Дети августа - Доронин Алексей Алексеевич (читать хорошую книгу .TXT) 📗
— Я на минутку, — Сашка понял, что все это время ему очень хотелось в туалет по-маленькому, но события последнего часа заставляли об этом напрочь забыть.
— Иди. Только не отходи далеко. Мы сворачиваемся, — сказал отец. — Вон какие тучи ходят. И как мы завтра поедем, если лить будет?
Уже удаляясь, Младший оглянулся и увидел слезы на черном измазанном угольной пылью лице великовозрастного ребенка. Тот прожил здесь всю жизнь и других мест не представлял. А теперь мир для него рушился.
— Братишка, братишка, — отец погладил здоровяка по косматой башке. Будто был его отцом, а не братом. — Я бы тоже все отдал, лишь бы не уходить. Но нельзя! Хана нам, если не уйдем.
За углом, где фонари поисковой группы были уже не видны, парень остановился. И забыл, для чего пришел, потому что взгляд его притянул к себе отпечаток правильной формы в мягкой глине. След подошвы. Не Гошиной, не своей, не отцовской. Гладкой, без рисунка. И тут же он обругал себя: «Чепуха. Обычный след. Наверно, от самодельного сапога, подбитого гвоздиками. Без рисунка. У половины деревни такие. Да и сейчас натоптали — будь здоров».
Уже было и не раз, и не два, когда младший Данилов видел во время прогулок предметы, которые казались ему сигналами опасности, близости чужих людей. Один раз это был найденный окурок. Показав находку отцу, он услышал только, что у него, как у деда, богатое воображение, а такие самокрутки курят все кому не лень и эта лежит уже полгода. Другой раз это была старая гильза. На словах отец всегда принимал это к сведению и благодарил за бдительность, но в глазах его были смешинки. Выставлять себя на посмешище еще раз Сашке не хотелось.
Через полчаса они были уже дома. Дождь их намочить не успел.
Глава 5. Отправление
Когда они вернулись, дед стоял в палисаднике перед домом, одетый в плащ с капюшоном, рядом с облетевшей сиренью. Ее они посадили вместе с бабушкой Алисой, когда только переехали в Прокопу. Теперь это было большое раскидистое дерево, дававшее тень в летний зной, а его отводки приходилось постоянно выпалывать, чтоб они не захватывали новые площади сада и огорода.
— Мне жаль, что мы бросаем его.
— Папа, это дерево, а не котик, — Андрей Данилов попытался его успокоить, но голос прозвучал насмешливо. — Это ж не пальма какая-нибудь. Оно нормально обойдется без нас. Ты же сам сказал, ледник будет здесь через тысячу лет. Это дерево проживет жизнь и спокойно засохнет от старости. Какого черта? Мы бросаем много действительно ценных вещей. А это даже не яблоня. С нее плодов не дождешься, хоть сто лет жди.
Яблони они действительно вынуждены были оставить, хотя самые молодые деревца выкопали с корнем и вместе с комом земли уложили в ящики. Но в основном на новом месте поселенцы собирались пользоваться методом прививки, взяв с собой отводки от самых лучших растений. У них был редкий морозоустойчивый сорт, очень хорошо плодоносящий — говорят, из семян, найденных в Ямантау. А на новом месте найдутся дикие яблони, чтоб было куда прививать.
— Да. Оно проживет, совсем как я…
Младший увидел слезы в глазах деда, и заметил, как отец чуть заметно покачал головой.
«Да, расклеился совсем батя, — говорил его взгляд. — Видать, болезнь мамы подкосила, а тут еще этот переезд».
— Но ты же сам хотел уехать, — произнес отец. — Ты же нас на это подбил.
— Если бы речь шла только обо мне… в этом не было бы нужды, — пробормотал Александр Данилов-старший. — Но это нужно для вас. Не дадут вам эти паразиты житья. Дай бог вырваться сумеем.
И тут Младший был в шаге от того, чтоб рассказать им обоим про след. Но что-то его удержало. А через секунду момент был упущен.
— Да что же это я? — дед хлопнул себя по лбу. — Забудьте. Старый дурак просто расчувствовался. Да, здесь все наше. Все хранит на себе тепло наших рук, впитало в себя наши ошибки и наши удачи, находки и потери. Наши мертвые похоронены здесь. Но жизнь это эскалатор, а не дорога. Даже если ты стоишь на месте, она несет тебя, куда ей надо. Нам остается жечь мосты и идти вперед, не оглядываясь. Как Лот. Лот номер один, номер два и номер три. А оглянешься — станешь столбом у дороги.
Если это была игра слов, Младший ее не понял.
— Внучок, иди к своим друзьям. Лешка, Андрюша пришли… и Кира.
И точно — свет в гостиной горел, через окно доносились знакомые голоса.
— Посидите, отметите немного. А завтра в путь. Жаль, что на такое время выпал твой день рожденья. А с другой стороны… может, и в добрый час. Мы на пороге новой жизни, — заметив, что глава поселения подошел к собачьей будке покормить Жучку, дед добавил, понизив голос:
— И забудь ерунду, которую я говорил тебе про облака. Она тебе нормально подходит. Удачи!
Посидев немного за общим столом, молодежь удалилась в Сашкину комнату в мансарде, чтоб не мешать взрослому разговору о деталях переезда. И чтоб им самим он не мешал — голову не грузил тем, что им пока можно и не знать. Хоть и быстрее сейчас взрослели, чем до Войны. По прежним временам они вообще считались бы детьми.
Они — это он, Сашка, его друзья Павел и Андрей, оба на год его старше. И Кира.
Мало у кого в деревне была такая комната. Большая, светлая, с картиной на стене, изображающей горный ручей, и книжным шкафом, уже пустым, с удобным диваном-кроватью. На полу медвежья шкура, которую, правда, не он добыл. Была. Ее уже скрутили и собрали. За пластиковым окном — толстым, пятикамерным, выдерживавшим даже шестидесятиградусный мороз — открывался вид на Центральный район вдали. Ни из одного окна больше такого вида не было. Над карьерами стелился туман, и где-то там виднелся Провал. Сашка не думал раньше, что и по этому виду будет скучать. В чем-то он понимал деда.
Пашка и Андрюха рассказывали пошлые анекдоты и пили пиво из глиняных кружек. И то и другое — свое: пивоварение и гончарное дело в селе были развиты.
Кира сидела в кресле и пила чай, аккуратно откусывая творожное печенье. На ней был не ее повседневный мальчишеский наряд из джинсового комбинезона и рубашки, а очень красивое платье цвета морской волны, украшенное бисером, которое она сшила сама. Хотя самой морской волны он видеть не мог. Ее волосы были заплетены в две косы, но ему было бы приятнее видеть их распущенными.
Оба пацана были его товарищам по детским проделкам, обоих он знал чуть ли не с рождения, но в последний год Сашка чувствовал нарастающий лед отчуждения между собой и ими. Вызванного не конфликтами, нет. Они по-прежнему неплохо ладили. Но в этот год он все чаще чувствовал, будто общался раньше со всеми на одной радиоволне, а сейчас перешел на другую, пусть и близкую. Голоса слышны через эфир — но вдалеке, и трудно прислушиваться, и чем дальше, тем труднее. Пока эту пропасть еще можно было перешагнуть, но скоро, возможно, нельзя будет и перепрыгнуть.
Все шутили, смеялись его шуткам и поддерживали разговор — об урожае, об охоте, о переезде. Но его не покидало ощущение, что вечеринка — не день рождения, а прощальный вечер. Младший подумал, что с удовольствием провел бы сейчас время, разбирая старые книги. Фолианты, как их называл дед. Или посещая места, где ни разу — с самой Войны — человек не ступал.
Хотя ее он бы с собой взял… Наверно, это было бы романтично, идти с той, кого ты выбрал, в краю древних мрачных тайн.
«Ну, ты и придурок, — сказал он себе в этом месте. — Чтоб идти в поход, нужна не девка, а надежные товарищи. А совсем один ты только до сортира в огороде дойти сможешь. Даже по дороге до хутора Пустырника тебя мог медведь сожрать вместе с лошадью, а что говорить о других городах?»
Обстановка немного оживилась, когда он рассказал о поездке к Пустырнику и о поисках в старой шахте (хотя отец и просил помалкивать). Но прогнать ощущение, что ему с ними не очень интересно, уже не мог. Разве что с Кирой. Но и тут были сложности.
