Темные пространства - Горбачев Владимир (книги без сокращений .TXT) 📗
Оставшуюся часть пути я провел, не отрываясь от визора. Сообщения из Монтрё передавали каждые 15 минут, но новостей было немного. Последнее, что я услышал, была информация о том, что пожарные все же смогли войти в здание и начать тушение пожара, но встретили непреодолимое препятствие.
— Господин Ребров? — услышав свое имя, я обернулся. Это был кто-то из экипажа. — Пойдемте, я вас провожу.
Я думал, что мы пойдем к посадочной платформе, однако мы спустились на самый нижний ярус и направились в носовую часть.
— К сожалению, мы не можем выделить вам пассажирский флайер, господин Ребров, — объяснил провожатый, — ведь в Лозанне мы никого не принимаем. Поэтому мы вынуждены предложить вам служебную машину. Уровень комфорта там, конечно, ниже… Командир приносит свои извинения…
Машина с пониженной комфортностью оказалась хорошо знакомым мне «головастиком», и я охотно принял извинения командира. Впрочем, я принял бы их, даже если бы мне предложили прыгать с парашютом.
Отрыв от стартового стола был довольно жестким, ощущение было такое, словно меня изо всех сил стукнули коленом под зад. Мне никак не удавалось выровнять флайер, он отказывался выполнять команды. Взглянув на альтиметр, я понял, в чем дело: страт почти не стал снижаться ради меня, отрыв произошел на слишком большой высоте, и крылья не находили опоры. Наконец машина выровнялась.
Внизу расстилалось голубовато-серое пространство, казавшееся ровным и пустым. Это было озеро. Я направил флайер к северному берегу, увеличив скорость до максимальной. Вскоре я уже различал знакомую набережную, шпиль церкви. А еще я увидел клубы дыма, поднимавшиеся на окраине; сердце у меня сжалось.
На экране визора возник господин в форме и потребовал, чтобы я немедленно сменил курс и не смел приближаться к Управлению. Я заметил в небе несколько армейских вертолетов. Вступать в спор было бессмысленно, я пошел на посадку.
Так, не забыть удостоверение, значок на всякий случай тоже… Один квартал, другой… Ага, вот за тем поворотом… Ну конечно, оцепление. Вот мое удостоверение. Что там можно столько времени рассматривать? Уф, наконец-то. Ах, у нас тут еще и вторая цепь. Что он там бурчит? Кажется, что-то язвительное, насчет профи, которые сами себя защитить не могут, какой с них толк… Пусть, не обращать внимания. Наконец путь свободен. Странно, почему так пусто. Где все?
— Александр! Ребров!
Кто-то машет мне от правого крыла. А, это Хендерсен.
— Где вы все? Почему никого нет?
— Наши возле восточной стены. Пожарные установили там подъемник, пытаются проникнуть через чердак. Главный вход разрушен, вспомогательный заблокирован. Они страшно ругаются, что у нас нет окон. Дурацкая секретность! Мы уже несколько часов не можем попасть внутрь.
— Кто нападал? Сколько их было? Кто из наших погиб?
— Сам понимаешь, тут такая неразбериха, но кое-что удалось выяснить. Нападавших было шесть или семь человек. Они прибыли вчера поздно ночью на двух флайерах. Охрана почему-то не сделала ни одного выстрела. Больше всего погибших именно из охраны, но есть и инспектора. Чего никто не может объяснить, так это причин их смерти. Лишь несколько человек погибли от огнестрельных ранений, остальные от удушья, или от колотых ран, которые сами себе наносили, а двое — кто-то из охраны и Морис Минье из моего отдела — плавали вот в этом фонтане, представляешь? Ты помнишь Мориса? Он участвовал еще в делийской операции. И теперь в этом дурацком фонтане. Ты куда? Я же говорю — вход разрушен!
— Хочу взглянуть на разрушения.
Картина, открывшаяся моим глазам в вестибюле, действительно впечатляла. На месте стены, за которой находились лифты, и лестницы зиял огромный провал. Видна была искореженная кабина одного из лифтов, оголенные балки верхнего лестничного пролета. Внизу, на многометровой глубине, виднелись свалившиеся туда обломки.
— Вот, гляди. — Хендерсен обвел рукой разрушения. — Спасатели вначале хотели перекинуть здесь переносной пролет, но потом отказались — говорят, здесь все еле держится, взрыв был такой силы, что все может рухнуть в любой момент.
Взрыв… Я еще раз внимательно оглядел вестибюль, стеклянные двери, через которые только что прошел, — и шагнул вперед.
— Ты куда?! — услышал я крик Хендерсена. — Александр!
Труднее всего было сделать первый шаг, и я не выдержал, зажмурился. Как я и думал, моя нога не провалилась в пустоту, а ощутила все тот же мозаичный пол. Так, еще шаг, еще… С закрытыми глазами я могу потерять направление, а если открою, не закружится ли голова? Нет, не дождетесь, сволочи, ничего она не закружится.
Я открыл глаза. Никогда не думал, что буду ходить под куполом цирка, да еще по невидимой проволоке. Хотя каменный пол, это, конечно, не проволока, но передвигался я именно так. Так, еще немного… Внимание, где-то здесь должна быть лестница. Ага, вот ступенька. Еще, еще одна… Черт, эта балка торчит мне прямо в лицо. Ну конечно, нет тут никакой балки. Ну, наконец.
Я ступил на такую зримую, такую реальную лестничную ступеньку и обернулся. Мне показалось, что дыра позади меня как-то съежилась. У противоположного края топтался растерянный Хендерсен.
— Это галлюцинация, Берни! Иллюзия. Здесь можно ходить, как по проспекту. Пусть первые натянут веревку, так будет легче. Можно еще что-нибудь постелить на пол. Да, а что на заднем входе?
— Всех, кто приближается, словно бьет током. Какой-то разряд, люди теряют сознание. Ты куда — к генералу? Подожди, ведь там темно, свет отключен во всем здании. На, возьми!
Он размахнулся и бросил что-то через провал. Это был фонарик. Я включил его и поспешил наверх.
Уже на втором этаже у меня стало першить в горле, на третьем дыма было еще больше, дышать стало трудно, но огня я нигде не заметил. Двери всех кабинетов были открыты, в коридоре валялись листы бумаги, дискеты, еще что-то. Войдя в знакомую дверь, я был вынужден присесть на корточки: лишь возле самого пола еще можно было найти немного воздуха. В кабинете царил хаос. Справочники и папки с документами валялись грудой, беспомощно торчали ножки опрокинутого кресла, под ногами хрустело стекло.
— Генерал! — позвал я. — Господин Риман! Молчание. Дым ел глаза, я задыхался. Долго я так не выдержу. Я лег на пол и пополз вокруг стола. Вон там, за креслом — что это?
Генерал Риман лежал лицом вниз, левая рука прижата к горлу, правая вытянута вперед. Перевернув его, я увидел на груди большую рану. Неужели? Я тронул сонную артерию и почувствовал слабый толчок. Жив! Скорее наружу! Я поднял его и направился к выходу.
Только бы не потерять ориентировку и не упасть. Так, вот мы и в коридоре. Куда теперь — направо или налево? Я соображал уже с трудом. Да сюда же, сюда, идиот! На втором этаже я почувствовал, что теряю сознание, и сел. Внезапно Риман открыл глаза.
— Александр…
Я скорее угадал, чем услышал этот слабый шепот.
— Это они, Александр…
— Я знаю, молчите, вам…
— Мы нашли их. Вот…
Намертво сжатый кулак разжался, что-то плотное, негнущееся упало на пол. Я развернул. Это была фотокарточка покойной жены Римана — она всегда стояла у него на столе. Я недоуменно смотрел на нее, потом повернул. На обороте чем-то красным были крупно выведены какие-то цифры. Внезапно я понял.
— Северная широта, восточная долгота… Это где-то в Сибири?
— Да. Нашла группа Ковалека. Их всех убили, наверное. Они стерли все записи, сожгли архив, разбили компьютер. Они думали, это я Лизу… А я записал… Она еще раз помогла мне…
— Кто это был — Глечке?
— Нет. Тот, симпатичный…
— Кто?!
— Руперт. Да, вспомнил — Джон Руперт. Остальных не знаю.
Снизу послышались голоса, на стенах заплясали пятна света. Появились двое с носилками. Я помог уложить Римана и вместе с ними спустился в вестибюль. Весь провал был закрыт паласами, газетами, каким-то тряпьем — человек, попавший сюда впервые, не заметил бы ничего особенного. Полковник Готторп, один из заместителей Римана, стоя посреди вестибюля, отдавал распоряжения. Я доложил о том, в каком состоянии находится начальник Управления, и кратко, не вникая в детали, рассказал, кто и почему совершил ночное нападение. Полковник слушал раскрыв глаза — лишь немногие у нас знали о Глечке. В заключение я попросил разрешения вылететь на Гавайи, чтобы лично задержать преступника. Видно было, что полковнику хотелось под каким-либо предлогом задержать меня здесь, однако он кивнул.
