Я, Великий И Ужасный (СИ) - Кацман Изяслав (читать книги без сокращений .txt) 📗
Впрочем, вохейским золотом наши партнёры из "страны чёрных" могли заплатить меньше двухсот монет. Остальное предлагали взять частью серебром имперской чеканки, а частью расписками, оформленными ещё в Тагире на икутнских менял - с соответствующим дисконтом. Я начал придираться к "ценным бумагам", хотя точнее будет - "ценным тряпкам", натравив на покупателей Хиштту с Шонеком и приглашенного в качестве эксперта Тшур-Хапоя. Несколько боязно доверять каким-то кускам материи с текстом вроде бы на вохейском и непонятными оттисками.
Но "лучший друг тенхорабитов", подтвердив подлинность подписей и печатей, а также то, что процент, который возьмут за "обналичку" расписок менялы на Икутне, даже немного перекрывается предоставленным тагирийцами дисконтом, неожиданно начал докапываться до серебряных "тилихов".
Шонек со своими помощниками, основываясь на опыте полугодичного проживания в Тсонго-Шобе, считали, что десять "тилихов" соответствуют одному вохейскому "повелителю" - примерно такой была их покупательная способность в сравнении с вохейской валютой, и так они разменивали в случае нужды у местных менял. Тагирийцы один к десяти и предлагали оценивать - дескать, это для нас даже чуть выгоднее официального обменного курса, составляющего где-то 9,8-9,9 "тилиха" за один золотой. Мне было без особой разницы, какие именно деньги отправлять на север в оплату новой партии олова, и я уже собирался согласиться.
Но Тшур-Хапой заявил, что реальная цена - за один "повелитель" двенадцать, а то и тринадцать тагирийских серебряков - в зависимости от года чеканки. Старые "тилихи" можно и в двенадцать оценить, а новые - и тринадцати мало будет. Я, разумеется, потребовал разъяснений.
Оказывается, тагирийские императоры последние десятилетия, пытаясь компенсировать расходы на войны по округлению границ державы, то и дело балуются порчей денег, потихоньку увеличивая в "тилихах" содержание меди и свинца. Соответственно, чем новее монеты, тем меньшую истинную ценность они представляют. Во внутренних расчётах это не столь заметно, хотя доверие к национальной валюте подрывается и, цены потихоньку растут. А вот при внешнеторговых сделках порчу тагирийского серебра всегда учитывают. Крупные меняльные конторы держат в штате хорошего ювелира, который способен оценить состав монет. А прочие могут воспользоваться услугами "проверочных лавок". Ну, или менять через серьёзных игроков.
Вохеец теперь упирал на то, что в нашей глуши определить качество серебра невозможно из-за отсутствия специалистов - и потому брать тагирийскую валюту следует по самому низкому курсу. Я мысленно взял на заметку, что нужно озаботиться данным вопросом на будущее. Для начала Чирак-Шудая озадачить: не может быть, чтобы фанатик-металлург да не знал о способах анализа драгоценных металлов.
Старался Тшур-Хапой, разумеется, не просто так: узнав про провёрнутую у него под носом выгодную сделку, купец загорелся желанием присоединиться к проекту в дальнейшем, вот и показывал, какой он ценный партнёр.
В итоге тагирийцы вынуждены были согласиться на обмен один к тринадцати. И шесть тысяч триста "тилихов" превратились в эквивалент четырёхсот восьмидесяти пяти вохейских золотых вместо шестисот тридцати, как рассчитывали "чёрные". Из-за чего обнаружилось, что расписки теперь не покрывают всю разницу между наличной монетой и полной стоимостью олова. Тогда-то покупатели и предложили для покрытия образовавшегося финансового разрыва один из тех кораблей, на которых привезли телят по прошлогоднему контракту.
В отличие от вохейцев, торгующих каждый на свой страх и риск и конкурирующих друг с другом, подданные Империи выступили как единое купеческое общество. Не знаю уж, как они между собой разбирались.... Тот тагириец, что владел кораблём, заявлял: стоит его судно двести золотых, но он, так и быть, согласен отдать его за сто шестьдесят шесть монет - разницу, которую надо покрыть.
Тут уж обошлись без Тшур-Хапоя - Хиштта и Шивой сумели и своими силами сбить цену до сотни монет. А на оставшиеся шесть десятков и полдюжины купцы написали коллективную "личную" расписку, которая составлялась самими заинтересованными сторонами и заверялась подходящими свидетелями. Ну и, разумеется, такой документ, в отличие от бумаг, выправляемых в меняльных конторах, никто бы не принял в другой стране или даже в соседнем городе. В общем, смысл она имела только как обязательство одного лица перед другим. В третьи руки такие расписки передавались редко. Это крупные менялы, друг с другом общающиеся, повязанные взаимными интересам и обладающие связями повсюду, могли ещё надеяться выловить недобросовестного заёмщика на просторах Земноморья. Если честно, не понимал особой ценности данного документа, и на фоне намечающихся в перспективе доходов согласен был бы оценить парусник с рядами вёсел по бокам и в назначенную владельцем сумму. Но северяне принялись уверять, что деньги лишними не бывают - в крайнем случае, пустим долговое обязательство на покупку скота.
Немного подумал, и решил, что этот долг действительно можно обратить в новую партию витуков. Предыдущую-то, ту, под которую "чёрные" получили ракушки на два года вперед, на Пеу уже полностью привезли. Ну и сказал тагирийцам, что расписку вручу Шивою, который отправится на одном из их кораблей в Тагиру. Вот моему эмиссару пусть эти шестьдесят шесть золотых долга и выплачивают по мере необходимости. Тенхорабит будет закупать в течение сезона штормов телят. Помогать же ему в этом будет наконец-то нашедшийся брат Ньёнгно. Тот неплохо устроился, попав в рабы к крупному землевладельцу, который оценил умение ухаживать за скотом. В итоге Чимбо выслужился в распорядители стадами. Неволей при этом он, кажется, совершенно не тяготился. Впрочем, рабство в "стране чёрных", как я понял из рассказов Ньёнгно и купцов-тагирийцев, было мягче даже того, что практиковалось в Вохе или Кабирше. На севере раб тоже не был "говорящей вещью", которой хозяин волен распоряжаться как угодно. А давать вольную через десять-двадцать лет безупречной службы, вообще являлось, скорее правилом, чем исключением. В тагирийских же провинциях, заселённых чернокожими, невольники и вовсе проходили по разряду "вечно младших членов семьи" - а детей или внуков их уже практически не отличали от других членов клана.
На плоскогорьях и в саваннах корова или вол не стоили и пяти "тилихов", даже порченных местным монетным двором. Лишь только самые суперэлитные бурёнки и быки-производители могли потянуть на "повелителя" или даже больше. А молодняк в том возрасте, в каком отбирают его для перевозки на Пеу, оценивался раза в три, а то и четыре, ниже взрослых животин. В приморской "стране чёрных" цены на скот были чуть выше. С учётом того, что брат Ньёнгно должен отбирать самых лучших телят, а также из-за расходов на содержание и корм, цена может приблизиться к шести тагирийским серебряным квадратикам. Ну а транспортировка обойдётся в два раза дороже покупки на скотном базаре в Тсонго-Шобе. В итоге одна голова будет обходиться в восемнадцать "тилихов", или полтора "повелителя". Причём если на покупку и содержание витуков деньги будут по мере надобности давать в счёт долга мои партнёры, то за провоз с ними рассчитаемся оловом - из расчёта четыре слитка за сто голов, доставленных в целости и сохранности.
Ну, это в случае, если тагирийцы обойдутся в ближайшее время без очередной "маленькой победоносной войны" с "дикими" пастухами в южных саваннах. Или какому-нибудь из наместников трёх приморских провинций не взбредёт в голову провести очередную кампанию по борьбе с недоимщиками среди своего собственного населения - типа той, под которую попала деревня моего "распорядителя стад". Тогда военная добыча или конфискат сильно собьют цены на скот. По методам получения, равно как и последствиям для тех, кто лишался в процессе мероприятий имущества, а то и свободы или жизни, впрочем, выбитые недоимки ничем не отличались от боевых трофеев. Не зря же о том, что Ньенгно стал рабом именно в результате законных действий представителей власти, а не в ходе войны, я узнал, когда маленький тагириец научился говорить на папуасском более-менее свободно.
