в его сознание, пустила корни, разрослась и расцвела. Он вдруг почувствовал, что упадет, если не остановится и не напьется. Вроде плескалось что-то во фляге…
Пара глотков. Он закашлялся, потом прочистил горло, поглядел назад и вперед. Стражи границы уже подходили к холму – крохотная, плотно сбившаяся кучка, темное пятнышко на серой равнине; вслед тянулась большая, поблескивающая на солнце трехпалая лапа, и он не сразу понял, что видит три вражеские колонны и что ощущение блеска создано чешуйчатыми телами тиан. Двигались они быстро, и от холма их отделяла половина лье.
Дарт измерил взглядом расстояние до осыпи, поднимавшейся к скале-трезубцу. Дьявольщина! Не меньше лье! Пожалуй, даже больше! Ноги его дрожали, и казалось, не было сил, чтобы заставить их двигаться. Он запрокинул голову, выжал в рот последние капли из фляги, потом повернулся к далекой скале и крикнул:
– Голем! Голем!
На этот зов, хриплый и слабый, не откликнулось даже эхо. Он закричал опять, потом медленно двинулся по выжженной земле, с каждым шагом набирая скорость. Мысль, что сам он может ничего не опасаться, что тьяни, занявшись стражами, его не поймают и вряд ли разглядят в бурых камнях и осыпях, не приходила ему в голову. Сейчас он был единым существом с Ренхо и его людьми, с Нерис и даже с маргарами, этой нелепой троицей пьянчужек и драчунов. Их боль была его болью, позор – его позором, гибель – его гибелью. Не вспоминал он о камере, куда его пихнули для острастки, о договоре, навязанном ему, и о других обидах, реальных или мнимых, а помнил лишь о своей вине и о том, что должен их спасти; их, и тиан, и всех остальных – всех, кто рвется к дьявольской дыре, вскрытой его старанием.
Обернувшись, Дарт уже не разглядел у холма ни единой души; люди исчезли среди гранитных глыб, будто растаяли в жарком неподвижном воздухе. Зато их враг был виден, как на ладони, и приближался с уверенным спокойствием: два фланговых отряда заходили в тыл, а средний уже замер и, вероятно, дожидался, когда прозвучит сигнал к атаке. И будет он как похоронный гимн над Ренхо и его бойцами…
– Пожалуй, они не успеют перевязать раненых, – пробормотал Дарт сквозь зубы, остановился, набрал воздуха в грудь и крикнул: – Голем! Голем, где тебя черти носят!
Молчание было ему ответом.
Он снова пустился в путь, то и дело оборачиваясь на бегу. С каждым разом картина менялась, рождая ощущение томительной тревоги и бессилия; он видел, как шеренги тьяни окружают холм, как выдвигаются вперед секироносцы, как занимают просветы меж ними метатели дротиков, как блестит чешуя и грозно колышутся древки. Вся эта многотысячная масса готовых к схватке бойцов казалась ему хищником, таким же, как маргар, вполне разумным, чтоб убивать и терзать, но не способным представить себя на месте жертвы и ощутить ее ужас. Впрочем, это было недоступно тьяни, которых, по словам шир-до, Предвечный обделил воображением. «А потому, – размышлял Дарт, глотая душный раскаленный воздух, – не будем к ним суровы; убийц немало и среди людей с богатой фантазией».
