«Давай полетим к звездам!» - Чебаненко Сергей (читаем книги .txt) 📗
- “Топ, топ, топает малыш”, - со смешком комментирует в эфире Юрка Гагаров, неумело копируя голос Эдиты Пьехи.
Грунт мягкий, и подошвы ботинок углубляются в него на один - три сантиметра, оставляя очень четкие и резкие отпечатки. Любое передвижение приводит к тому, что за ботинком тянется облачко лунной пыли. Особенно эту пыль хорошо видно, когда ставишь на грунт ногу не строго вертикально, а под некоторым углом. Очень заметными эти пылевые облачка становятся, если резко повернуться в движении или стоя на месте. А когда подпрыгиваешь, то пылевое облако с поверхности тянется вверх следом за тобой. Все эти эффекты связаны с высокой слипаемостью лунного грунта в условиях вакуума.
Восторженный шум и аплодисменты в наушниках стихают только минуты через три-четыре.
- Я - “Флаг-один”, - спешу воспользоваться наступившей тишиной. - Начинаю выполнение программы исследований и экспериментов на поверхности Луны.
Собственно, до начала работы с научными приборами еще далеко. В программе выхода на Луну пунктом первым значится так называемая ритуальная деятельность - флаги, заявления и рапорты. Однако же, не скажешь в прямом телевизионном эфире, что сейчас займешься развертыванием государственного знамени и пением гимна. Понятно, что это необходимо сделать, и многие именно этого и ждут, но не все вещи нужно называть своими именами в присутствии миллионов зарубежных телезрителей. Это мне битый час втолковывал на предполетном инструктаже секретарь ЦК КПСС Михаил Андреевич Суслин.
Контейнер с ритуальными предметами закреплен у меня на левом боку. Поднимаю его клапан и достаю толстый металлический стержень. Делаю десять шагов в сторону от корабля - тоже рекомендация, но уже не ЦК партии, а инструкторов из Звездного городка! - и останавливаюсь. “Луноход” с четырьмя телекамерами тут же поворачивается в мою сторону.
Металлический стержень в руках - это раскладывающийся красный государственный флаг. Только сделан он не из обычной ткани, а из специальной тонкой металлической фольги. На Луне нет воздуха, и обычная материя провиснет невзрачной тряпочкой около древка флага. Конечно, это никуда не годиться. Флаг - это гордость любого государства. Он должен хорошо смотреться и на Луне. Поэтому его сделали из фольги.
Я отворачиваю от древка флага и закрепляю в горизонтальном положении специальную направляющую.
Теперь флаг похож на большую букву “Г”, между вертикальной и горизонтальной ножкой которой развернулся красный прямоугольник из металлической фольги. Нижним острием вертикальной ножки неторопливо втыкаю эту букву “Г” в лунный грунт. Древко флага входит в лунную поверхность легко, мне не требуется прилагать больших усилий.
- “Заря”, устанавливаю флаг. Грунт мягкий. Похож на взрыхленную земную почву.
Флаг стоит ровно. Полотнище чуть-чуть колышется. Древко флага довольно высокое, верхушка его находится почти на уровне моих плеч.
Снова лезу в контейнер, закрепленный на левом бедре. Достаю пятиугольный вымпел, на котором выгравированы изображение Владимира Ильича Ленина в профиль, герб Советского Союза и надпись “СССР”. Чуть согнув ноги в коленях и наклонившись вперед, кладу вымпел у подножия флага. Потом распрямляюсь и поднимаю развернутую правую ладонь к гермошлему скафандра, салютуя трепещущему “на космических ветрах” красному знамени. Замираю в этой позе.
Операторы в ЦУПе и их партийные наставники из ЦК партии не дремлют. Буквально через две секунды после моего салюта в наушниках раздаются слова гимна Советского Союза:
“Союз нерушимый республик свободных
Сплотила навеки Великая Русь.
Да здравствует, созданный волей народной,
Единый, могучий Советский Союз!”
На инструктаже мне рекомендовано петь гимн и я его пою. Хотя, конечно, пел бы его и без партийных инструкций. В наушниках тоже звучит нестройное пение. Представляю, как в ЦУПе все поднялись со стульев и кресел и дружно сейчас исполняют куплеты главной государственной песни:
“Славься, Отечество наше свободное, -
Дружбы народов надежный оплот.
Партия Ленина - сила народная -
Нас к торжеству коммунизма ведет!”
Петь весь гимн не стали, ограничились одним куплетом и припевом. Ну, и слава Богу. Не уверен, что смог бы спеть весь гимн до конца и не сбиться.
- “Заря”, внимание, - говорю в микрофон. - Разрешите сделать заявление?
- “Флаг-один”, я - “Заря”, - откликается Юрка Гагаров. -Разрешаю сделать заявление.
И секунду спустя в эфире на фоне легкого потрескивания помех звучит мой спокойный и уверенный голос. Мне остается только беззвучно шевелить губами.
Это снова наши партийные идеологи перестраховались. Мол, заявление советского космонавта для мировой общественности должно прозвучать веско и уверенно. “Мы, конечно, верим, что коммунист товарищ Леонтьев выучит его наизусть и сможет рассказать даже спросонья. Но товарищи...
Советский человек будет высаживаться на поверхность Луны впервые. Сейчас неясно, в каком эмоциональном состоянии будет пребывать во время высадки уважаемый Алексей Архипович. Совладает ли он со своими нервами, с беспокойством и тревогой? Медицина и психологи не могут дать четкий ответ на этот вопрос. Сможет ли космонавт Леонтьев, например, в возбужденном состоянии вспомнить и без запинки произнести утвержденный ЦК КПСС текст заявления? Это вопрос серьезный, товарищи. Нельзя пустить такое важное дело на самотек. Поэтому есть мнение записать выступление товарища Леонтьева заранее, еще на Земле. А потом просто транслировать его в нужный момент с поверхности Луны. Есть другие мнения? Нет? Голосуем... Единогласно, решение принято”.
- “Флаг-один”, - снова в динамиках голос Гагарова, - с вами будет говорить Первый секретарь Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза Никита Сергеевич Хрущев.
Хорошо, хоть наш диалог с Никитой Сергеевичем партийные перестраховщики не решились записать заранее на магнитофонную ленту (впрочем, откуда мне знать - может быть, был и такой вариант?) и минуты три-четыре мы общаемся с Хрущевым в прямом эфире. “Здрасьте, Никита Сергеевич!”. “Привет вам, товарищ Леонтьев! Как там погода?”. “Ничего, солнышко светит”. Ну, и так далее. Пятиминутный разговор о том, о сем и ни о чем. Разговор на публику, для всей прогрессивной мировой общественности.
На этом ритуальная часть высадки закончилась. На все -про все у меня ушло примерно тридцать минут. Пора было приступать собственно к научным исследованиям и забору лунного грунта.
Начал со второго пункта - со сбора образцов лунных камней и пыли. Для этой операции в арсенале оборудования был специальный пробосборник. Внешне он очень был похож на обычный совок для сбора мусора, но с длинной ручкой.
Работать пробосборником оказалось очень удобно. Я зачерпывал им небольшими порциями лунный грунт и ссыпал его в контейнер, похожий на среднего размера мешок из плотной ткани. “Совком” мне удалось не только набрать несколько килограммов лунного “песка”, но и подобрать около полутора десятков крупных лунных камней. Структура грунта оказалась сыпучей, очень похожей на коричневато-серую муку. Но попадались и более крупные фракции, похожие на песок или плотные комочки.
На всю эту “уборку территории”, как пошутил Юрка Гагаров, у меня ушло около двадцати минут.
- “Флаг-один”, идешь с опережением графика, -прокомментировал Гагаров. - Придется записывать тебя в отряд лунных стахановцев!
- Намек понял, “Заря”. Приступаю к добыче лунного угля, - шуткой на шутку ответил я.
Кроме сбора образцов грунта с поверхности Луны, я должен был постараться получить пробы с глубины примерно пятнадцать сантиметров. Для этого у меня имелись три пробозаборника, выполненные в виде длинных пустотелых “стаканчиков” с острыми краями. Эти заборники поочередно закреплялись на длинной ручке, опираясь на которую руками, я вводил “стаканчики” как можно глубже в лунный грунт.
