Дикий Порт - Серегин Олег (книги без регистрации полные версии TXT) 📗
Ифе побаивалась идти в клуб и не хотела навязываться кому-нибудь из знакомых. Надеялась, что придет Джек и расскажет что-нибудь. Но сам захочет и придет сам, а не после гитары и зова.
Она сидела в почти пустом лазарете, у койки маленького Тери Уивинга, и думала.
«Ладья моя Солнце стремит свой упрямый бег».
Когда Ифе поняла, что и о чем пела, то сначала ошалела, потом перепугалась. Казалось, она сделала что-то предосудительное. Так нельзя. Нельзя управлять людьми. Им это не нравится. Даже кошмар приснился – о том, что ее отдали под трибунал за превышение полномочий и использование военной мощи человечества в личных целях.
А ррит ушли, не выстрелив.
…как случилось и возле овеянной скорбной славой планеты «Три семерки», DRF-77/7. Ай-аххар, уже подготовив орудия для залпа, так и не дал его. На близких орбитах, на таком расстоянии, что сканеры видели даже минимальное изменение конфигурации, сопутствующее подготовке огневых систем. Фрегат «Тацумару», аналог ставшей родной «Минни» – «уайт стар»… Изрешеченный, с едва дышащим жизнеобеспечением, дважды на скорую руку латаный чуть не прямо в бою, он просил одной ракеты, чтобы развалиться на части. И части эти, в отличие от полуавтономных модулей «соларквинов», не давали экипажу шанса на спасение.
Ифе не помнила, что она сказала тогда. Может быть, ничего. Слишком боялась. От страха или от недостатка кислорода она впала в полуобморочное состояние – и почувствовала себя словно размазанной по всей звездной системе «Трех семерок». Успела удивиться, какие, оказывается, планеты крохотные по сравнению с пустотой, в которой плавают; тотчас поняла, что это не пустота… Но важно было другое, не звезда, не двенадцать планет, два астероидных пояса и внешнее пылевое облако, а – еще крохотнее, но неизмеримо значимей – соринки сплошного металла. В некоторых была жизнь, в других уже нет. Где-то в области печени парила искра-соринка «Тацумару», к ней близилась другая, и если продвинуться немного вперед во времени, неразделимо слившемся с пространством, то там была уже только одна живая соринка…
Ифе задержала дыхание.
Ай-аххар, по-рритски «мать красоты», не счел занятным добивать полудохлую дичь.
Ушел.
Редко получалось так удачно. Еще и поэтому мучил страх. Ифе слишком хорошо помнила – в сердце ее было выжжено – что случилось потом. Потом, когда она пела жизнь Григорию Никасу, старшему брату.
…ай-аххар ушел добивать гордую «Леди Лу». Один из тех самых «соларквинов», которые куда сложней уничтожить. Полуавтономные модули, составляющие корабль, способны не только выступать в качестве спасательных капсул, но даже вести огонь.
Модуль, где остался Григорий, продержался дольше всех. Чудом выдержал несколько попаданий; жизнеобеспечение работало как часы, орудия стреляли…
Потом вышел боезапас.
Тогда цйирхта «Се’тау» поймала упрямую капсулу в грависеть и повела за собой. В то время люди уже понимали, почему и зачем делается такое.
Злые, ощеренные х’манки. Бесстрашные. Дерущиеся до последнего.
Славная добыча, которую почетно убить руками.
Традиция охоты.
На модуле все еще работала связь. Только аудио, не визуальная. Они просили дать по ним залп, умоляли не оставлять врагу на костяные бусы, но в зоне стопроцентного попадания стрелять было некому, а дальше – нечем. Ифе слышала голос брата.
Уходящая «Се’тау» еще не покинула систему, даже не разогналась толком. Близилась к пылевому облаку, проходя через грудь Ифе от плеча к плечу. И когда живая соринка покинула ее сердце, Айфиджениа задержала дыхание.
В модуле отказала терморегуляция. Космический холод убил соринку за долю секунды.
…не песня. Одно лишь наитие, предощущение, пред-мысль. Но потом Ифе все-таки сложила слова. Как эпитафию.
После того случая она долго ничего не могла. Думала, что убив, кончилась насовсем. И благодарила, не зная, кого – небо, силу, мир, себя – за то, что может больше не решать. Не делать выбор.
…вернулось.
Прежде Айфиджениа считала, что разобралась в своих способностях. Она не чудотворица, не делает ничего сверхъестественного, противоречащего мировым законам. Только выбирает самое подходящее из того, что может случиться.
После явления Первого флота она перестала что-либо понимать. Думала, не спала ночами, мучилась, пока не решила твердо, что время покажет. Она еще попробует что-то сделать, и тогда, возможно, разберется во всем.
Теперь Ифе размышляла, не сложить ли песню из того, что она чувствовала, шептала, слышала, перебирая струны на «Миннесоте», после того, как Джек, с прекрасной дикцией полиглота, перечислял рритские корабли – «Йиррма Ш’райра», «Рхая Мйардре», «Се’тау», «Се аи Кхимра»… Отдельные слова, образы, обрывки строк, один нежданно вырвавшийся куплет о соловьиных долинах, и одна главная строка, звучащая снова и снова, полыхающая как огонь. Несложенная песня грезилась окровавленной, точно вышедший из чрева младенец. Слишком много войны.
Так нельзя. Такое тяжело петь. Но Ифе чувствовала себя должницей. Она не смогла бы ответить, кому и чего именно должна, но она превысила свой кредит – намного, на столько, что и не придумаешь, как вернуть.
Время терпело. Стальная баллада для крейсера «AncientSun» должна будет родиться.
Но не сейчас.
Сейчас Ифе сидела в большом лазарете «Древнего Солнца», у койки Тери, и придумывала другую песню, теплую песню о хорошем, для маленького человека, который заглянул в глаза гибели и с тех пор разучился жить. Ничего не пела, даже не шептала под нос, и зачехленная гитара была спрятана в каюте под койкой. Айфиджениа не собиралась петь, пока не придумает все до конца. Да и смотрелась бы она странно, притащившись упражняться в игре в лазарет…
