Магия в крови - Новак Илья (читать книги полностью без сокращений .TXT) 📗
И вот спустя десять по десять десятков лет собрались Духи под воротами мастерской, и первым в толпе стоял Дух Конюх. Тут надобно упомянуть, что все это время из мастерской доносились разнообразные шумы – скрежет железа, стук и грохот, – но в этот день с самого утра все стихло. И вот ворота раскрылись, и наружу выехал Ремесленник верхом на чудо-коне. Был этот конь огромен, больше любого человечьего скакуна, и копыта его были из наикрепчайшей стали, а шкура его – из дубленых шкур в три слоя, и грива его – из шелковых нитей, а скелет его – из железного дерева кибар, глаза же горели огнем, тем огнем, что пылал в стальном сердце его. Ремесленник сказал собравшимся Духам, что в жилах коня течет не кровь, но серебро, а движется он благодаря шестерням на алмазных осях, что кормить его надо железной крошкой да деревянными опилками, а поить расплавленным серебром. И если не забывать иногда смазывать его, вливая льняное масло через ноздри в голову, то не умрет конь никогда. Этого коня зовут Кибар, сказал Ремесленник, в честь дерева, из коего состоят его кости.
После этих слов спешился Ремесленник и передал поводья Конюху. И лишь проницательный Дух Плотник заметил горечь в голосе мастера и печаль в глазах его.
Сол встал со ступени, потянулся и поглядел на чернокожего отсутствующим взглядом.
– А дальше? – спросил Тэн с легким недоумением.
– Дальше… – задумчиво протянул Атлеко. – Дальше Конюх увел коня, но через несколько дней Ремесленник его выкрал: так влюбился в свое детище, что не смог пережить разлуки с ним. Разгневанный Конюх пожаловался другим Духам, ведь Кибар хоть и сделан Ремесленником, но был подарен. И Духи испугались. До того случая воровства они не знали, подмастерье Ахасферон похитил Мир у Кузнеца позже. И постановили Духи: раз Ремесленник забрал Кибар-коня, значит, отныне не должен расставаться с ним вообще никогда. Пусть Кибар станет его наказанием, так они решили. Разыскали Ремесленника, который прятался вместе со скакуном под Источником Стихий. Дух Кузнец взял свой Молот и, пока другие Духи держали сидящего на коне беглеца, размахнулся и ударил по макушке Ремесленника. От удара этого Брита откололась от континента, лишь перешеек, где сейчас стоит Фора, остался цел; с верхней Створки посыпался дождь из грязи – там с тех пор образовались звезды, – а землю прочертил Большой Разлом. Удар вбил Ремесленника в коня, ноги его вросли в бока Кибара, грудь пристала к шее, голова – к голове, так что даже лица их срослись и приобрели общие черты. С тех пор они стали едины. И разум свой Ремесленник утратил – а вернее, он сросся со звериным разумом Кибара и стал таким странным, что и не описать. Не то громко заржав, не то выкрикнув что-то, Духоконь умчался. Гораздо позже его изловили. Но это уже другая легенда.
Сол присел, заглянул в пещеру и приказал:
– Возьми лучшего бойца, поднимись на балкон. Там Габар, тот, что прилетел на птице. Он ждет вас. Сделаете вот что…
Объяснив задачу, чар вновь сел на ступень. Буга Тэн ушел, но Сол даже не заметил этого. Он обхватил себя за плечи и дрожал. Ему нездоровилось, очень хотелось лечь в меловую воду своего солярия и забыть обо всем. Но сейчас в Солнечное Око никак не попасть. Сидя на ступенях, чар, не отрываясь, разглядывал колодец.
Именно из-за того, что находилось в нем, Сол так легко позволил Октону скрыться из Форы и теперь не преследовал его вместе с Некросом Чермором. То, что века назад было спрятано под Горой Мира, интересовало Сола Атлеко куда больше Универсала, больше, чем жемчужина в обруче на его голове, больше, чем Мир.
Глава 2
Двух мертвых карл они увидели сразу за воротами, в домике привратников: один труп лежал на кровати, второй – на полу у стены. Обнажив оружие, медленно двинулись по улице. Чем дальше, тем мертвецов становилось больше.
Холодный чар, которому Гело Бесон приказал сопровождать Хуго и Торонкана, оказался нервным молодым человеком. Левое веко подергивалось, он часто вздрагивал и оглядывался. В другое время Хуго позабавила бы такая боязливость, но сейчас окружающее и вправду навевало тревогу. Даже на спокойного Торонкана подействовала обстановка, он стал разговорчивее, охотно отвечал на вопросы и сам то и дело что-нибудь спрашивал, стараясь беседой развеять мрачное уныние, царившее вокруг.
В первый раз придя сюда с отрядом, Хуго быстро понял, что на квартал напали чернокожие слуги теплого аркмастера во главе с Буга Тэном, наемником с юга. Чаттан и Тэн несколько раз видели друг друга, когда сопровождали хозяев на их встречи в Универсале. Аркмастеры поднимались в покои Владыки, а слуги оставались внизу. Иногда ожидание длилось долго – пару раз Хуго даже обменялся с наемником несколькими ничего не значащими фразами.
Торонкан шел впереди, чар вторым, за ним – Хуго. Кверемор рассказывал:
– Жизнь в Брите суровая. Вам трудно представить, каково это, когда снег лежит большую часть года, сходит лишь ранним летом, а появляется с наступлением осени. А в горах и вовсе никогда не тает.
Они остановились возле обугленных развалин большого дома, и Торонкан спросил:
– Это еще что такое? У вас так строят – чтобы дом деревянный, а внутри стенка из кирпича?
Посреди развалин высилась почерневшая кладка. Часть глиняных блоков полопалась, но стена еще держалась.
– Не строят, – Хуго пошел через пепелище, взбивая подошвами облачка золы. – Но карлы могли так укрепить вход в свои норы. Дома тут старые, к тому же после твердетрясения все еле держится.
Чар, зажав нос рукой, поравнялся с Чаттаном. Он всю дорогу молчал, только сопел, дергал веком и постоянно оглядывался.
Хуго оказалось прав: позади стены находился квадрат из скрепленных раствором кирпичей, на середине его – рама сгоревшего люка и ступени уходящей вниз лестницы. Торонкан заглянул туда и перевел вопросительный взгляд на Чаттана.
– Угу, – сказал тот. – Надо спускаться. Но там темно, факел бы сделать…
Он шагнул на верхнюю ступень, пригнулся, разглядывая лестницу, вновь распрямил спину и осмотрелся. Тишину нарушало лишь карканье воронья, кружащего над еще целыми крышами. Куда ни кинь взгляд – везде черное с пятнами грязного снега. Зябко, небо холодное и мутное. На поверхности противно и тоскливо – но спускаться все равно не хотелось.
