Пять Жизней Читера - Каменистый Артем (книги онлайн полные версии бесплатно TXT) 📗
— Ты бы не могла и мне нарезать таких бинтов.
— Поранился? — напряглась Няша.
— Нет. Просто попробую колено туго замотать.
— Совсем плохо?
— Да чуть нога напополам не развалилась, еле ее руками удержал.
— Закатывай штанину, клади ногу на диван, сейчас сама замотаю. Тебе такое доверять нельзя, руки не оттуда растут. И стул подтащи, а то с пола мне неудобно. Нога должна ровно лежать, а не черт знает как.
Подчинившись, кратко доложился о результатах проведенной работы:
— Воду набрал, стекло рассыпал, посмотрел, что тут можно поесть и выпить, с голоду вроде помереть не должны, но и ресторанное питание не обещаю. И еще — тут хлев к дому примыкает, он завален костями. Там и коровьи, и бараньи, и даже человеческие. Смердит так, что мухи дохнут. Ты же насчет запахов предупреждала, по-моему, тухлятиной отсюда тянет на всю деревню.
— Не думаю, что скот держали только в этом доме, — чуть подумав, ответила Няша. — Но все равно нам сейчас придется оставаться здесь, потому что искать дом получше не получится, на улице вообще потоп. Да и мы с тобой не в той форме, чтобы по деревне шляться. Как бы не пришлось восстанавливаться на нулевом уровне… врагу такого не пожелаешь.
— Это как? — не понял Рокки.
— Споровая шкала падает не так уж быстро, даже в моем состоянии пару дней можно протянуть, пока конкретные проблемы не начнутся. За это время нога хоть немного, но восстановится. Наверное. Ну а тебе точно лучше станет, твое колено не выглядит совсем уж плохим.
— Зато ощущает себя именно таким.
— Ты всего лишь человек со стартовым дебаффом. [1] Такие, как мы, вовсе не наказаны, ведь нам за наши муки компенсация полагается. Даже в худших случаях долго не страдаем, восстанавливаемся за два дня, ну или за три. Конечно, живец нужен, но и без него выздоравливаем, просто медленнее. Блин, вот если бы ты не забыл в машине бутылку…
— Ну и как я в тот момент должен был о ней помнить?! — чуть не взорвался Рокки. — Хотя ладно, давай валяй дальше, продолжай, ты же так это любишь. Признаю, это я во всем виноват, и еще я последний придурок. Чего притихла? Я что, и дальше сам себя костерить должен? Серьезно? Да ты, подруга, по-моему, в край обнаглела.
Няша, как это с ней бывает ненормально часто, резко сменила линию поведения, потупилась и ответила нетипичными для нее словами:
— Извини. Я знаю, меня иногда заносит, не обращай внимания, я это не со зла, просто характер такой, не обращай внимания.
— Ага, — сбитый с толку неожиданной сменой поведения девушки, почти по-доброму ответил Рокки. — Скажи еще, что это у тебя защита такая, вроде колючек у розы.
— Ну да, мне так и говорили.
— Кто?
— Какая разница?
— Разница большая — это не колючки, это, блин, танковая броня с метровыми шипами.
— Я ведь уже извинилась. И еще заметь, я больше не называю тебя плохими словами.
— Давно ли?
— Ну не очень, но не называю же. И вообще, придурок — не так уж и обидно, зеленых вроде тебя принято так называть. Не везде и не все так делают, но очень часто слышала. Потерпи, сейчас может быть больно.
— Больнее уже не будет, — убежденно ответил Рокки, глядя, как Няша заводит под подставленную ногу полоску темно-зеленой ткани.
— Уж поверь, придур… то есть такие зеленые, как ты, в боли ничего не понимают.
— Да это я почти шутил. А ты, получается, почти ее не ощущаешь?
— С чего ты это взял?
— На твою рану нагляделся. Ты сейчас должна быть невменяемой.
— Болевой порог у прокачанных снижен. И я тут не первый месяц, натерпеться успела, даже вспоминать не хочется. Привыкнуть к этому невозможно, но можно попробовать свыкнуться. Вот и стараюсь.
— Я бы сказал — не месяц, а минимум год.
— Что?
— Говорю, что ты тут подольше проторчала, чем мне втирала.
— С чего ты это взял?
— Я, может, и придурок без памяти, но потерял ее как-то странновато. Вроде все знаю, а пробуешь вспомнить, что откуда взялось, и оказывается, что ничего нет. Я, Няша, девчонок помню. Не знаю откуда, но помню. Они не такие. Они предсказуемые и не так себя ведут. Чтобы стать такой, как ты, нужно время. Думаю, много времени.
— Тебе лучше вообще не думать.
— Чего это?
— Плохо получается. Ты, Рокки, так и не понял, куда попал. Вообще не понял. Тут за месяц можно легко на год постареть.
— Но не настолько, как ты.
— По мне не смотри, я изначально со странностями была. С большими. И они на месте не стоят, растут. Не сгибай ногу, надо, чтобы в прямом положении заматывалась.
— Я не сгибаю.
— Нет, сгибаешь! Не спорь со мной! Тебе, случайно, уксус на глаза не попадался?
— Уксус? Попадался. А что?
— Плеснуть по углам можно, вонять меньше будет.
— А уксус, значит, ландышами пахнет?
— Я лучше его нюхать буду, чем тухлятину. Ненавижу этот запах.
При последних словах живая мимика Няши выдала, что ее ненависть зиждется не на естественной человеческой брезгливости, здесь замешано что-то другое. Скорее всего — скверные воспоминания. Рокки был не прочь узнать историю, после которой ее так напрягает вонь разложения, но ему стало не до этого — перевязка добралась до стадии, когда нога и правда заболела пуще прежнего. Девушка наматывала ткань, не жалея сил, которых у нее было поразительно много.
Ну да — странности непостижимого мира сказываются. Какие-то циферки в скрытой от посторонних глаз табличке способны превратить хлипкую на вид девчонку в атлета, легко разгибающего подковы. Глядя на нее, и верится и не верится в то, что она способна переломать кости такому здоровяку, как Рокки.
Скорее — верится.
Какой там у нее уровень и как бы до него побыстрее добраться? Почему-то Рокки сейчас больше всего на свете хотелось казаться равным Няше. Пока что он определенно ей проигрывает.
Причем значительно.
— А получше ничего не нашлось? — Няша поморщилась с таким видом, будто в фешенебельном ресторане вместо заказанного лобстера «Термидор» ей принесли изрядно засиженную мухами коровью лепешку.
Откровенно говоря, еда, которую Рокки сейчас предлагал, ему тоже не нравилась, но повода вертеть носом он не видел, о чем и сообщил:
— Няш, ты оглянись. Видишь, что это за дом? Тут люди простые жили, и еда у них тоже простая. Тут почти все испортилось, скажи спасибо, что хоть какие-то консервы нашлись. Вот даже конфеты есть. И печенье.
— Сухое, как камень.
— А каким ему еще здесь быть? Хотя есть другой вариант — здесь под полом целый погреб картошки. Хочешь сырую пожевать? Я мигом принесу.
— Я бы поела вареную. На кухне какая плита?
— Электрическая.
— Блин, как же нам не повезло — даже чаю не попьешь.
— Ради тебя, милая, попробую что-нибудь придумать.
— Я тебе не милая, заруби на носу. А что придумаешь?
— Ну… то, что ты не милая, усложняет дело, но вообще-то здесь есть дровяная печь.
— Даже не думай дымить из трубы.
— Я так и подозревал, что это нежелательно.
— Тут даже курить нельзя, это тоже очень опасно.
— Да я и не пытался, вообще не тянет на это дело.
— Значит, ты не курильщик, — решила Няша, брезгливо копаясь в открытой консервной банке, по краям которой проступала ржавчина.
— Может, и курил, но забыл.
— Нет, такое не забывают. И у курильщиков на респе всегда в кармане пачка сигарет, и она всегда неполная. Иногда есть зажигалка или спички, иногда нет, но эта отрава всегда при них. Тебе, я так понимаю, ее не дают, и тяги нет, значит, ты не травишься этой гадостью.
— А тебе дают?
— Я что, похожа на курильщицу?
Представив Няшу с сигаретой в зубах, Рокки, не сдержавшись, хохотнул и, покачав головой, выдавил:
— Это было бы забавно.
— У табака противный запах, и мертвяки его знают. Лучше вообще к этой дряни не прикасаться.
— Может, вместо темы вреда курения поговорим о чем-нибудь другом?
