Скользкий - Корнев Павел Николаевич (читаем книги онлайн TXT) 📗
Оглядевшись по сторонам, я на всякий случай расстегнул куртку. Пусть никого из местных обитателей пока и не видно — от дождя попрятались, не иначе, но ухо надо держать востро, а руку недалеко от пистолета. Чужаков здесь не любят. Нет, не так. Чужаков здесь очень не любят. И пусть пришлым нигде особо не рады, тут эта нелюбовь выражалась слишком уж непосредственно. Никогда не знаешь, чем из-за угла засветят. А чего удивляться? Нормальной работы поблизости нет и в обозримом будущем не предвидится, а Дружина заглядывает только для того, чтобы облаву устроить. И что остается? Торговать наркотой, воровать у соседей, бить морды таким же люмпенам, как ты, грабить чужаков и пытаться пробиться в одну из многочисленных банд.
Только банды здесь, кстати, и поддерживали хоть какое-то подобие порядка. Разумеется не все, а только самые крупные. Чистые, Крестоносцы, Максимки, Ночные охотники и еще с полдюжины преступных сообществ контролировали свои кварталы и весьма жесткими, а точнее, жестокими, методами наводили порядок. Спокойней от этого на северной окраине не становилось: слишком уж разные правила они насаждали, да и основные силы уходили на борьбу с конкурентами. Ничего, приедут варяги из Северореченска, Дружина первым делом большой шухер здесь устроит.
На ближайшем доме красовались причудливо вписанные в граффити кресты, и сразу становилось понятно, кто здесь заправляет. Стараясь не углубляться на территорию Крестоносцев, я срезал через дворы и вышел к обшарпанным двухэтажкам. Все, теперь еще пара кварталов и уже Гетто начнется.
Впереди кто-то шмыгнул в подворотню, и я, насторожившись, замедлил шаг. Да нет, не видно никого. Только гарью пахнет. Это еще откуда? Пожар? Нет — угол дома оказался разворочен, а стена закопчена. Размытая дождем сажа грязно-серыми потеками стекала на землю. Немного дальше на стене кто-то аккуратными ярко-красными буквами вывел: «Свободу измененным!» Интересно, сначала бомбу взорвали, а потом уже лозунг намалевали, или наоборот?
Настороженно оглядываясь по сторонам, я добрался до бетонного забора Гетто, по верху которого были пущены витки «егозы». За забором виднелись длинные крыши бараков. Тоска зеленая. И как там только люди живут? Хотя какие люди? Людей там нет. Одни уроды.
Серые бетонные плиты оказались исписаны множеством лозунгов, большинство из которых были почти неразличимы из-за намалеванных поверх белых полос известки. «Смерть уродам!», «Сдохните, твари!», «Катитесь в ад!» Смерть уродам, уродам смерть. Смерть, смерть, смерть. Не очень оригинально, зато исключает всякое недопонимание гражданской позиции писавших. Уродам смерть и все дела. Все в жизни просто и понятно.
Пока шел к проходной, взгляд несколько раз цеплялся за рассекавшую красный круг ломаную синюю молнию и уже знакомые слова «Свободу измененным!». Измененные, надо же. Что ж, с этим определением не поспоришь. Изменило уродов, можно сказать, до полной неузнаваемости.
Легонько вздрогнула земля, и откуда-то с запада донесся гул далекого взрыва. Опять бомбисты шалят?
— А ну стоять! — крикнул мне из-за перегораживавшего проезд в Гетто бетонного блока автоматчик в брезентовом дождевике, голову которого, к моему несказанному удивлению, прикрывала зеленая армейская каска. Между расстегнутых пол дождевика виднелся бронежилет.
Нет, я, конечно, понимаю, что так по уставу положено, но чтоб по своей воле кто-то из армейских эту кастрюлю на голову напялил? Что здесь происходит?
— Стою, — сразу же выполнил распоряжение я.
В узких бойницах блокпоста замелькали тени, наружу высунулся автоматный ствол. Что за нездоровый ажиотаж? Караульным же положено за уродами приглядывать и выход за территорию Черного квадрата пресекать, чего они как в осаде сидят?
— Чего надо? — Автоматчик в дождевике честно пытался контролировать мои движения, но нет-нет да и скашивал глаза на дома у меня за спиной.
Я молча отогнул отворот куртки, чтобы стала видна служебная бляха. Что-то они совсем зашуганные. И ведь это не простые дружинники, а гарнизонные вояки, которые ко всему привычны должны быть. Как частенько повторяет Селин: «Все страньше и страньше».
— Проходи, — немного успокоившись, разрешил караульный. — Да не стой столбом, шевели копытами.
В караулке оказалось еще трое гарнизонных и дремавший на раскладушке рядом с буржуйкой небритый мужик. Если верить красной повязке на левом предплечье — инспектор СЭС. Совсем молодой пацан с АКМ в руках пристроился у внешней бойницы и прикрывал направившего меня сюда караульного. Бородатый боец в черной вязаной шапочке с РПК контролировал подходы к блокпосту со стороны Гетто. Черноволосый усатый лейтенант сидел за сколоченным из некрашеных досок столом, на котором лежали две лимонки, жезл — судя по лазурному навершию, заряженный чем-то шоковым, — и распечатанная пачка папирос. Со спинки стула на ремне свисал АКМ.
— Вызвать кого? — внимательно осмотрев мою бляху, спросил лейтенант.
И этот в бронежилете. Странно, не похож он на бронелобого шакала, который устав исполняет от и до. Так в чем же дело? Не на осадном же положении они здесь, в самом деле? Что за ерунда?
— Да мне просто с кем-нибудь из местных переговорить надо, — объяснил я.
— Присаживайся, — указал мне на табуретку у стола лейтенант. — Степа, кликни кого из администрации.
Бородатый что-то монотонно забубнил в переговорную трубу.
— Я смотрю, у вас тут все серьезно, — уселся я на табурет.
— Серьезно? — переспросил лейтенант. — Да у нас здесь хрень полная.
— А что такое? — удивился я. Вроде раньше с уродами никаких проблем не было. Или я от жизни отстал?
— О взрывах не слышал разве? — Мой собеседник вытащил из пачки папиросу и закурил.
— И слышан, и видел. Это так серьезно?
— А то! Все взбеленились просто. Ну, Чистые и Крестоносцы всегда на голову больные были, так к ним теперь и остальные местные отморозки примкнули. — Лейтенант выпустил в потолок струю вонючего дыма. — Как взрывы начались, так и заладили: мочи уродов, мочи уродов. А мы не даем мочить, значит, враги главные. Камни постоянно кидают, бутылки. Один раз обстреляли. Ты вот скажи, по нам-то зачем стрелять? Не знаешь? Вот и я тоже. И так в последнее время уродов в город выпускать перестали. А то троих прямо напротив нас на фонарных столбах ночью вздернули. Еще и администрация ультиматум предъявила: или находите убийц и открываете свободный проход в город, или мы за последствия не отвечаем.
— Зашибись, — посочувствовал ему я.
— Не то слово. Уже и не знаем, кто первым на штурм пойдет: уроды или банды.
— Прям уж на штурм…
— Прям на штурм, — хлопнул ладонью по столу лейтенант. — Еще пара взрывов и резьбу сорвет. И мы никому уже доказать не сможем, что это не через наш пост взрывчатку пронесли. «Свободу измененным!» Ага, разбежались. Нет, если заварится каша, нам первым кранты придут. И без разницы, кто начнет. Мы ж посередине. Такие вот пироги.
— Не дойдет до этого.
— Надеюсь. Но сейчас любого пустяка хватит, чтобы все полыхнуло. Это раньше уродам пальцем погрозишь, по району облаву устроишь и сразу все на задних лапках ходят. А сейчас никто не может себе позволить слабину дать.
— Наши идут, — подал голос Степа.
— Ну слава богу, — облегченно вздохнул лейтенант. Минуту спустя в караулку зашли три солдата гарнизона и колдун в длинном кожаном плаще.
— Володя, иди Леху смени, — распорядился лейтенант, и молодой парнишка, закинув ремень автомата на плечо, вышел наружу. — Как сходили?
— Нормально. — Колдун выложил на тумбочку два жезла: «дырокол» и заряженный «иглами стужи», повесил на вбитый в стену крюк плащ и подошел к нам.
Бойцы развесили промокшую верхнюю одежду и, не убирая оружия, сгрудились у раскаленной буржуйки.
— Как там?
— Тихо. В одном месте дыру в колючке заделать придется, но это мелочи. — Колдун уселся на свободный табурет и через шею снял цепь с массивным серебряным амулетом. — Меня больше затишье беспокоит. Не к добру это.
