Эпоха Лоу Кэнэл (СИ) - Никитин Михаил Александрович (библиотека электронных книг .txt) 📗
Каково это — узнать, что вся твоя жизнь, кроме пары лет, была фальшивкой? Спросите Алефа, он теперь знает.
Не был Ма-Алефа-Ак никаким «сейфом» и в помине.
А был достаточно сильным телепатом. Некоторое время (правда, недолгое) — одним из сильнейших на Ма-Алека-Андре.
Однако реальная история его жизни была не намного менее мрачной, чем вымышленная.
Ша-Шин Дж-Онзз была милой и обаятельной марсианской дамой, хоть и немного наивной. Впрочем, если судить по Дж-Онну, можно предположить, что это чуть ли не обязательное профессиональное требование для Преследователя — Х-Ронмир его знает, почему у них не наблюдается профдеформации, аналогичной таковой у земных полицейских, которые в каждом начинают видеть потенциального преступника. Но… лишь до тех пор, пока у неё не пробудилась способность к прекогнистике. С каждым новым видением она становилась всё более странной — с точки зрения окружающих, которые будущего не видели. Что, впрочем, не мешало ей оставаться хорошим копом, но вот женой и матерью она была… ну, не сказать, чтобы совсем плохой, но не идеальной точно.
Мало того, что она настояла на зачатии сразу двух мальчиков — так она ещё дала им весьма специфические имена…
Вообще каждое имя у марсиан имеет более десятка смыслов. Ближайший аналог — имена в Японии, которые звучать могут одинаково, но писаться разными иероглифами. Здесь же каждое слово пишется и произносится одинаково, но может иметь разные телепатически передаваемые ассоциативные коннотации. И эти оттенки меняются в течение жизни — каждый марсианин, с которым вы общаетесь, может оставить свои «заметки» в Великом Голосе относительно смысла вашего имени. Естественно, тот, кто ставит эти заметки первым (а это чаще всего родитель), имеет приоритет. Все остальные «комментаторы» уже будут воспринимать вас через призму его видения.
Обычно родительские ассоциации полны любви и восхищения, и становятся корнями для того дерева уважения, которое позднее выращивает себе марсианин собственными поступками. И с Дж-Онном именно так и случилось. Самым распространённым прочтением его именни в детстве было «свет к свету», позже, когда он повзрослел, возникла коннотация «лучший из лучших». Справедливости ради — Джонни её вполне заслужил.
А вот имя «Ма-Алефа-Ак» могло бы означать «Искусник», «Мастер» или «Кузнец». Да, оно всё это означало… но с подачи дорогой мамочки, первым смыслом стало совсем другое понятие — «Тьма в сердце». Всё равно, что надпись на лбу «Остерегайтесь его, он замышляет недоброе».
Намерения у Ша-Шин были самые лучшие. Она увидела в будущем, что её сын вырастет агрессивным, нелюдимым злоумышленником и мизантропом. Что он совершит нечто очень плохое по отношению к своим собратьям. И пыталась, как могла, предотвратить такое развитие событий. Увы, методы, которые прекрасно работают в полиции, не слишком хороши в педагогике. Если человеку тысячу раз сказать, что он свинья — на тысяча первый раз он захрюкает. Чувствуя всю жизнь постоянное недоверие, опаску, а порой и прямую агрессию со стороны окружающих, Алеф именно таким и вырос. Другие марсиане избегали его — он избегал других марсиан. Другие марсиане постоянно пытались угадать, какую же пакость он задумал — он их не разочаровывал, и постоянно размышлял, что бы такого сделать плохого. Причём он даже не думал скрывать эти мысли — наоборот, целенаправленно транслировал их вокруг себя — «чтоб вы знали, как я вас, гадов, ненавижу». Когда он подключился к Великому Голосу, то создал в нём самое, пожалуй, неуютное и пугающее личное пространство — тёмную башню, окружённую зарослями, полными ловушек и монстров, вытащенных из его подсознания.
Ему удалось скрыть своё соучастие в проделках Д-Кей, и он не понёс за это никакой ответственности. Тем не менее, смерть матери, а через некоторое время — осуждение и изгнание сестры окончательно отделили его от остального мира. Он стал ещё более агрессивным и недоверчивым. Попытки Дж-Онна пробить колючую эмоциональную броню, которой брат себя окружил, не имели успеха. А М-Ирнн даже и не пытался наладить с сыном контакт.
Вероятно, изгой так бы и умер в одиночестве, прожив отведённый ему срок — всеми отвергнутый, почти всеми забытый, никому не нужный и всех презирающий. Если бы однажды в его снах не появилось существо, внешне похожее на землянина. Существо, которое без ложной скромности отрекомендовалось как Славный Годфри — причём слово «славный» имело одновременно две равнозначных телепатических коннотации: «милый, добрый, свойский» и «прославленный, знаменитый». Существо не просто однажды появилось, а начало появляться с раздражающей регулярностью.
Поначалу Ма-Алефа-Ак встречал его так же, как и всех остальных — волной желчи и презрения. Однако Годфри это ничуть не смущало. Он продолжал навещать Алефа месяц за месяцем, беседуя с ним на самые разные темы. Он показал себя интересным, эрудированным и понимающим собеседником в любых вопросах — и вскоре Алеф обнаружил, что скучает по этим ночным беседам, если Годфри долго не приходит.
Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лед и пламень
Не столь различны меж собой.
Сперва взаимной разнотой
Они друг другу были скучны;
Потом понравились; потом
Съезжались каждый день верхом,
И скоро стали неразлучны.
Так люди (первый каюсь я)
От делать нечего друзья.
Алеф совершенно не беспокоился, откуда берётся его ночной гость. Он был уверен, что просто создаёт себе тульпу, воображаемого собеседника. Обычное явление в Великом Голосе, любой марсианский школьник это умеет — правда, обычно процесс запускается всё же осознанным намерением, но и подсознательно его «включить» иногда случается, если не следить за ментальной дисциплиной. Фантазия у Алефа была богатая и нездоровая.
Пока однажды днём Годфри с громким «Бум!» не появился у него в комнате во плоти.
Ну, как во плоти… Плоти-то там как раз и не было — в том смысле, что вкладывают земляне или хотя бы марсиане. Марсианское зрение тут же показало, что Годфри оказался существом на основе кремниевой керамики — ожившей статуей, воспроизводившей человеческие черты до волосинки. Нынешний Ричард мог бы охарактеризовать его как «если и не родного, то как минимум двоюродного брата Шеннеча». Но Алефу тогда не с чем было сравнивать — он видел подобное существо впервые в жизни и первым из всех зелёных марсиан.
Естественно, на гостя посыпались вопросы — кто он вообще такой и что такое. Годфри преспокойно поведал, что является жителем планеты Апоколипс, расположенной, как он выразился, «в другом месте и в другом времени».
— И какого парадемона тебе понадобилось на Ма-Алека-Андре? — не очень вежливо спросил раздосадованный Алеф.
— О нет, — от души рассмеялся Годфри, — парадемонов, друг мой, у меня дома своих хватает. А здесь я ищу кое-что гораздо более ценное…
— Хорошо, поставим вопрос иначе, — рыкнул марсианин. — Что мешает мне размолотить тебя о ближайшую стену за злоупотребление моим доверием, булыжник, и сказать, что так и было?
— Нууу… — протянул Годфри, делая вид, что сомневается, — я мог бы сказать, что в этом случае здесь тут же появится сотня солдат моего повелителя с плазмомётами наизготовку, но я этого не скажу. Я только отмечу, что вы, Ма-Алек, не очень-то разбираетесь в убийствах. Возможно, ты и сможешь стать первым зелёным, кто преодолеет этот запрет. Но вряд ли у тебя получится с первого раза сделать всё как надо. Если хочешь, я потом попрошу знакомых дать тебе пару уроков в этом вопросе.
— Спасибо, не надо, — чуть успокаиваясь, буркнул Алеф. — Я так… в риторическом смысле говорил. Так что это за «более ценное»?
