Заветы предательства - Аннандейл Дэвид (версия книг txt) 📗
— Не тот враг страшен, что на виду, — прошипел Шарроукин, — а тот, которого не видишь.
Его карабин полыхнул, и Несущий Слово оступился, когда высокоскоростные иглы вонзились в боковину его шлема и плечо. Исковерканный металл и керамит разлетелись от удара. Шарроукин закинул свое оружие за плечо и в следующее мгновение приземлился, раскрошив под собой камень и подняв волну горячего дыма.
Не теряя ни секунды, Гвардеец Ворона вынул из заплечных ножен два гладия с черными клинками и бросился на Несущего Слово. Предатель отшвырнул свой расколотый шлем прочь, и Шарроукин увидел, что у него бледное, почти пепельное лицо, сплошь покрытое татуировками, которые извивались и скользили под его кожей, словно черви из разумных чернил.
Несущий Слово сбросил с плеча криптоса и вскинул болтер. Шарроукин рубанул по стволу своим первым гладием, одновременно вонзив второй в самый центр нагрудника предателя. Воин зарычал от боли и отпрянул, когда снаряд взорвался прямо в патроннике болтера. Он наотмашь хлестнул пудовым кулаком, но Шарроукина на прежнем месте уже не было. Гвардеец Ворона перескочил Несущему Слово за спину и вонзил мономолекулярный кончик гладия предателю в шею.
Клинок Шарроукина рассек позвоночник Несущего Слово. Он рывком выдернул меч, и голова его врага откинулась набок. Еще до того, как тело коснулось земли, Шарроукин повернулся и вздернул с земли адепта в черной робе. Капюшон откинулся назад, и Гвардеец Ворона вздрогнул, увидев жуткое лицо существа. Кожа криптоса была такой же бледной, как и его собственная, а вся нижняя половина лица представляла собой кошмарное нагромождение движущихся частей, аугмиттеров, вокс-решеток и звуковоспроизводящих элементов. Ничего подобного Шарроукин не видел за всю свою жизнь. Остальная часть черепа существа отдаленно напоминала корпус когитатора — жуткое смешение меди, плоти и стеклянных вставок, сквозь которые просматривались участки аугментированного мозга.
Криптос издал звук, похожий на скрежет железных гвоздей по металлической пластине, и поток искаженного машинного шума вырывался из его рта, что двигался с омерзительным механическим щелканьем и влажным животным бульканьем.
— Как раз то, о чем я думал, — сказал Шарроукин, рывком вскинул криптоса на плечо и вызвал на дисплей шлема иконку местоположения Вёлунда. Железнорукий с головой увяз в сражении, держась в тени ферровора, который разрывал на части своих бывших союзников. Шарроукин взмыл в воздух на языках пламени и приземлился в кратере, оставшемся от взрыва звуковой мины. Второй прыжок пронес его над группой съежившихся от страха смертных, а третий доставил прямиком к Вёлунду.
— Как всегда вовремя, — сказал Вёлунд. — Ядро достигло критической массы.
— Сколько еще? — спросил Шарроукин, сбрасывая криптоса с плеча.
Вёлунд снял с пояса второе устройство, выданное ему адептами Механикум, и, положив его на землю между собой и Гвардейцем Ворона, щелкнул переключателем. Палец его застыл над кнопкой активации.
— Готов? — спросил он.
— Давай, — сказал Шарроукин, и небеса вспыхнули невообразимо ярко, и яростный свет смел храм кузницы с лица планеты ураганом ядерного огня.
Время утратило всякий смысл.
Век ли минул для Шарроукина или одно мгновение — измерить это было невозможно. Свет и тень исказились и поблекли, а весь мир за пределами мерцающего пузыря нереальности, защищавшего их от атомного уничтожения, двигался, словно пикт-съемка в ускоренной перемотке. Он не мог пошевелиться, не мог думать — фактически он не существовал.
Но вот таймер на генераторе стазисного поля достиг отметки «ноль», и мир снова обрел четкость. Горячие ветры окатили их — радиоактивные, наполненные ядовитыми токсинами, что сделают этот регион Кавор Сарты не пригодным для жизни на тысячу лет. От храма ничего не осталось — лишь остекленная равнина да глубокая расщелина в земле на том месте, где расплавленное ядро кузницы ушло в кору планеты. Грибовидное облако высотой в несколько километров переливалось огнем, и ударные волны, словно могучие молоты, гремели в атмосфере. Едкие торнадо из тяжелых металлов завывали на пустоши после атомного взрыва, и грозовые бури рокотали, схлестнувшись в электромагнитном побоище.
Вёлунд еще некоторое время стоял на коленях рядом со стазис-генератором, а после поднялся и встряхнулся. Шарроукин окинул взглядом опустошенные земли, восхищаясь, что они уцелели в самом эпицентре ядерного холокоста.
— Думаю, все прошло удовлетворительно, — подытожил Вёлунд.
— Мы живы, криптос у нас, — согласился Шарроукин, глядя, как жалкое существо свернулось в позу эмбриона и лепечет что-то на своем неестественном и непостижимом шифрованном языке, пока радиация терзает его хилое тело.
— И предатели ничего не узнают о нашем вмешательстве. Для всех здесь произошло лишь случайное расплавление ядра.
— Думаешь, враг в это поверит?
— Учитывая недостаток связи и механических знаний у оккупационных сил, такое вполне могло бы произойти, — сказал Вёлунд. — Я считаю, наше участие останется незамеченным.
Шарроукин кивнул и активировал встроенный в его доспех пеленгатор, который отправил сигнал кораблю Железных Рук, скрытому в поле обломков вокруг Кавор Сарты. Электромагнитные бури скроют все следы телепортационного луча, и они исчезнут задолго до того, как вражеские силы прибудут, чтобы обследовать разрушенный участок.
— Хорошая работа, Сабик Вёлунд.
— И в самом деле хорошая, Никона Шарроукин.
«Так или иначе, — подумал Шарроукин, — сегодня у предателей выдался плохой денек».
КРИС РАЙТ
КОГОТЬ ВОЛКА
Враг носил доспехи, покрытые сине-зеленой чешуей — цвета предателей. Это был массивный монстр в тактической броне дредноута, тяжелыми шагами ступающий по палубе корабля. Под парными комби-болтерами ревели цепные клинки. Уже трое Волков Фенриса лежали у его ног изломанными куклами и истекали кровью.
Бьорн прижался к полу у самой стены коридора. Сражения в недрах космических кораблей всегда проходили на малой дистанции и вполне могли бы вызвать приступ клаустрофобии. Ключевую роль в них играло умение использовать густые тени и тесноту палуб. Из стаи, которую он привел за собой на борт фрегата Альфа-Легиона «Йота малафелос», осталось в живых всего четверо десантников. Им некуда было отступать и негде укрыться. Еще трое легионеров-предателей выдвинулись вперед из-за спины чемпиона в терминаторской броне, укрываясь за телами павших воинов.
Бьорн напрягся, готовясь к контратаке. Он чувствовал, как его выжившие братья, охваченные духами охоты, делают то же самое.
И именно в тот момент, когда мышцы Волка затопила волна гиперадреналина, а оба сердца наполнились жаждой крови, он вспомнил, как раньше ему приходилось обращаться к Следжеку за необходимыми инструментами войны и какие ответы он получал.
Бьорну стало интересно: что бы Оружейник сказал сейчас, когда безумие убийства снова захлестнуло все вокруг? Какие проклятия сорвались бы с затупившихся и обгоревших клыков, когда мастер понял бы, что случилось?
В глубине кузнечных палуб «Храфнкеля» огни не гасли никогда. Из литейных ковшей без остановки лился расплавленный металл, вспыхивая и с шипением затекая в формы.
Молоты поднимались и опускались над адамантиевыми наковальнями, а лязг конвейеров нарушался только тонким металлическим перезвоном молитв техножрецов в багровых мантиях.
Бьорн протолкался через массу работающих людей и оборудования, напористо двигаясь в направлении цели. Магистр кузни флагмана, закованный в покрытый вмятинами и практически черный от сажи древний доспех, ждал Волка у распахнутого жерла пылающей печи.
— Мне было интересно, сколько времени тебе понадобится, — произнес железный жрец. Выражение его лица, скрытого наклонной решеткой защитной маски, Волк прочесть не мог.
— Мне нужен тот, кого называют Оружейником, — заявил Бьорн.
