Вечный поход - Вольнов Сергей (книги бесплатно без .txt) 📗
Это неопределённое «когда-то, однажды» наступило слишком быстро.
…Сегодня они приснились вновь!
И всё, всё повторилось, с тою лишь разницей, что в конце речи прозвучало: «ПОРА! Вечная Война началась! Выводи войска… Веди сквозь дождь… Мы встретим тебя за лагерем…»
И величайший римский полководец, непобедимый Гай Юлий Цезарь, доверившись гласу неба, – решился. Тем более, что за подтверждением не нужно было далеко ходить – только выгляни из палатки! Такого потопа, действительно, ещё не случалось на его памяти. Казалось – во всей Малой Азии начался невероятный дождь и пуще всего, злее всего, этот небесный водопад обрушился на римлян, как на возмутителей спокойствия.
Цезарь слушал свой голос как бы со стороны, когда, отгоняя последние сомнения, отдавал приказ ожидающим легатам: «Вывести легионы в поле! Как можно быстрее, и… как можно тише».
Консул всегда доверял своим вещим снам. Впрочем, не он один. Знатные римляне по традиции серьёзно относились к сновидениям – как известно, именно так боги и духи общаются с земными душами.
…Подразделения Первого легиона уже почти покинули расположение лагеря. Уходящее войско даже не оставило нужного числа легионеров, чтобы спешно свернуть палатки. Лишь небольшое количество, да и то больше для охраны, чем для демонтажа.
Теперь пришёл черёд Второго легиона. Приказ передавали из уст в уста. Трубы не вынимали из чехлов. И эта скрытность уже будоражила бывалых воинов лучше всяких объяснений. Случилось нечто весьма серьёзное, что-то из ряда вон…
Тиций занервничал. Не хватало ещё из-за этой сумятицы остаться в лагере, ведь дежурную смену могли и забыть на постах. Или же перепоручить ей возглавить команду по демонтажу палаток. Он, кусая губу, наблюдал, как слаженно выбегали из его палатки соратники и, не мешкая, строились в привычный боевой порядок.
Между тем ливень всё крепчал! Отводные каналы уже не везде справлялись с постоянно прибывающей водой. И она начала растекаться по дорожкам между палатками. К шуму дождя добавились чавкающие шаги-всплески сотен ног, марширующих по лужам.
Но, слава богам! – наконец-то появился центурион Аврелий и подал запоздалую команду снимать посты. Тиций тут же метнулся в свою палатку за снаряжением, недостающим для выхода за пределы лагеря. Однако оказалось – бросил ему на ходу побратим Лацио, – что был приказ взять только вооружение, причём обязательно – двойной комплект пилумов.* Снаряжение же, как личное, так и имущество легиона – с собою не брать, оставить в лагере!
Он прихватил требуемые четыре дротика и успел в строй. Как раз к «третьим трубам», к обычному сигналу, по которому опаздывающие торопились занять свои места в рядах. Правда, сегодня никаких труб не звучало, но за годы службы отведённое на сборы время стало привычкой, и пульсом билось внутри бывалого воина – он успел…
Второй легион выходил в поле через ближние порта принципалис синистра, левые главные ворота, чтобы уже в поле, обогнув угол лагеря, присоединиться к ранее вышедшему легиону.
Лагерь пустел. Казалось, римляне спешно отступают, оставляя его захватчику-ливню. А тот, неотступно заполоняя собой всю территорию, определённо задался целью залить лагерь по уровню внешнего вала.
Глава восемнадцатая
Сын полка Митрич
Я рассказал Митричу всё!
Хотя подозрительный циничный Антил и сопротивлялся до последнего, приводя множество убедительных доводов, которые я отмёл, как беспочвенные сомнения.
Я больше не мог морочить невольному сотоварищу голову россказнями о партизанах. Русский мужик способен вынести многое, в числе прочего – известие о том, что помощи ждать неоткуда.
…Первые пару часов Митрич покорно топал за мной, стараясь не отставать. Молча сопел сзади. Можно было бы решить, что ему всё равно, что станется с ним, после такой-то пропажи. Однако несколько быстрых взглядов убедили меня – безучастность крестьянина была мнимой. Красноречивые нюансы… Периодическое вздрагивание от громких непонятных звуков. Кисть правой руки на обухе топора, заткнутого за пояс…
На первом же привале я рассказал ему всё, что он должен был знать, всё, что он способен был понять. Правда, сначала выспросил у него обо всём, что творилось до меня.
– Значит-ца так, – подвёл я жирную черту под прежними взаимоотношениями. – Вляпались мы с тобой, Митрич, в такую хреновину, что, видать, придётся этим пожить да ещё и мыслишек нажить – как по домам-то возвернуться. Какие у тебя соображения имеются?
Митрич открыл было рот, но, видимо, не найдя слов, так и остался с отвисшей покамест челюстью.
– Ладно, расслабься. Лучше отвечай на вопросы. Ты хоть понимаешь, что происходит?
– Ну дык… война… – челюсть ожила.
– Ха, это сейчас и ежу понятно. Война! Только ему в любом случае война – и когда пинка дадут, и когда голой задницей сядут. Только эффект разный. В первом случае – с ушибами в кусты катиться. Во втором же – ползать полураздавленным да ещё и вонять до свежих времён.
Митрич явно ошалел от подобных аналогий. Потому предпочёл пока отмолчаться.
– Понятно, война… Только кого и с кем? И за кого мы? – я грустно усмехнулся, притомившись изображать перед крестьянином бравого вояку. – Куда ж теперь подадимся, батя?
– Как это? – растерялся Митрич. – Знамо куда, в партизаны. Сам же говорил… К твоему полковнику Давыдову. Скопом и Бонопартия бить сподручней.
– Би-и-ить… – передразнил я. – Ты, батя, хоть понимаешь, как это – воевать? Это же не просто топор за пазухой по лесам таскать. Надо им ещё и махать, да головы портить!
– Ты это… Не сумлевайся, Алексей… Я сгожусь! Даром что ли двадцать пять годков государю отдал, в рекрутах оттрубил?
Такого поворота разговора я не ожидал! Вот тебе и Митрич! Но мне, определённо, этот нежданный вираж понравился.
– Ба! Да ты, выходит, Аника-воин!
– Не Аника, а Никола… Николаем меня нарекли. Это потом уж в старики списали – Митрич, Митрич…
– Вот и лады – Никола так Никола. Выходит, не от сохи ты, а напротив – недавно к сохе возвернулся?
– Да в аккурат на Илью шесть годков будет… Как пришёл. Сразу почти свадьбу справил с моей Агрипинушкой. Дом поставил. Хозяйство выправил. С жиру не бесимся, но и шти пустые не хлебаем. После свадьбы, чин по чину, следующим годом первенец Мишутка появился. А через год – Дашенька…
В уголках глаз заблестела влага. Начала набухать. Голос задрожал.
– Стоп! – прикрикнул я. – Осадков на сегодня не обещали, только пасмурно. Стало быть, старина, ты и с ружьишком управляться обучен?
– Обижаешь… И ружейный бой освоил. И штыковой. Да у меня, ежели хошь знать…
– Хочу! – я дружески похлопал его по плечу. – Всё хочу знать, Митрич. Говори, что там у тебя?
– Два ранения у меня имеются. От пули и от осколка. Господь хранил, ни разу кость не задета. А вот в лазарете повалялся.
Я по-новому взглянул на Митрича. Представил… Это ведь – забрали в рекруты несмышлёным юнцом и, считай, полжизни пылил по всем дорогам в качестве «пушечного мяса». Надо понимать – все эти бесконечные двадцать пять лет он мечтал о своём доме и о семье. Мечтал и даже сам не верил до конца, что сбудется. Как не верил и в то, что просто выживет, что пуля – дура… А когда неожиданно, в одночасье, всё получилось – зажил торопливо и суеверно. Пуще всего – отгоняя прочь все былые воспоминания и умения. За ненадобностью в мирной жизни…
Слово за слово – Митрич разговорился, и мои мысли подтвердились почти полностью. Он рассказал мне, что, вернувшись в своё родное Забродье, старался больше ни с кем не воевать – ни словесно, ни на кулаках. Терпел. Молчал в бороду. А если Агрипина ворчала на его «терпимость» – виновато глядел в глаза суженой, скрежетал зубами и уходил с головой в работу по хозяйству. Благо, работы было – невпроворот!
Навоевался! И суеверно полагал: только начни, только оживи в себе былого рекрута и солдата – и накренится бережно созданный мир, даст течь. Потому и стал Митрич всего опасаться, пугаясь не обстоятельств и людей, а пуще всего боясь, как бы не поднялся в полный рост – «в ружьё-ё-о!» – тот прежний, молодой Никола, отчество которого тогда мало кто и знал.
