Монастырь - Вагант Игорь (бесплатные полные книги .TXT) 📗
Зачем? В чем причина? Хэвейд терялся в догадках. На юге, говорят, есть темные леса, и самый большой из них – за Гриммельнским оврагом. Люди болтали о каких-то духах, деревьях, способных передвигаться с места на место, о водяных и русалках – не более того. Но внезапное появление там орд кровожадных чудовищ старого монаха обеспокоило. Леса бурлили, закипая и угрожая смертью. Не было ли это подготовкой к чему-то неотвратимому и страшному?
Гленкиддирах… А ведь эта огнедышащая гора, легендарное место обитания древних богов, находится в самом центре нынешних владений принца Эллы. Хэвейд поразился этому совпадению, но, немного подумав, счел его бесполезным. Никакой видимой связи между последними событиями усмотреть не смог, тем более что Элла отправился в Черные горы много позже появления всех этих тварей.
Помимо воли мысли монаха вновь обратились к младшему сыну Идриса Леолина.
Принц умен и энергичен, много глубже и хитрее Сигеберта, и если последний легче всего представлялся на поле битвы, со сверкающим мечом в руке, то из Эллы получился бы настоящий правитель. Не воин, пожалуй, но король. Жесткий и дальновидный.
Старик вздохнул: и неуправляемый. Элла всегда был себе на уме, так сказать, белая ворона в семействе покойного монарха. Идрис никогда не воспринимал младшего сына всерьез из-за его не подобающей воину начитанности и внешней хрупкости. Король должен быть силен и решителен, считал Идрис, а вся эта интеллигентность и изворотливость (дипломатичность, уточнил мысленно Хэвейд) ему претила.
Наверняка что-то из Эллы и получилось бы, но, скорее всего, именно пренебрежительно-насмешливое отношение отца и воспитало в принце неприятие сложившихся порядков. И, что намного хуже, отвратило его взор от истинных богов в сторону древних. А он, Хэвейд, к сожалению, упустил момент, когда Эллу еще можно было направить на верный путь. К великому сожалению.
Магистр сокрушенно покачал головой. Несвоевременная смерть старого короля только добавила проблем. Покинув двор, Элла вышел из-под контроля окончательно.
Он стал опасен. И, вероятно, сам не подозревал, насколько.
Если Элле удастся договориться с остальными первородными, и они согласятся возвести его на трон при условии подтверждения их привилегий, Корнваллису как единому государству придет конец. Зная Эллу, можно быть уверенным, что такая мысль рано или поздно посетит его голову.
А когда Элла добьется союза с князьями, наступит хаос. Ибо не могут пауки мирно жить в одной банке. Междоусобица и разруха, если только ему, Хэвейду, не удасться сохранить и укрепить единственную уравновешивающую силу – власть короля. А для этого следует лишить эорлинов возможности объединиться под властью любого из представителей царствующей династии. Любого, кроме Сигеберта, разумеется.
И здесь еще этот лютик… волчий корень. Кто вмешался в естественный ход событий? Кто подсыпал отраву Идрису?
Если это действительно сделал Элла, решивший таким образом быстрее подобраться к трону, то тогда сир Ронан Альбрад прав в своих доводах. «Принц должен ответить за убийство отца безотносительно к высокой политике», – убеждал гонфалоньер. Но если это не Элла, к многочисленным грехам Хэвейда добавится еще один.
Слишком много «если». Миллион «если». Похоже, я старею, подумал Хэвейд, теряю сноровку. Слишком часто мои действия начинают зависеть от того, что делают другие люди.
Именно поэтому магистр не торопился с ответом. Мертвого уже не вернуть к жизни, говорил он сиру Ронану. «Будем надеяться, что боги дадут нам знак», – и гонфалоньер каждый раз соглашался с этими словами, склоняя голову.
Магистр поднял голову, подозрительно оглядев кабинет и попутно рассердившись на самого себя за эту глупость. Говорят, есть люди, способные читать мысли, но, слава богам, таковых поблизости не наблюдалось. Дело в том, что Хэвейд был не религиозен. К такому выводу относительно самого себя он пришел уже давно и тщательно скрывал сей факт от окружающих.
Горе от ума. Наверное, так. Еще со времен обучения в монастыре Форфар будущий великий магистр назубок выучил все доказательства существования Божественной силы и даже сейчас чувствовал в себе силы уложить на лопатки любого неверующего.
Хэвейд прикрыл глаза, и перед его мысленным взором встали бесконечные расплывающиеся от слез строчки и длинная хворостина в руках наставника, Великого темного мага Рхизиарта.
– Я слушаю! – тихий голос Рхизиарта словно хлестал по ушам.
Облизывая потрескавшиеся губы, юный Хэвейд раз за разом, бесконечно, повторял Божественные истины.
«В природе происходит движение. Ничто не может начать двигаться само по себе, для этого требуется внешний источник действия. Бесконечный поиск источника предыдущего действия бессмыслен. Следовательно, должно существовать нечто, являющееся первоначальным источником всякого движения, не будучи само по себе движимо ничем иным. Это и есть Божественная сила – недвижимый Движитель…
В окружающем мире наблюдается последовательное иерархическое возрастание сложности строения предметов и существ, нескончаемое всеобщее стремление к совершенству. Следовательно, должно существовать нечто абсолютно совершенное, являющееся источником всякого совершенства…
Чудо – это явление, единственно объяснимое существованием и непосредственным сверхъестественным вмешательством Богов. Существует множество засвидетельствованных фактов чудесных событий. Следовательно, происходит множество событий, единственным убедительным объяснением которых может быть сверхъестественное вмешательство Богов. А, следовательно, Боги существуют…».
И так далее, до бесконечности, до конца и снова с начала. Девяносто девять доказательств существования божественной силы, заключенные внутри огромного фолианта темно-коричневой кожи, потертого и замусоленного руками тысяч послушников.
Рука юного Хэвейда, мелко дрожащая от невыносимого холода, царящего в библиотеке, непроизвольно дернулась, и иссушенный лист пергамента разорвался чуть не на четверть. Ученик немедленно вжал голову в плечи, даже не стараясь увернуться от карающей розги.
– Три дня на воде! Мытье полов на неделю, – жестко приговаривал наставник Рхизиарт, осыпая мальчишескую спину ударами. Тот мочал, до крови кусая губы, и его молчание, казалось, еще больше распаляло темного мага.
Хэвейду было шесть лет от роду, когда он первый раз увидел Рхизиарта.
Солнце палило нещадно, слепило глаза, и, наверное, именно поэтому мать, сгорбившаяся под тяжестью коромысла с ведрами, лишь остановилась от неожиданности. Встала на дороге, как вкопанная, вместо того, чтобы отпрыгнуть в сторону и бухнуться на колени перед жеребцом, на котором восседал Великий Западный герцог Вуффа Бедвир. Ее просто отшвырнули, раздавили, как насекомое. Она упала, ударившись головой о камень; кровь глянцевым пятном начала растекаться по пыльной земле. Хэвейд стоял рядом, трясясь от охватившего его жуткого чувства. А потом – отчаянный вопль отца, его поднятый для удара кулак, и – яркая вспышка. С руки монаха в темных одеждах, сидевшего на коне рядом с герцогом, сорвалась молния.
Отец оседал на подкашивающихся ногах, дрожа и с непонятным изумлением глядя на дыру в своей груди, через которую Хэвейд увидел небо. Голубое безоблачное небо и палящий солнечный диск. Последнее, что он увидел в тот день, перед тем, как потерять сознание.
Волшебство. Магию. Чудо. Доказательство Бога.
И Хэвейд уверовал. Но совсем не в то, что последующие без малого десять лет вбивали в его голову.
Смертные человеки, дерзновенно посягающие на исключительное право Богов на чудо, присваивают себе тем самым божественную сущность и ставят под сомнение высшую справедливость, присущую только Богам. Маги, которые одним своим существованием опошляют само понятие божественного чуда, и вершат справедливость по собственному разумению, должны быть уничтожены.
Хэвейд стиснул зубы. Именно так. До той поры, пока эти богомерзкие колдуны будут удивлять неграмотный люд своими дешевыми трюками, уверяя окружающих, что их сила проистекает от истинных богов Корнваллиса, до той поры ни ему, ни королю никогда не убедить своих подданных в лживости древней религии. Религии, которая гранитной скалой высилась на пути укрепления монархии.
