Дети августа - Доронин Алексей Алексеевич (читать хорошую книгу .TXT) 📗
В полусне он слышал негромкий разговор.
— Лучше бы спел "Let my people go", — в голосе деда звучали нотки грусти. — Жаль, твой братец ее не знает. «Отпусти народ мой…», как говорил один еврей одному фараону.
— Фараоны — это так в Англии называли ментов, да, батя? А то я по-англиски кроме «уан», «ту» и «сри» ничего не знаю.
— Нет, фараоны — это верховные менты Древнего Египта. Они строили пирамиды и зиккураты. Хотя вру… зиккураты строили в Вавилоне.
На несколько секунд стало тихо, и слышно было только, как что-то постукивает не то в моторе, не то в корпусе машины. Когда Данилов-старший заговорил снова, голос его звучал как надтреснутая пластинка в старом проигрывателе.
— Когда обживетесь и разберетесь с неотложными делами, переименуй поселение. Нечего тащить груз прошлого в новый мир. Считай это моей просьбой, сын.
— А почему «я», а не «мы»?
— Ну… — дед замялся, подбирая слова. — Может, и мы. Но решать тебе. Ты вождь, а я кто такой? Назовите его «Звенящий ручей».
— А откуда ты знаешь, что там будет ручей? — недоверчиво спрашивал папа, шурша бумагой. Явно картой здешних дорог.
— Поверь мне, я знаю, — с хитрецой в голосе отвечал дедушка. — Ты же не настолько глупый, чтоб основать поселение вдали от источника питьевой воды.
В этот момент Сашка провалился во временное забытье окончательно.
Сны редко снятся человеку, когда он засыпает сидя. Только обрывки мыслей и образов. Вот и он увидел калейдоскоп картинок, в одной из которых был город на берегу моря. Он был и похож, и не похож на тот, где они побывали с дедом. В нем у самого берега над бездной черной воды поднимались высокие башни, похожие на стальные иглы.
Глава 6. Трасса Р-366
Проснулся он оттого, что кто-то грубо и бесцеремонно тряс его за плечо.
По ощущениям проспал он не больше часа.
Придя в себя, Сашка понял — что-то изменилось. Машина больше не покачивалась, а стояла на месте. В салоне было непривычно тихо. Не было слышно ни звука работающего двигателя, ни голосов. Все сидели, затаив дыхание. И даже дядя Гоша молчал.
Нарушал тишину только дед. И голос его был непривычно властным и строгим. Он говорил в рацию.
— Дедуль, что стряслось? — спросил парень, поднимаясь с сиденья и разминая затекшие ноги.
— Тсс! — дед резко оборвал его. — Я говорю.
Он поправил наушники, поднес микрофон чуть ближе и нажал на переключатель (вроде отец говорил, что правильно эта штука зовется тангента).
— Всем! Это дед. Они еще не вернулись. Быть наготове.
Вопрос «Почему стоим?» застрял у Младшего в горле. Он уже понял, что случилось нехорошее. И это были не игры и не маневры.
В этот момент, словно в подтверждение сказанному, прогремел далекий гром.
Слабая, на излете пуля чиркнула по машине. Отскочила от прикрывавшего мотор стального листа и упала в лужу.
— Уроды. Да что им надо от нас?
— Это заринцы? — предположил парень.
— Не знаю. Они говорят, что да. Выскочили как черти из тумана. Дорогу перегородили грузовиком. Потребовали старших. Держат нас на мушке, как видишь. Отец сейчас разговаривает с ними. А мы все сидим, не высовываемся. Бери свое.
Дедушка указал на ширму, за которой стояли в специальной стойке винтовки, автоматы и ружья. Сейчас там было только несколько вертикалок и его недавний подарок, который он так и не успел опробовать. Младший схватил свою «Бенелли», но, вопреки тому, что пишут в книгах, прикосновение к ружейному прикладу и рукоятке спокойствия не вернуло. Он извлек магазин и проверил патроны. На месте. Два из них были снаряжены картечью.
— Мы даже не знаем, сколько их, но мы окружены. Они рассекли колонну в трех местах. Киселевцев тоже от нас отрезали. Изредка постреливают для острастки, то с одной, то с другой стороны. Вроде бы хотят, чтоб мы шли назад, и тогда готовы забыть этот «инцидент». Твой отец пошел на переговоры. Все сейчас сидят в канавах и за телегами.
За окном тут и там среди поросших жухлой травой холмиков были разбросаны покосившиеся заборчики и камни правильной прямоугольной формы.
Огороды? Парк?
Нет. Старое кладбище. А камни и доски — это повалившиеся от времени надгробия и кресты. Когда-то здесь был поселок. А при поселке — место, где люди обретали последний покой.
И в этот момент вдалеке начали стрелять. Сначала это напоминало треск тех салютов, которые они в Прокопе делали из пороха и старой китайской пиротехники. Они чаще взрывались, чем взлетали, а если взлетали, то в случайном направлении — многим брови и волосы подпаливали. Но было весело…
К треску винтовочных выстрелов присоединились дробные автоматные очереди — сначала короткие, потом длинные. Их перекрыл грохочущий стрекот чего-то еще более мощного, что Саша мог отождествить только с крупным калибром. Если бы не расстояние, тот мог бы порвать барабанные перепонки.
Может, кого-то действительно такое заводит, будоража кровь. Кого-то вроде Пустырника. Или отца. Но Сашка, видимо, был слеплен из другого теста. Ему стало страшно, как никогда в жизни.
И даже то, что поблизости пока никакой опасности не просматривалось, а с ним было ружье — уверенности не добавляло. К тому же отец всегда говорил, что гладкоствол — это оружие для охоты или для разборки с соседями, а не для войны.
— Сиди здесь, — сказал дед, беря свой охотничий карабин с прицелом. — Я скоро вернусь.
— Я с тобой.
— А вот это незачем. За женщинами с Дениской присмотрите. Ты здесь самый старший.
Прошло полчаса, хотя ему показалось, что полдня.
Раза три до них доносилось далекое уханье, после которого что-то со свистом проносилось и взрывалось с хлопком в паре километров к северу. Земля не дрожала, но видно было в бинокль, как подлетают к небу комья земли и вздымаются клубы дыма или пыли.
Минут через двадцать стрельба стихла. Больше ни звука не долетало до них с той стороны, где находился авангард колонны. С противоположной тоже сначала постреливали, но почти одновременно стихло и там.
Означало ли это, что непрошеные гости ушли?
Высунувшись в люк на крыше, парень тщетно вглядывался в пустое шоссе. Хорошо, хоть туман ветром разогнало.
Спрыгнув вниз, Сашка попробовал послушать радио, но понял, что не знает, на что нажимать, чтоб перевести аппарат в нужный режим. В наушниках не было даже знакомого шума эфира. Просто тишина.
— Надо выйди и осмотреться.
— Ну, выйди и осмотрись.
Его сводный брат Денис, с которым они до этого почти не общались, сразу дал ему понять, что слушаться его не собирается. Он был на два года младше, но на десять килограммов тяжелее, и слыл первым хулиганом на своей улице. И винтовку «Тигр» калибра 7.62 он держал куда сноровистей, чем Сашка свой подарок.
Младшая сестренка Дениса смотрела на них обоих и на их оружие большими круглыми глазами.
Сама Светлана Федоровна — учительница, полная женщина в китайской осенней куртке, единственная из всего поселка красившая волосы перекисью. После смерти мамы, отец прожил с ней всего несколько лет, а после этого, хоть и продолжал поддерживать ее и детей — уже жил всегда один. Ну, разве что встречаясь с этой самой Дарьей. Для своих лет (целых тридцать два!) та выглядела вполне ничего и тоже чем-то подкрашивала волосы. Считать ее мачехой было бы еще смешнее, чем Федоровну. Последнюю дед за глаза называл клушей и говорил, что раньше бы такую даже кройку и шитье не взяли бы преподавать. Сейчас она тряслась, прижимая к себе девочку, и выглядела такой же неадекватной, как дядя Гоша — побелевшая, с огромными, как у ее маленькой дочки, коровьими глазами, полными слез. Обиды на судьбу в них было даже больше, чем страха.
А вот на ее сына, белобрысого, ширококостного пацана с плоским мясистым лицом, паника не подействовала. Или подействовала по-другому. Он злобно озирался. Винтовка в руках ходила ходуном.
