Глаголь над Балтикой (СИ) - Колобов Андрей Николаевич (книги регистрация онлайн .txt) 📗
Но на этом веселье только начиналось.
Кавторанг чувствовал себя белкой в колесе, засунутом внутрь сумасшедшего калейдоскопа. Стрельбы противоминной артиллерией и снова - стволиковые стрельбы главным калибром, отработка эволюций в строю, отражение атак миноносцев, затем - заскочили в Гельсинки, в темпе приняли уголь - и всей эскадрой в Балтику. Сперва ходили вдоль шведских берегов, причем миноносцы отрабатывали минирование и поиск транспортов неприятеля. В итоге нашли "Дристигхетен" и "Тор" - шведы не утерпели и вывели пару броненосцев береговой обороны, посмотреть, чего это русские чудят. Потом двинули главными силами к Килю, но подходить не стали, вновь отрабатывали пиратство и минирование вражьих вод из-под прикрытия линейных бригад. Затем развернулись обратно, имея задачей уклониться от специально оттянутых назад крейсеров, а крейсерам, соответственно, адмирал приказал во что бы то ни стало разыскать линейные силы... В общем, веселились вовсю, так что, когда вернулись в Гельсинки, господа офицеры буквально валились с ног. Дошло до того, что известный выпивоха и жуир лейтенант Евсеев, обыкновенно пышущий здоровьем, а ныне имеющий иссиня-бледный вид, страшно вращая налитыми кровью от недосыпа глазами, отказался даже от увольнительной, заявив, что всем благам мира предпочитает койку в каюте на двое суток. Сутки отсыпался, потом все же передумал и уехал на берег.
В такой суматохе мучиться амурами приходилось на бегу, что оказало на Николая самое целительное воздействие. Плохо бывало только ночами, когда он, в размышлениях о бывшей своей мечте иной раз не мог уснуть, но и тут адмирал входил в положение кавторанга, регулярно устраивая ночные тревоги...
И - приглашение Ольги на пикник, которое было доставлено ему почтовым катером, подвалившим сразу же после того как могучий линкор, замер на рейде. Ольга сама была в числе приглашенных, но просила Николая сопровождать ее - "Баян" еще не вернулся из Кронштадта и потому князь отсутствовал, о чем Николай изрядно сожалел. Не в том размышлении, чтобы изливать душу лучшему другу, но хлещущее через край жизнелюбие и превосходное чувство юмора Алексея было бы сейчас несомненно кстати.
Впрочем, здесь и в отсутствие князя веселья было предостаточно. Присоединившийся к обществу кавторанг как раз успел к началу анекдота, рассказывал полноватый господин, которого Николай не имел чести знать. А тот, постоянно поправляя съезжающий на затылок котелок, и, словно бы дирижируя самому себе тросточкой, зажатой в короткопалом и изрядно волосатом кулаке, жизнерадостно излагал, пародируя уличного зазывалу:
- Какой же русский не любит быстрой езды? Автомобили "Руссо-Балт", сделано в России! Скорость - сорок верст в час с гаком! А теперь - и с тормозами!
Мужчины посмеивались, но женское внимание поглотил предстоящий визит французского президента в Санкт-Петербург:
- Ох, Вы даже не представляете, что творится в ожидании прибытия этого Пуанкаре! Перед самым отъездом из Петербурга я заглянула к мадемуазель Жюли, думала о новой шляпке - Боги! Какие шляпки?! Все фасоны совершенно новые, последняя французская мода, ателье буквально завалены заказами...
- Неужто опять что-то от эмансипаток?
- Нет, что Вы, милая Анастасия, настолько далеко не зашло, но...
- А жаль...
- Дамы, ну это уже просто неприлично! Конечно новые панье, "танго" со шнуровкой ...
Разговор уходил в совершенно недоступные мужскому уму эмпиреи парижских мод, да кавторанг особо и не вслушиваться. Узкая, затянутая элегантной перчаткой ладошка легла ему на предплечье. Ольга, конечно, кто же еще.
- Дорогой мой Николай, что-то Вы сегодня чрезвычайно задумчивы. А Вы слышали новость? Через неделю к нам на гастроли прибывает Большой театр!
- Да это не новость, а слухи, причем - с изрядной бородой, артистов Большого нам обещали еще месяца полтора тому назад! - отозвался полноватый знаток автомобильных анекдотов.
- Уж не знаю, что их задержало, но ручаюсь вам, господа - Большой действительно едет в Гельсинки и будет у нас не позднее, чем дней через десять-двенадцать. Полагаю, что в следующий понедельник газеты дадут сообщение.
- А Наталья Степановна? Ермоленко-Южина? Будет? Божественное, божественное сопрано!
- Как по мне, ее излишне перехваливают, - произнес молодой чернявый господин с небольшими, обильно напомаженными усиками:
- Да, ее голос, безусловно, неплох, но до несравненной Дейши-Сионицкой ей ой как далеко.
- Могу только порадоваться, милостивый государь, что Вы живете не в эпоху Фридриха третьего - с легкой улыбкой отвечал ему высокий, худощавый лейтенант.
- А причем тут Фридрих, сударь?
- Видите ли, сей достойный представитель династии Гогенцоллернов настолько обожал театр, что старался бывать в нем ежедневно и много общался с артистами. И вдруг, в одной из берлинских газет, ему на глаза попадается рассказ "Генриетта, прекрасная певица", вышедший из-под пера некоего господина Рольштаба. В рассказике этом... как бы выразиться... нет-нет, ничего фривольного или крамольного, но скажем так: автор позволил себе НЕ восхититься сценическим искусством певицы Генриетты Зоннтаг, которую кайзер хорошо знал. Из-за этого Фридрих III был настолько расстроен, что следующие несколько дней незадачливому театральному критику пришлось провести в одной из тюремных камер Шпандау...
Николай от души рассмеялся, сделав себе отметку в памяти: надо не забыть раздобыть билет на гастроли Большого.
ГЛАВА 14
Впоследствии кавторанг удивлялся, сколь моментально ощущение незыблемости мира сменилось предчувствием неумолимо накатывающейся войны. Когда он уходил в море, Гельсинки почивал в блаженной полудреме привычного своего существования и казалось, что благодати не будет конца. Сияли витрины многочисленных магазинчиков, мимо которых прогуливались улыбчивые фрекен в модных шляпках, спешили по своим делам молочницы и зеленщики, задорно выкрикивали новости мальчишки-газетчики. Свежие фрукты и цветы, лежащие на лотках торговцев, полнили воздух летними ароматами, а чистенькие мостовые, под взыскующими взорами дворников с казенными бляхами, казалось, сами стремились стряхнуть с себя привычный городской сор. Весело звенели трамваи, грохоча на поворотах, многие окна стояли распахнутыми настежь, услаждая жильцов теплом и солнцем короткого балтийского лета. Казалось, что только эта реальность незыблема и вечна, а все эти Австро-Венгрии, Сербии, кризисы, гаврилопринципы, эрцгерцоги и прочие Гогенцоллерны настолько призрачны и эфемерны, что существуют только в газетных строчках, надиктованных воспаленной фантазией запойного журналиста. И если даже они на самом деле где-то и есть, то настолько далеко, что никакие их треволнения не могут коснуться мира и покоя Российской Империи.
А затем внезапно, вдруг, все роковым образом изменилось. Теперь уже милые сердцу и радующие взгляд картины привычного бытия казались чем-то невыносимо изящным, хрустальным, настолько утонченным, что не может существовать сколько-нибудь долго, и живет, быть может, свои последние секунды. Оставалось только радоваться каждому такому мгновению, потому что наслаждаться миром осталось совсем чуть-чуть, а затем тяжелый, потемневший от гари и запекшейся крови молот войны грянет в привычную реальность, и она разлетится мириадами звенящих кусочков, оставляя вокруг тебя только грязь, мучения, пламя и смерть.
Для Николая "вдруг" наступило во время визита Пуанкаре в Россию, куда "...истинно-демократический президент, послушный выразитель воли свободного французского народа..." прибывал 20-го июля 1914 года. В сложном церемониале встречи лидера Франции, флоту выпала честь первым приветствовать высокого гостя.
Не то, чтобы Раймонд Пуанкаре жаловал морские круизы, но сухопутный путь лежал через Германию, по территории которой президент Третьей республики путешествовать категорически не желал. Во исполнение воли первого лица страны, французская эскадра вышла из Дюнкерка 15 июля, держа курс на Балтику - к Кронштадту и Санкт-Петербургу. Встречать ее к горлу Финского залива вышли наиболее впечатляющие силы российского императорского флота. Могучие дредноуты "Севастополь" и "Гангут", вместе с уже устаревшими, но все же грозно щетинившимися многочисленными орудиями "Андреем Первозванным" и "Императором Павлом I", развернулись строем фронта, салютуя заморским гостям, на фалах взметнулись приветствия.
