Последняя крепость. Том 2 - Корнилов Антон (читать лучшие читаемые книги txt) 📗
Когда северянин отступил от барона, тот рухнул на пол как убитый.
— Вот так вот, рекрут Барац, — констатировал очень довольный собой Оттар, дуя на пальцы, точно они были обожжены.
Появившийся на пороге зала Якоб, увидев неподвижно лежащего отца, замер, уставив вопросительный взгляд на северянина.
— Все путем, — успокоил его Оттар. — Скоро очухается. И соображать будет маленько получше.
В руках Якоб держал кувшин. Руки его были по локоть выпачканы пылью. Поставив кувшин на стол, рекрут полез за пазуху и вытащил оттуда пригоршню женских золотых украшений.
— Это матушкины… — тихо проговорил он, отдавая золото Оттару. — Я думал, он все это давным-давно пропил… А нет — хранил.
— Может, забыл, где спрятано? — спросил негромко Барац.
— Вряд ли, — ответил Якоб. — Хранил…
Северянин молча снял со спины кожаный мешок, развязал его и ссыпал туда украшения. Потом завязал мешок и тряхнул его — там тяжело и звонко звякнуло.
— Пора в дорогу, — сказал рыцарь.
Якоб замялся.
— Ладно, — разрешил мастер. — Только недолго.
— Нет, мастер… — Якоб начал неуверенно, но договорил уже твердо: — Я должен остаться с отцом. Без меня, один… он умрет.
— Рекрут не имеет права покидать Училище без особого на то позволения мастеров, — напомнил северянин.
— Я прошу у тебя такого позволения, мастер Оттар.
Оттар покачал головой.
— Нет. Сейчас для нас важен каждый рекрут. Я не могу отпустить тебя.
— Тогда… Я возьму отца с нами, в Училище.
— Как знаешь, старший рекрут, — ответил Оттар, хмурясь. — Но… как бы труды твои не оказались напрасными. Барону Матиану вряд ли придется по вкусу жизнь в Училище. Ты и сам это знаешь.
— Что же мне? Просто уйти? — повысил голос Якоб. — Я должен спасти его!
— Ежели человек сам не принял решение, решать что-то за него — бесполезно, — сказал северный рыцарь. — Это уж — вернее верного: того, кто не желает быть спасенным, не спасти. Силком притащишь ты его в Училище — и что? Дальше-то? То-то… Ну… давай, старший рекрут. Времени у нас мало, так что — шевелись.
Оттар и Барац вышли из зала, остановились в коридоре. Они слышали, как плеснула вода, как охнул и хрипло застонал барон Матиан, приходя в себя. Как негромко заговорил Якоб. Он говорил довольно долго, и барон отвечал ему стонущим слабым голосом. Но вскоре голос Матиана стал громче.
— Вор! — закричал барон. — Вор! Грязный разбойник! Ты заодно с ними! Ты… ты недостоин носить мою фамилию! Видела б тебя сейчас твоя несчастная мать! Пошел прочь отсюда! Прочь! Проклинаю тебя! Проклинаю!..
— Пойдем, — кивнул Оттар Барацу. — Чего уши развесил?
— Как ты осмелился говорить мне такое, пес?! — неслось им вслед. — Чтобы я… барон сэр Матиан… да связался с ворами и погуби… погубителями королевства?! Никогда! Прочь от меня! Прочь!
Они вышли во двор. Слуг у входа в главную башню уже не было. Видно, придя в себя, те поспешили спрятаться от греха подальше.
Из окна далеко наверху вылетел кувшин и с треском разбился о землю.
— Вина мне! — вслед за кувшином полетел рваный хриплый голос. — Куда вы все подевались, скоты?! А ну быстро — вина!
Оттар и Барац открыли калитку в воротах замка. Якоб нагнал их уже у подножия холма.
Повозка остановилась. Эрл некоторое время лежал, слушая, как радостно ржут распрягаемые кони, как спешиваются, негромко переговариваясь, рыцари, сопровождавшие повозку в пути. Он повернулся на бок, дотянулся до кувшина, налил воды в кружку, с удовольствием отметив при этом, что руки его не дрожат от слабости.
Вода оказалась с горьковатым привкусом. В ней явно было растворено какое-то лекарственное зелье.
Полог распахнулся, впуская в полутьму крытой повозки свежий холод и какой-то остро волнующий запах…
«Снег», — догадался Эрл. Выпал первый снег.
В ярко белеющем проеме появился слуга, которого Эрлу приходилось видеть и раньше, — он приносил ему еду и отвары. На этот раз в руках прислужника был какой-то тряпичный узел.
— Сэр Эрл, — церемонно проговорил слуга. — Его величество Ганас доводит до вашего сведения, что наши войска встали лагерем, и стоянка продлится не менее двух-трех дней. Также его величество велел передать, что вам дозволяется свободно передвигаться по лагерю, не покидая его пределы.
Эрл промолчал. За все эти дни, которые он провел в охраняемой повозке, король не произнес ни слова — не считая того первого разговора с Орленком. Марборнийский король навещал его еще трижды, разговаривал любезно, справлялся о здоровье и осведомлялся, чего Эрл пожелает… Эрл молчал. Он не мог понять, для чего Орленку понадобилось оставлять его в живых. Но ясно было одно — ничего хорошего Эрла Победителя не ждет. Сэр Ганас Осагский был его врагом. А с врагами, как известно, предпочтительнее общаться на одном языке — языке стали. Только вот почему Орленок не прибегал к такого рода общению? Зачем, Харан подери, ему нужен был Эрл? И почему он так обрадовался, когда понял, что его пленник выживет?
Впрочем, о собственной участи Эрл думал мало.
С тех пор как ясный разум вернулся к нему, король Гаэлона Эрл Победитель напряженно размышлял об одном: можно ли было избежать такого разгромного, такого позорного поражения в битве на Ривенстальской равнине? Он прикидывал в уме варианты развития событий, переиначивал возможные тактические ходы, составлял планы атак и отхода… Но отряд боевых магов, замаскированных под простых копьеносцев, и стремительный удар с тыла кастарийского корпуса — ломали все его самые смелые предположения об исходе. А многократный перевес в численности марборнийцев довершал дело.
В конце концов Эрл пришел к неоднозначному выводу. И вывод этот его не радовал.
Орленок просто оказался сильнее и хитрее. Воинство Гаэлона с самого начала битвы было обречено на поражение…
— И вот еще что, сэр Эрл, — добавил слуга. — Его величество жалует вас одеждой со своего плеча. И тростью, дабы облегчить вам прогулку.
Он оставил узел у ног Эрла, положил туда же свежесрезанную тонкую трость из ветви орешника, поклонился и неплотно задернул полог. Узкий и холодный белый луч лег на лицо Эрла.
Король, морщась от ноющей боли во всем теле, сел. Потянул на себя узел. Там оказались штаны, сапоги, камзол и белье. Эрл поднялся (высота повозки позволяла ему, как он уже выяснил, стоять во весь рост). Затем медленно стащил с себя жутко воняющую потом длинную рубаху. Сразу стало холодно, но этот холод бодрил.
Перед тем как одеться, помедлил. Противно было надевать одежду с плеча врага, но очень уж его тянуло выйти наружу, пройтись по земле, дохнуть свежего воздуха.
И осмотреться.
Быть может, боги будут милостивы к нему, и ему удастся…
Эту мысль Эрл отогнал от себя как чересчур соблазнительную.
Щель неплотно задернутого полога давала достаточно света, чтобы он мог осмотреть себя. Жуткие багровые шрамы сплошь покрывали его тело. «Будто бычью тушу нарубили для продажи, а потом зачем-то решили заново сшить», — мрачно подумал Эрл. Он положил ладонь на правую сторону лица. Под глазом ощущался длинный и неровный, очень выпуклый шрам.
Эрл сильно похудел, потому камзол и штаны Орленка лишь немного жали ему. Сапоги же пришлись впору.
Прихватив трость, король покинул повозку, ставшую ему домом почти на три недели.
Одного взгляда ему хватило, чтобы понять: надеяться на побег по меньшей мере глупо.
Орленок расположил свое громадное войско в открытом поле, где невысоко вздымались холмы, поросшие рощицами. Всюду, сколько хватало взгляда, теснились шатры, палатки, навесы, телеги, повозки и фургоны… Торчали к небу флаги на длинных пиках — и еще выше флагов поднимались кажущиеся неподвижными ленты дыма от костров. Стреноженные кони хрупали овес из мешков, подвешенных к мордам… До Эрла донеслось отдаленное мычание — он удивленно обернулся и увидел большое стадо коров, расположенное на участке поля, наскоро огражденном воткнутыми в землю копьями, между которыми были протянуты веревки…
