Империя зла - Шакилов Александр (книги бесплатно без .TXT) 📗

— Эй, парень, не дури! — Кто из вертухаев хотел его образумить, непонятно, под респираторами не видно шевеление губ.

Не дурить? Не собирался даже. Разве это глупо — не позволить причинить себе вред?

Пока же он соображал, как быть, чем встретить служивых, Илья Степанович вовсю работал за двоих. Наверное, уже вычеркнул напарника из списка живых.

Вэвэшники все ближе. Не торопятся, сбавили шаг. Жертва в ловушке, окружили, не уйдет — так чего бегать-то?

«Найди Барса».

«Ага, сейчас. Уже бегу, отец, уже ищу».

Иван поежился, представив, как шокеры касаются кожи, и тело его, изогнувшись в конвульсиях, падает. Если не повезет, сердце остановится. Поэтому важно не дать вообще прикоснуться к себе. И все равно шансов на победу нет. Предположим, раскидает он вэвэшников и вырвется из цеха. Дальше-то что? Перепрыгнет два забора и переплывет брасом Днепр? Нет шансов. Но кто сказал, что безнадега помешает ему сражаться?

Ну, кто самый смелый?!

Взвыла сирена. Тревожно взвыла, с надрывом.

Вэвэшники застыли с дубинками в руках, только переглядывались из-за солнцезащитных очков. Моргнул свет. Конвейеры на миг встали, вырубились компрессоры. Весь цех на долгую секунду затих. И в тишине этой вой сирены показался просто оглушительным. Снаружи, за цехом, кричали, давили на клаксон.

Потом электроснабжение восстановилось, все загудело разом, заработало. И это словно послужило сигналом для вертухаев, они разом загомонили:

— Тревога! Надо на базу! Тревога! Вернуться!..

Раб, ради которого они сюда примчались, их больше не интересовал. Появились дела поважнее. Опустив дубинки и развернувшись, вэвэшники заторопились к выходу из цеха.

— Что случилось? — Иван встал у конвейера.

Старик пожал плечами.

Почти до самого конца смены они не перекинулись больше ни словом. Каждый думал о своем, наблюдая за странной суетой, что творилась вокруг.

Визит лагерной охраны отрезвил Жукова. Нелегко было принять неизбежное. Увы, Ириске уже не помочь. А вот себя он мог загубить, так и не отомстив ни за отца, ни за всех рабов Союза, обреченных на каторжный труд в нечеловеческих условиях. И за себя не отомстив, за свое уничтоженное счастье. За обман, в котором всегда жил. За мать. За землю, обратившуюся радиоактивным стеклом. Он больше не ощущал себя союзником. Не надо ему светлого будущего, замешанного на лжи и горе.

Он — отверженный.

Раб, не желающий быть рабом.

Глава 10 Я всегда буду против

В кабине вертолета было душно, пахло перегаром и нестиранными носками.

Носками — потому что сопровождали министра четверо здоровенных секьюрити. А перегаром — потому что министр методично вливал в себя уже вторую бутылку «Martell» подряд, вопреки увещеваниям личного доктора, умолявшего не злоупотреблять. От предложенного бокала — Лали нашла целый набор стекляшек среди прочих удобств салона — отец отказался, пил прямо из горлышка, не закусывая.

Доктор нервничал. Видно, боялся летать. Лали даже немного жаль стало этого толстяка в белом халате. На глазах у него были очки с толстенными линзами, которые он то и дело обмахивал рукавом халата. Заодно рукавом доктор вытирал с залысины пот, а с подлокотника кресла — несуществующую пыль.

Летели долго. Все были при деле: пилоты в забавных белых шлемах вели вертолет, врач заботился о здоровье отца, секьюрити тоже заботились о его здоровье, но чуть иначе, сам же отец целеустремленно утолял коньячную жажду, наплевав на их заботу. Одна Лали ничего не делала. То есть вообще. Из-за этого она чувствовала себя неловко.

То и дело мигала оранжевым лампочка у потолка, сообщая, что они пролетают над участком с повышенным радиационным фоном. В такие моменты врач замолкал и принимался тереть рукавом поочередно линзы, залысину и подлокотники. Секьюрити чесали затылки. Отец делал глоток. А пилоты просто продолжали заниматься своим делом.

И вот опять мигнула лампочка, но ритуал нарушился. Из-за отца. Он вдруг отставил бутылку и громко, с выражением прочел по памяти:

Вертолет дернуло. Секьюрити дружно принялись истязать ногтями лбы, а врач так растерялся, что оставил свой рукав в покое.

— О чем ты? — осторожно спросила Лали.

— Вот об этом. — Отец вытащил из ножен здоровенный кинжал, что обычно лежал в нижнем ящике его рабочего стола. — Это рукоять, она из рога буйвола. Дитта — клинок. Харш — дола. И острие. Свет моих очей, не отворачивайся, посмотри. Вот этим острием я твоему хахалю…

Она заткнула уши. Не желала слушать эти бредни. Отца переполняла ненависть, распирала его, уничтожала изнутри. Лали поняла: он узнал, где скрывается Ванька, и теперь хочет убить его.

Неужели все это из-за нее?..

Точно из-за нее. Если б она не выказала свою привязанность к Ваньке на том приеме в Новом Кремле, все было бы иначе.

На сердце стало тяжело.

Сирена выла долго, протяжно. Въедалась в уши, прогрызала мозг насквозь, вынося из него все и заполняя собой. Иван обрадовался, когда она — наконец-то! — замолчала.

Вот только вместо нее зашелся в лающем хрипе начальник лагеря. Запись его голоса транслировали через все динамики на Хортице два часа подряд:

— Сегодня нас почтит рабочим визитом глубокоуважаемый министр восстанавливаемых ресурсов Гурген Аланович Бадоев. Гурген Аланович любит порядок. Гурген Аланович любит творческих рабов… э-э… работников. Гурген Аланович считает, что рабы — рабочие! — должны иногда — нечасто — отдыхать и веселиться. А визит Гургена Алановича для нас всегда праздник…

И так далее, и в том же духе.

Вот в чем причина тревог и волнений. Кулаки непроизвольно сжались.

Ирония судьбы: грядущий визит Бадоева, человека, разрушившего Ивану жизнь, спас Ивана от гибели. Но ведь неспроста министр собрался на Хортицу, явно неспроста. Вычислил, что террорист № 1 скрывается в конкретном лагере? Если да, то почему местным властям не отдал приказ взять преступника? И что теперь делать? Прятаться? Или самоотверженно напасть на Бадоева и погибнуть от пуль его телохранителей?..

Ответов на вопросы не было. Но одно Жуков знал точно: два часа подряд слушать ненавистное имя — это пытка. Речь начлага заглушала даже шум конвейера.

А потом опять завыла сирена. И опять речь. И сирена, и…

Кстати, пускать пыль в глаза проверяющим в Хортицком лагере умели и делали это качественно, с размахом. Первое, что потребовали от рабов, — это соблюсти форму одежды. Как того требует государственная политика относительно работников лагерей, всем велели снять гражданское, контрабандой за периметр переправленное, а взамен нацепить робы. Конкретно бабам — бантики долой, ленточки и заколки аналогично, снять юбки, натянуть штаны. И никаких пальтишек и курток, ходить только строем по территории и только в фуфайках! Время для приведения себя в порядок будет выделено, рабочий день сегодня сокращенный.

Согласно уставу, вэвэшникам категорически рекомендовалось застегнуть все расстегнутое, заправить койки в казарме, навести порядок в тумбочках.

Пока же народ пыхтел на производстве, в бараках провели шмон. Все, что не соответствовало, снесли на отдельный склад, который велено было не открывать никому вообще, пока министр не умчится обратно в Москву, даже если он, министр, попросит.

Устроили внеочередные поверки. Дамочкам, у которых на лицах заметили косметику, то есть всем старше одиннадцати и моложе семидесяти, сделали конкретное внушение. Конфисковали помаду, пудру и прочие прибамбасы. Все отправили на склад. Вязаные шапки, в которых на улице работать удобнее и теплее, чем в казенных «тюбетейках», — на склад. Аналогичные шапки изъяли и у вэвэшников — мол, по уставу фуражки положены, и по фигу, что в уши дует.