Хватка (СИ) - Войтешик Алексей Викентьевич "skarabey" (читать книги онлайн без .txt) 📗
Ха?им Азриэль Ве?йцман ( ????? ?????? ???????), в научных публикациях Чарльз Вайцманн ( CharlesWeizmann; — ) — учёный-, , президент (1921-1931, 1935-1946) , первый президент государства (был избран , президент — ) и основатель исследовательского , который теперь носит его имя.
часть 2 глава 8
— Что вы имеете в виду? — заинтересовался Бауэр.
— Наша борьба за чистоту расы, — ответил Зела, — избавление человечества от еврейской заразы. Я утверждаю — вся эта показная яростная борьба — лишь фикция.
— Почему вы так думаете?
Гауптштурмфюрер опасливо осмотрелся по сторонам, хотя прекрасно знал, что рядом с ними никого нет:
— Конрад, вы сами сказали, что готовясь к докладу, штудировали историю иудейских царств и основы их религии. Стоит ли тогда вам говорить, насколько кровожаден, хитер и изворотлив этот народ? На земле редкий язык имеет сколь-нибудь достаточное количество подходящих эпитетов, чтобы определить все качества этого вероломного племени. Повторяю, я берусь утверждать наверняка: перед нами, начиная с 1939 — 1940 года проигрывается чудовищный по своей сути спектакль. На самом деле никакого «еврейского вопроса» нет!
Обер-лейтенант, не ожидавший того, что их разговор повернется в это кривое русло, решил ответить осторожно:
— Мне кажется, вы не правы. Каждый из нас, и не раз, видел, как казнят евреев. Говорят, что их увозят их целыми эшелонами…
— Все это так, — не стал спорить Зела, — но далеко не всех убивают, поверьте. В Германии, Польше, здесь организованы лагеря, где щедро можно отвешивать смерть иудеям сотнями, тысячами, но! Сложно оспаривать с руководителем D2 то, что в самих лагерях нижний слой администрации — сами евреи. Именно они определяют, кого из прибывших в учреждение казнить, а кого оставить. Они ведут отбор, Бауэр. Жестко, беспощадно, но скрупулезно и точно, как цыплят на птицеферме. Есть у еврея отклонения? Мешанная кровь? В утиль. Чистый, породистый — живи.
— Но для чего им это? — округлил глаза Конрад. — Я не могу понять. Все, что вы говорите сомнительно. У фюрера есть помощники, думаете что-то может пройти мимом него?
— Бауэр! — едва сдерживаясь, чтобы не вскрикнуть от возмущения, зашипел сквозь зубы Зела. — Как уже было сказано, я работаю в первом управлении. Мне ли не знать еще и того, что в ближайшем окружении фюрера находится более двадцати офицеров с чистейшей еврейской родословной. Я наблюдал прелюбопытные вещи: с делами, при переводе, иногда попадаются их медицинские карты. Мне шепнули код, обер-лейтенант.
— Код?
— Да, это набор цифр в колонке анализа крови, которая говорит о принадлежности человека к той или иной национальности. Тема очень интересная. Представляете, сам субъект может выглядеть или утверждать, что он чистокровный ариец, но его кровь…
Сейчас наши медики знают о ней все! Именно она — наш паспорт. Вы знали о том, что все национальности на земле имеют свой состав крови, свой уникальный национальный код в карте?
Обер-лейтенант молчал, но его лицо выражало недоумение.
— Вижу — не знаете. А меж тем, это есть. Впрочем, как и сто болезней, которыми болеют только евреи и армяне? Вообще кровь их и китайцев очень примечательна…
— А армяне тут при чем? — не сдержался Бауэр.
— Их состав крови очень близок к иудейской.
— И что с того? — продолжал выражать недоумение Конрад. — Допустим, что информация о составе крови на самом деле очень любопытна, но если она есть, почему ее не использовать открыто? Это значительно помогло бы нашему общему делу.
— Исключено! — не дал договорить ему гауптштурмфюрер. — Еще до начала вторжения в Польшу мы получали циркуляры, запрещающие открывать эту информацию. Потому ее так хитро и закодировали.
Самое интересное, что по не проверенным данным, подобные циркуляры работают во всех странах мира! Меняются режимы, правители, исчезают целые страны, появляются новые, а эта информация остается неприкасаемой везде. Вам не кажется это странным, современные медики столько много знают о составе крови, но упорно и грубо делят ее лишь на несколько групп?
Я дружен с некоторыми ребятами, работающими в лабораториях. Все оттого, что от природы я весьма любопытен. Было интересно, как устроен автомобиль, я развил в себе это до степени серьезного увлечения. Стало интересно, что там у нас с составом крови? Я и тут буду копать до тех пор, пока мне не надоест и пока есть возможность получать секретную информацию.
Это здорово, что у медиков в лабораториях при лагерях сейчас огромное количество материала для работы, экспериментов. Им многое позволено и, так уж устроен человек, порой это перехлестывает рамки и дисциплины, и этики, и вообще человеческого понимания. Люди науки все немного сумасшедшие и видят дальше доступных нам рамок, именно поэтому они и двигают прогресс. А управлению приходится закрывать глаза на их перегибы в работе. Они тоже люди, им важна карьера, а мне доносимая ими информация. Потому они, пока есть в этом необходимость, будут рассказывать мне все то, что знают сами…
— И все равно я не могу понять, — пожал плечами Бауэр.
— Чего?
— Даже, если допустить то, что вы правы, к чему евреям этот жесткий отбор? Да, в истории человечества было достаточно фактов, говорящих об их кровожадности, нетерпимости, фанатичности, мстительности и нетерпимости к другим народам. Скажу больше, это, кстати, было и в моем докладе, отсутствие этих отрицательных качеств многим из семитских племен, или отдельному человеку этой национальности, стоили жизни! Но я не могу понять главного, зачем им этот отбор?
— Зачем? — задумчиво улыбнулся гауптштурмфюрер. — А вот это, обер-лейтенант, на самом деле очень хороший вопрос. Конрад, а что если какой-нибудь новый «Моисей» снова задумал встряхнуть свой народ? Отчего-то же Хаим Вейцман продолжает живо интересоваться ходом дел в наших лагерях? Зная о том, что там происходит, он все равно выделяет на их развитие деньги из своего фонда.
— Макс, — стараясь выглядеть беспристрастным, сухо спросил Бауэр, — я повторюсь — зачем?
— Собрать свои силы, почистить кровь! Убрать всех немощных и недоевреев в Европе, Азии, в Америке и завоевать себе где-нибудь клочок земли. …Может быть не сейчас, позже, лет через десять-двадцать, это ведь по-прежнему народ-скиталец, не имеющий родины.
Обер-лейтенант неуверенно замотал головой:
— В это слабо верится, Зела, — растягивая слова, сказал он. — Даже такой мощной и отлаженной военной машиной как Германия, как видите, это сделать не так-то и просто. Оттого мы слегка увязли тут, под Киевом…
— Так ведь весь вопрос: какой клочок земли, Бауэр? — напирал на свое гауптштурмфюрер. — Германия сейчас вступила в схватку за очень большой ломоть, а семитам, кто знает, возможно, вполне будет достаточно и малого…
Конрад пристально смотрел в глаза гауптштурмфюрера, продолжающего в это время приводить ему свои весьма спорные доводы и вдруг поймал себя на мысли, что подспудно старательно отыскивает во взгляде Зела искорки пламени душевного расстройства. «Нет, ничего «такого» не вижу, — рассуждал про себя Бауэр. — Тогда какие у него цели? Зачем понадобилась эта остановка в поле? …А что, если говоря мне о неком глобальном семитском спектакле, этот ушлый «кадровик» сам сейчас разыгрывает передо мной какую-то пьесу? Если убрать за рамки то, что на него произвел неизгладимое впечатление мой швейцарский доклад, то это может быть заурядная проверка сотрудника, проходящего по дисциплинарному делу. Почему нет? Вполне! Просто в отличие от обычных «игр» управления, эта блестяще упакована. Еще бы, это ведь уровень не рядового сотрудника D2, а планка руководства!»
