Улей. Игра в кошки-мышки (СИ) - Баковец Михаил (библиотека книг .TXT) 📗
Молясь про себя, чтобы это не оказался хитрый финт ушами со стороны противника, я доковылял с максимальной скоростью до разорванных тел сектантов, поднял измазанный в крови автомат и высадил половину рожка в верхний пролёт лестницы.
Просто «шоб було».
Перезарядив оружие и отыскав среди луж крови и рваных внутренностей, нужные магазины и забрав фляги с трупов, я поковылял обратно за решётку в коридор, где собирался хоть немного отсидеться и прийти в чувство. Шёл, точнее, пятился, как только что элитник, чтобы держать в поле зрения изуродованный дверной проём.
В коридоре сел на прежнее место, с которого меня подняли топтун с рубером и тут же опустошил свою флягу с живчиком. Через пять минут состояние резко стало улучшаться, одновременно с приятными ощущениями появилось чувство голода, да такое, что захотелось сожрать хоть что-то, даже от старой сапожной подмётки не отказался бы сейчас.
Через полчаса, после второй опустошённой фляги, появились силы, чтобы встать на ноги и направиться к лестнице. Я не исключал, что элитник может торчать наверху меня поджидаючи, поэтому поднялся на второй пролёт под отводом взгляда, замер и просидел несколько минут, вслушиваясь в окружающий мир.
На втором этаже планировка была похожая — решётки и коридоры. Первые, в данный момент, оказались смяты. Несколько дверей сорваны с петель и валялись на полу. Стены, потолок и пол исклёваны свежими пулевыми отметинами, витал густой запах сгоревшего пороха и убоины, именно так пахнут мясные цеха на рынках, пропитанные кровью.
Больше всего здание было похоже на больницу, с определённым уклоном. Двери со смотровыми окошками, комнаты небольшие, обстановка никакая, нашёл одну без двери, где всё было обито коричнево-рыжими матами, которых полно в спортзалах старых школ, до коих не дошли субсидии.
Не ошибусь, если скажу, что попал в психушку, с крайне жёстким режимом содержания больных. Или здание тут из той эпохи, когда больных лечили, как и чем попало: от лоботомии до ледяного душа, от электрического стула до приёма препаратов, которые в двадцатом веке признаны самыми страшными медленными ядами.
Стены сложены ещё по старой системе, которая с успехом выдерживала снаряды немецких орудий от Бреста до Сталинграда. В таких проще дырку сделать, чем обвалить. Да и дырку нужно ещё постараться сделать, так как толщина стен была явно больше метра, про который говорил покойный сектант. Окна узкие с, вмурованными в них, толстыми ржавыми прутьями.
Элитник нашёл всего одну уязвимую точку — кабинет главврача или что-то похожее, где полстены занимало большое окно, сквозь которое легко проедет небольшой автомобиль.
Сектантов я нашёл в самом конце коридора за очередной решёткой, которая не помогла людям. Как и не спасла толстая железная дверь и глухое небольшое помещение обитое матами, на которых имелись брезентовые ремни с ремешками для рук и ног, кожаного пояса для тела и конструкции из нескольких тонких ремней для фиксации головы к стене.
Вся эта часть коридора и карцер для стреноженных психов, носили следы ожесточённого боя, в карцере даже витал лёгкий дымок от тлеющего обивочного материала, скорее всего, подпаленного взрывом гранаты, содравшим несколько кусков материалы и ваты со стены.
Все сектанты были мертвы, кроме одного.
Тварь раздавила ему руки, превратив буквально в колбасу — оболочка с фаршем внутри, после чего насадила животом на прут от решётки. Словно, рыба на кукане, пойманная рыбаком.
— Живой? Говорить сможешь? — Я ткнул компенсатором автомата в щеку человеку. — М-да, язык есть, но он молчит.
Быстро обыскав мёртвые тела, я нашёл несколько шприцев и ампул со спеком. Не мой, который, якобы, самый лучший, но и не мне его пробовать. Дозировку для укола уменьшил в пять раз, чтобы человек не уплыл в дальние дали, а смог хоть немного поделиться информацией со мной и при этом чувствовал боль от ран.
— Очнулся? — спросил я, когда сектант через минуту после укола и растирания ушей, открыл глаза. — Эй, слышишь меня? Могу спек вколоть, но потом. Когда поговорим.
Тот долго смотрел на меня мутным взглядом, наконец, начал что-то соображать.
— Добей… прошу… помоги…
— Помогу, но сперва, поговорим.
— Тяжело мне… плохо… не собе… сед… ник.
— А ты соберись, тварь! Когда людей пытали, тяжело не было, а, сучонок? — как-то внезапно на меня накатила ярость, и я буквально прошипел эти слова. — Сколько они мучились у вас?!
— Мы за… за это… ответили… Стикс на… наказал… новичка распяли… нельзя так… наказал…
Сектант последние слова уже шептал и, замолкнув, бессильно уронил голову на грудь. Пришлось опять тереть ему уши и хлопать по щекам, чтобы привести в чувство.
— Добей… прошу… — Как только сознание и адекватность к нему вернулась, раненый опять завёл свою пластинку.
— Сначала рассказ, потом, как пожелаешь. Хоть спека вколю тебе литр, хоть рожок из калаша в голову.
— Сейчас вколи… немного…
— Уже вколол, большая доза тебя вырубит. Всё, я начинаю слушать.
Первым делом сектант признался мне в своём грехе, за который, по его глубокому убеждению, Улей покарал весь «детский» отряд. Всё дело в Кобре, который в Улье оказался не два месяца назад, а меньше двух недель. Парню невероятно повезло, сразу после переноса встретить одиночку рейдера из старожилов, который полностью ввёл его в курс местных реалий быта, помог с экипировкой и оружием и окрестил — внимание — Жёлтым, от слова желторотый. На кресте под пытками Кобра сообщил, что когда через несколько дней расстался с крёстным, то решил, что с таким именем ему не «по масти» новую жизнь начинать и решил стать Коброй. Этот киногерой, для молодого парня был кумиром.
Потом умирающий рассказал о месте, куда меня привело преследование.
Это был оазис среди черноты. Несколько кластеров и небольшой стаб на территории, примерно, пять на десять километров. Про него не знал больше никто, кроме отделившегося перед тропой Художника. Даже та важная фигура, что пошла с сектантами на разведку, не дала информации ход дальше, возможно, рассчитывая получить какие-то дивиденды лично для себя.
В первое посещение, ни одного мутанта сектанты не увидели, следов не нашли, сенс, позже подстреленный мной, ничего не почувствовал.
Интересное место на этом пятачке было одно: крупная радиолокационная база. На ней торчал взвод спецназа, караульная группа примерно в три десятка человек и десяток операторов с несколькими офицерами.
Люди — это ерунда, совсем другое, что к этим людям прикладывалась боевая техника, мощное оружие и куча боеприпасов.
После осмотра территории, сектанты установили, что перезагрузка происходит примерно раз в три-четыре недели на Радаре. Через два или больше месяца перегружается электростанция, но, судя по почти полному отсутствию следов, происходит это ночью, когда кроме дежурной смены и сторожа, там находится не больше пяти человек. Ещё два кластера были разведчикам неинтересны — это крупное озеро и поле с куском лесного массива и оврагом.
Хоть следов мутантов и не нашли, но предпочитали таиться и когда один из них пальнул по мне, у старшего немедленно засвербело под сердцем. Рассчитывали они продержаться до утра в помещении, где нет окон, а стены даже танковая пушка не сразу возьмёт, но просчитались. Вообще, элиту тут никто не рассчитывал встретить. По каким-то там прогнозам и выводам выходило, что в закрытых со всех сторон чернотой кластерах развитие заражённых идет крайне медленно и с непрогнозируемым результатом. Мутации затухают на определённой стадии, или превращают заражённого в нежизнеспособное создание, которое однажды погибнет само по себе. И чем толще кольцо черноты вокруг оазиса и меньше живая территория, тем слабее мутанты и быстрее погибают. Ещё проще, если кластер всего один или соседний не может защитить мутантов от кисляка, например, озеро или река, и тогда мутанты просто напросто гибнут при перезагрузке. Информации этой, сектанты верили, так как получена та была от научников с институтского стаба, а те, слова на ветер не бросали.