Человек-саламандра - Бирюков Александр Викторович (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗
– Лучше больше груза поближе, чем меньше подальше, – любил шутить по поводу своих приоритетов дядюшка Пит, и нужно признать, это отвечало возможностям «Трудяги Томми», который не простаивал.
Услуги дядюшки Пита и «Трудяги Томми» – четырехкратных победителей гонок – пользовались популярностью. Хотя и паровоз и владелец старели, и теперь уже явно не могли рассчитывать на победу.
В то же время компания-перевозчик, выступавшая на тягаче «Мунлайт-Круизер», была молодой и развивающейся. Специализировались они на пассажирских перевозках и держали кроме этой еще три такие же машины, все из одной партии, но владельцами не были. Они арендовали паротягачи у компании-производителя на весьма льготных условиях, в связи с приверженностью к этой марке и с правом выкупа.
Если с «Мунлайт-Круизером» и бронеходом всё было ясно, то Белый волк принадлежал тоже семейной компании, но входящей, как это принято у северян, в большой и разветвленный транспортный синдикат.
Публика на галереях двинулась в обход пирамиды, следя за участниками.
К концу первого круга ситуация изменилась. Теперь расстановка сил была такова: «Мунлайт-Круизер» и «Челендж-Трек» вровень впереди всех. Затем «Томми-Пулл» и «Уайт-Вулф». Следом же за всеми, на удивление продолжая наращивать скорость, накатывалось исполинское сооружение с чудовищными ножами и узкими прорезями бронекабин.
Мы тоже двигались со всеми по кругу, когда Кантор, следивший не только за машинами, но и за людьми, вдруг указал рукой вниз.
Проследив за его рукой, я на мгновение увидел человека в куртке механика дирижаблей, который, придерживаясь за перила, шел в толпе на уровень ниже нас. И когда мой взгляд упал на его руку, то из моей груди невольно вырвался возглас удивления, потонувший, впрочем, среди общего гомона.
Я увидел черную, в странных вздутиях перепончатую лапу с белыми кончиками не то пальцев, не то когтей, и та часть руки, что выходила из рукава, была отчетливо зеленой и пятнистой.
– Быстрее! – прошипел сквозь зубы антаер, и мы попытались вместе с ним рвануться навстречу толпе…
Нетрудно понять, что ничего путного из этого не получилось. Возмущенные граждане навалились на нас с тем прибывающим энтузиазмом, который свойствен всякой охваченной порывом толпе, столкнувшейся с препятствием.
За попыткой настигнуть таинственного незнакомца, который и был, по всей видимости, тем загадочным человеком-саламандрой, за которым мы охотились, мы отвлеклись от происходящего на трассе соревнований.
Едва мое сердце посетило отчаяние от невозможности противостоять натиску людей, едва я испытал азарт и досаду неудачной погони, как соревнующиеся машины привлекли мое внимание самым недостойным образом!
Причиной, и, без сомнения, предсказуемой причиной, страшной катастрофы стал «кольчатый червь» – «Челендж-Трек».
Ускорение накренило на крутом повороте гибкую и потому неустойчивую машину на правый борт, и ее средние секции оторвали колеса от рельсов.
Еще несколько мгновений она кренилась всё больше и вдруг с лязгом, скрежетом и окутываясь клубами пара свалилась с пути, разрываясь и переворачиваясь.
Публика ахнула и застонала.
Несколько секций, не меньше половины червя, угодили на шестой путь, где мчался набравший огромную скорость «Айронинг-Рэм»!
Многотысячная толпа замерла в ожидании самого страшного.
И оно не заставило себя ждать.
Грейдерный нож бронированной машины врезался в обломки потерпевшего аварию соперника и подбросил их в воздух, разламывая и дробя.
Взрывались кольца котлов, колеса и части машины летели в толпу за ограду, за бронеходом волочился шлейф обломков.
Приходится признать, что броненосец с честью выдержал испытание, чего не скажешь о живых людях, в которых полетели разметанные обломки.
Восточный экспресс, шедший по четвертому пути, был вынужден прекратить гонку, так как ему под колеса были отброшены полторы секции разрушенного червяка.
Только три паротягача, вырвавшиеся на финишную прямую, закончили гонку в составе: «Мунлайт-Круизер», «Уайт-Вулф» и «Томми-Пулл».
«Айронинг-Рэм», пройдя сквозь обломки, как нож сквозь масло, закончил движение четвертым, впрочем, он и не участвовал в соревнованиях, так как был машиной вне класса и просто демонстрировал себя заказчику.
Однако до них уже никому не было дела.
Жандармы и несколько человек с нижней галереи устремились к пострадавшим в толпе и к обломкам, где должны были быть машинисты, без серьезных шансов застать последних живыми»:
Сочинитель Лендер закончил писать, потому что чернила в его ручке и запал повествователя иссякли одновременно.
Следующие эпизоды еще предстояло обдумать. Их сложно было описать, не забегая вперед.
Лена проснулась ближе к полудню, но еще не догадывалась об этом. Ее тревожил сон.
– Сон Татьяны, – пробормотала она, садясь на не в меру мягкой постели всё в той же спальне под куполом, похожим на деревянный парашют.
Всё в той же, с одной только разницей, что теперь она уже знала некоторые тайны этого дома.
Весь сон она не помнила.
Только некоторые лишенные контекста, но яркие и болезненные картины.
Но, может, это и к лучшему.
Главным ощущением, которое она вынесла из сна, было чувство утраты и приобретения.
Однако разобраться в том, что она потеряла и что приобрела взамен, не получалось…
Да и взамен ли?
Сон был смутным и мрачным.
Прежняя жизнь в нем оказалась наложена на прошедший день и всё это вместе на странный фильм, просмотренный накануне со странным хозяином странного дома.
«Странноприимный дом», – всплыло откуда-то из пучин перепутавшейся в голове русской классики. Может, из Островского, а то и из Салтыкова-Щедрина или Подьячева.
Странноприимный…
Или странноприёмный?
Дом, вот уж действительно, был странный, и приемчики у его обитателей были тоже странные.
Мерцающий хозяин, иностранная гувернантка, лакей этот, похожий на киноартиста.
Кинотеатр в доме!
Потом стены и перегородки, которые появляются и исчезают. Что и говорить об аквариуме под полом гардеробной.
Сумасшедший дом.
Но только не дом для сумасшедших, а сам дом безумный и вполне способный свести с ума.
Лена прислушалась к себе. Внутри было пусто, как в кафедральном соборе ночью. А в голове звонили обедню. Не догадываясь о причинах своего необычайного самочувствия, Лена проснулась в том состоянии, которое так ценят «кендиклаберы» творческих профессий.
В этом состоянии хорошо выпить с утра калиновки, сесть к столу и написать на чистом листе самые новые и самые красивые слова или взять прозрачный шелк и краски и впустить в мансарду утренний свет…
На Лена не была расположена к творчеству. И состояние ее выразилось в чувстве вины, комплексе ответственности перед ближними и склонности к нелицеприятному самоанализу.
Она немедленно постановила, что вела себя «как свинья» по отношению к родителям и крайне легкомысленно в части общения со странным хозяином этого дома.
Решение это требовало от нее неких активных действий, но самочувствие не позволяло немедленно к ним приступить. Кроме того, слишком уж много интересного было в доме и хозяине, чтобы оставить неразрешенные загадки.
Во сне был зал с колоннами. И вроде бы где-то в этом доме. Лена решила при случае посмотреть, нет ли где-то в пристройках похожего зала. Или места, которое во сне могло бы превратиться в такой зал.
Она полагала, что, зная некоторые законы своих сновидений, сможет понять, какие образы из ее памяти, какие выводы из ее небогатого жизненного опыта могли переродиться в дурашливые и жутковатые приключения ее сна, и сумеет вспомнить важные уроки, которые преподал ей старик Морфей.
