Война за "Асгард" - Бенедиктов Кирилл Станиславович (книга бесплатный формат TXT) 📗
— Имя мое Талгат, хотя оно тебе ни к чему, насяльник, — про-. говорил наконец старик. — Нам с тобой разговоры долгие разговаривать времени нету. А вот кто я такой, лучше тебе узнать. Кам я, если понимаешь, что это значит.
— Вроде шамана, — кивнул Басманов. — Слышал. Старик затряс седыми космами.
— Шаманы — не то. Шаманы — на севере. Здесь — камы. Раньше жили. Потом никого не осталось. Я — последний.
— Что это за место?
— Город подземных людей. Очень, очень старый. Почти весь завален камнем. Эта тропа — все, что уцелело. Ты в колодец спустился?
Басманов снова кивнул. Талгат с довольным видом прищурил и без того узенькие глазки.
— Аи, молодец, насяльник! Услышал мой зов, нашел дорогу…
— Бредишь ты, дедушка. Какой еще, к чертям, зов? Старик снова запустил руку в кисет.
— Или скажешь, ты не за этим запахом шел? Нюх у тебя хороший, словно у чистокровного алабая.
— Что это за трава у тебя, дедушка Талгат?
Влад осторожно взял крупинку белого порошка на палец, поднес к носу. Пахнуло травяными просторами бесконечной степи, ледяным ветром, срывающимся со снежных вершин, нежным цветочным нектаром альпийских лугов… Он с усилием заставил себя сфокусировать расплывающийся взгляд на отрешенном лице старого кама.
— Старые люди называли ее хаома, — сказал Талгат. — Настоящий кам без хаомы — что степняк без коня, только похвальба пустая. Я когда отпущальный обряд справлял, половину своего запаса перевел, если б ты не услышал, беда бы была… А так мне уж много и не надо, все равно помру скоро
— Какой-какой обряд? — переспросил Басманов.
— Отпущальный, какой еще. Видел тех, кто вокруг колодца сидит? Я их души на волю отпускал, чтобы они к небу синему, Тенгри, без помех поднимались… На это дело хаомы, знаешь, сильно много уходит…
Влад привалился к противоположной стене закута, подложив под спину рюкзак-контейнер. Талгат явно не торопился изъясняться по-человечески, а разговорить его хотелось. Полчаса, решил про себя Басманов, я могу потратить на этого выжившего из ума старика, при этом следует обязательно узнать, как далеко тянется коридор и куда именно он выводит. Интересно, кстати, а сам-то старичок не из трэш-контингента?
— Те, наверху, издалека пришли, — сказал кам, словно прочитав его мысли. — Я их вывел из-за великой Стены, провел темной дорогой… Внук у меня там был, Олжас .. Сильно жалко мне его стало…
— Ты тоже за Стеной побывал, дедушка Талгат? — осторожно спросил Басманов. Старик яростно замотал головой.
— Не ходил я на ту землю проклятую, насяльник. Когда всех забирали, я сюда ушел, в подземные норы. Мне их еще мой дед показывал, сильный был кам… Олжасу сказал, пойдем, мол, со мной — уберегу… Не послушал, пошел за своей девкой, кобылой недоеной, сдурел совсем из-за девки. Потом плакал, звал меня, да только поздно уже было. Из-за Стены хода обратного нет.
Замолчал Талгат. Смотрел на Басманова тонюсенькими щелочками глаз, качал головой в такт какому-то внутреннему ритму.
— Знал я, однако, секрет, — проговорил он, выдержав драматическую паузу. — Ходы под горой ведут далеко и глубоко, их старые люди прокопали, когда еще в небе две луны висели. Потом русские пришли, стали в пещерах рыться. Тогда и прознали, что в тех местах нечисто. Люди там пропадали — не то чтобы совсем, а так: в пещеру спустятся, а потом найдут их в степи, далеко от гор. Один русский насяльник все искал путь под всей горой до самой Мертвой степи. Это давно еще было, до войны…
Опять замолчал. Басманов достал фляжку, демонстративно отхлебнул Старик оживился, показал знаками, что тоже не прочь угоститься. Влад, словно не заметив, спросил равнодушно:
— Нашел он путь под горой?
— Нашел, нашел, — закивал кам, поглядывая на фляжку. — Только все понять не мог, куда он ведет. Один раз пройдешь — выйдешь у Плешивой горы, второй пройдешь — выйдешь в Мертвой степи, а то и у самых Желтых солончаков. Один раз день идешь, второй раз — неделю. Видал я и таких, у кого борода отрастала…
— Стоп, — сказал Басманов и поболтал флягой в воздухе. — Ты-то, старый, при чем к этому русскому начальнику?
— Воды дай, — просто сказал Талгат. — У тебя же много ее, я вижу.
— Здесь воды — как в море, — проворчал Влад, но фляжку старику протянул. — Что ж ты ее со стен не собирал? Брезговал?
Кам сделал добрый глоток, покатал воду во рту.
— Здешнюю воду пить нельзя. Плохая вода в пещерах. Болезнь в ней.
— Спасибо, что предупредил, конечно. Только хорошей воды на сто километров в округе не найти. Ты думаешь, ты сейчас хорошую воду пьешь? Нет, дед, это такая же грязная вода была, я ее в Айгульской котловине брал. Только у меня специальные таблетки есть…
— Знаю, — сурово отозвался Талгат. — Твои таблетки, мое колдовство — а здешняя вода все равно плохая. Ты ее не пей.
— Договорились. — Басманов отобрал у него изрядно полегчавшую фляжку — Ты, дед, от вопроса не увиливай: какое отношение имел к русскому начальнику, который путь под горой искал?
На этот раз старик запираться не стал.
— Отец мой у него проводником был. А я мальчишкой совсем бегал с ними, в пещеры меня не пускали, а тропки я им высматривал… Тогда и видел тех русских, у кого в пещерах бороды вырастали. Духи их там водили, путали.. Потом война началась. Русский насяльник приказал вход в пещеры камнями завалить и уехал. Дед мне потом показал один тайный лаз, тот, через который ты прошел. Остальные завалили, как насяльник приказывал. Отец мой на войну ушел, убили его на войне, меня дед взял к себе, учить стал. Тогда и узнал я про темную дорогу, что ведет во много мест сразу…
— Запутал ты меня, дед, — в сердцах сказал Басманов — Чисто те духи, про которых ты говоришь. Тут что, лабиринт пещер, что ли? Одни ведут в степь, другие в горы, третьи к солончакам?
— Глупый ты, насяльник. Какой лабиринт? Я же говорю тебе: темная дорога ведет в разные места. Одна. Сегодня — к горам, завтра — в пески, потом еще куда-нибудь… Пройти по этой дороге можно. Но тяжело это и опасно. Проводник нужен. Кам. Как я. Когда Олжас плакал там, за великой Стеной, я слышал. Пожалел его, барана глупого. И решил, что выведу его темной дорогой.
Снова драматическая пауза. Двадцать минут из отпущенных Басмановым на разговор тридцати растворились в темноте. Влад кашлянул.
— Послал я ему весточку, — собравшись с силами, продолжал старик.
— Велел собираться в дорогу и слушать зов хаомы. Нюх у него слабей, чем у тебя, но он учуял. Только опять он, баран безрогий, все не так сделал. Взял с собой девку свою, а она всю родню потащила. Сестер, братьев, отца с матерью. Такой толпой разве пройдешь? По темной дороге в одиночку ходить надо. Вот и заплутали…
— Это они там, у колодца?..
— Они. Много дней шли, устали очень. Плохую воду пили, заболели. Олжас до самой двери дополз, а открыть не смог. Там рычаг был, чтобы дверь открывать, только он про него не знал. Так и умер, солнца не увидев…
— Что ж ты, старик, внука по-человечески не похоронил? — не сдержался Басманов. — Остальных-то по лавкам разложил, обряд свой отпущальный устроил… А внучка любимого как собаку у дверей бросил?
Не ответил Талгат. А Басманов, мысленно выругавшись, сказал себе, что лезет не в свое дело.
— Не как собаку, — уронил наконец старый кам. — Как стража ворот. Я тебя ждал, тебе знак подавал. Скажи, если бы я Ол-жаса вместе со всеми положил, узнал бы ты его? Запомнил бы?
— Ладнй, дед, давай о деле поговорим. Что значат твои слова? Откуда ты обо мне узнал? Зачем ждал?
Он почувствовал, как сгущается тьма вокруг. Словно весь подземный мир смотрит на него единым черным глазом.
— Потому что ты — светлый батыр, насяльник, — торжественно сказал Талгат. — Тебя большая судьба ждет. Духи тебя любят, насяльник. Поведут тебя темной дорогой до самой великой Стены. И отомстишь ты тогда и за Олжаса, и за девку его, кобылу недоеную, и за всех, кто помер, не увидев солнца. — Он неожиданно ловким движением отцепил с пояса кисет и кинул его Басманову.
