Псих. Дилогия (СИ) - Хожевец Ольга Аркадьевна (читать книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Я удивлённо поднял глаза.
- Я иногда размышляю об этом, - пожал плечами Никифоров. - Порой, знаешь, немного завидно даже. Я всю жизнь летаю. Машина для меня - как часть тела. Но чтобы так вот, совсем... Стать ею... Хочется попробовать иногда. Жаль, что стар уже. Обидно: помру - и так и не узнаю, как оно.
- А вы попробуйте, - сказал я серьёзно.
- П-фф. Курям на смех.
- Попробуйте.
- Слушай, парень, - неожиданно разозлился летун. - Знай меру. Я что, дал тебе повод над собой поиздеваться?
Я отставил чашку. Поймал его взгляд.
- Попробуйте, - повторил в третий раз - тихо и убеждённо. - Не говорите никому ничего, не заводитесь с этими тренингами. Достаньте себе симбионта. Подключайтесь и летите. Вот и всё. У вас получится.
- Такое впечатление, будто ты знаешь, о чём говоришь, - прищурился Никифоров.
Я промолчал. Пристальный, изучающий взгляд старого летуна выдержать было нелегко, но я всё же промолчал. И не отвёл глаз.
.
Никифоров понял. Он отвернулся к окну и надолго замер, лишь время от времени покачивая головой в такт каким-то своим мыслям. Только чуть погодя протянул негромко и опустошённо:
- Чёрт побери совсем эту сучью жизнь, парень. Чёрт побери.
Опыт - странная штука. Хотя и существуют расхожие выражения вроде "передать опыт", "поделиться опытом", все они почти не имеют практического смысла, поскольку как раз опытом-то поделиться и нельзя. Передать можно информацию, сумму готовых решений, но никак не опыт; и уж тем более бесполезно пытаться втиснуть то, что познавалось на собственной шкуре в мясорубке многих войн на протяжении целой жизни, в жалкие три недели обучения.
И всё же Никифоров прошёл по этому пути так далеко, как вряд ли сумел бы кто-то другой.
Сам он любил сказануть этак пренебрежительно - "а вот сегодня запомни-ка парочку фокусов..." Только то, чему учил, вовсе не было "фокусами". Такую оценку собственному умению мог дать только сам старый циник, вечно ворчливый пессимист, которого в учебке даже коллеги за глаза называли не иначе как "вздорным старикашкой". Майору стоило бы взяться за перо - его книги по тактике и стратегии воздушных боев по праву заняли бы центральное место в библиотеке любого лётного училища. Но кое-что не уместилось бы и в книгах, потому что вряд ли можно описать словами множество неброских, хитрых тонкостей, незначительных с виду, но способных подчас спасти жизнь пилоту. Лишь прочувствованные "нервами" симбионта, они легли в копилку моего собственного, небольшого пока опыта; не знаю, как удавалось Никифорову настолько сливаться с машиной, не будучи нейродрайвером.
Пространных разговоров мы больше не вели. В воздухе не до того было, а на земле мы почти не общались: с тех пор, как на мою бедную голову рухнул новый график подготовки, у меня не выдавалось ни минутки свободного времени. Инструктора, вздрюченные Мосиным в хвост и в гриву, отрывались на мне вовсю, будто поголовно вдруг решили воспользоваться случаем и продемонстрировать эффективность своих программ. Кстати, Кирш, отрекомендованный Никифоровым как "главный нейродрайвер" и "нормальный мужик", мне совсем не понравился. Этакий самодовольный сноб с брезгливой гримаской на лице. Он даже ни разу не поднялся со мной в воздух, оттестировав все этапы слияния прямо на площадке. Нагрузил ещё какими-то добавочными тренингами, общаясь через губу. Контролировал периодически - и то, как мне показалось, спустя рукава.
Незадолго до даты отлёта мне устроили серию испытаний - разных, и на тренажёрах, и в воздухе. Мосина не было - полковник не задержался на Чайке - зато заглянул поприсутствовать его заместитель, подполковник Зелинский. Посидел минут пятнадцать в тренажёрном зале, перекинулся парой слов с Дибом и Киршем, подольше поговорил с Никифоровым; дал "добро" на мой выпуск, даже не дождавшись результата испытаний реальных - и с недовольным видом удалился. Вслед за ним заспешил куда-то и Диб - надо полагать, оформлять документы. Так что на площадку меня отправляли двое: Никифоров, да почему-то постеснявшийся уйти Кирш. И всё равно старик погонял меня от души - наверное, просто не умел иначе.
Перед офицерами я предстал мокрым, как мышь, но довольным. Летал на истребителе; задания Никифорова отнюдь не были простыми - каждое как вызов даже не моему умению, скорее самообладанию, точности, чёткости. Старик знал, как заставить меня выложиться на все сто - и заставил. Зато я не сомневался - и гордился своей уверенностью - что он не найдёт, к чему придраться. При всей его дотошности не найдёт.
Он все же нашёл. Не к исполнению, правда. Ему не понравилась моя довольная рожа.
- Чему радуешься, дурак, - прошипел Никифоров с такой искренней, такой натуральной злобой, что я уставился на него ошарашенно. - Игрушки все тебе. Цацки. Ни-че-мушеньки я тебя не научил.
- Мясо, - неожиданно сказал Кирш, скривив губы в обычной своей брезгливой гримаске. - Просто мясо. Шлёпнут на первом вылете. Не о чем говорить.
И он вышел, напоследок раздражённо передёрнув плечами.
- Во, слыхал? - кивнул майор на захлопнувшуюся дверь. - Оценку свою слыхал?
Никифоров погрозил мне поднятым вверх указательным пальцем и громко повторил:
- Мя-ясо.
Встряхнул всклокоченной более обычного шевелюрой, опустил голову.
- Все з-зря.
Я вдруг понял, что инструктор, мягко говоря, нетрезв. Очень мягко говоря. Если по-простому - пьян в доску. И это Никифоров.
Чёрт побери.
Так они тут с Киршем на пару наливались, пока я там в воздухе из кожи вон лез, чтобы старику угодить?
Я спросил:
- Что я сделал не так?
Майор махнул рукой.
- Помолчи лучше.
Но меня уже несло:
- Нет, вы объясните. Я плохо летал? Не сдал экзамен? Так скажите, в чем ошибся. Или...
- Заткнись! - рявкнул вдруг Никифоров, будто на брехливую, лающую не по делу собаку.
И добавил:
- Щенок.
- Разрешите идти? - произнёс я после паузы.
- Остынь и сядь.
Я сел. Постарался свернуть шею некстати поднявшей голову обиде.
Попытка не удалась.
Глупо, в самом деле. Не ребёнок ведь уже. И вообще, не время и не место.
А летал я все равно хорошо.
- У Кирша сын погиб, - сказал Никифоров. - На Варвуре, месяц назад. Кирш молчал, никто не знал, даже я. А сегодня вот проговорился, не выдержал. И ты тут... вваливаешься со своей... рот до ушей. Щенок мокрогубый. Тот тоже, мать... Энтузиаст хренов. Кирш хотел его от армии отмазать, к Мосину уже подходил. Полковник обещал похлопотать. А пока папаша суетился, сынок добровольцем вызвался. Обалдуй... ума нажить не успел ещё... И вот. Недели не повоевал.