ПО 2 (СИ) - Михайлов Руслан Алексеевич "Дем Михайлов" (книги серии онлайн .TXT) 📗
груженые нарты. Назад Ахав Гарпунер не оглянулся ни разу, будто и не вспомнил о
сотоварище. Взгляд Ахава был устремлен только в одно место – на холодно
светящуюся громаду Столпа.
Вновь Андрей встретил своего друга гораздо позднее. Не сказать точно сколько
времени прошло. Но много недель так уж точно. И вот однажды, отдыхая на покатом
плече снежного холма, он увидел Ахава Гарпунера – хотя не сразу признал в этом
светящемся страшном монстре своего друга. На его глазах обнаженный старик с
электрическим пульсаром вместо сердца с расстояния в несколько метров поразил
разрядом лежащего в снегу летающего червя, затем напитал его оглушенного и
беспомощного энергией до краев и отпустил в небо как воздушного змея… следом с
небес рухнул взорванный крест. Андрей, вжавшись в снег, дал задний ход, сполз с
другой стороны холма и поспешил прочь, оставив нарты. За ними он вернулся гораздо
позднее – когда отсиделся несколько дней в берлоге, то и дело бросая испуганные
взгляды на вход. Больше всего он боялся, что Ахав Гарпунер или вернее то, что из
него сделали, вспомнит о ставшем ему родным доме и заглянет повидаться с прежним
другом…
Вот такая вот история…
Потом он еще много раз видел Ахава бродящего в снегах. Иногда «портовый
пьянчуга» пропадал надолго. Потом встречался чуть ли не каждый день.
Бесстрастный, замороженный, могущественный, он неустанно бродил по пустошам,
ловя крылатых червей, парализуя наглых медведей и убивая встречных людей.
Убивая?
Да. Убивая. Один несильный с виду разряд – и освобожденный сиделец или охотник
трупом падает на снег. А вот медведей щадил – после его удара мишки как правило
очухивались и торопились прочь.
И не пытался ни разу оглушить человека и, скажем, унести с собой куда-нибудь в
сторону Столпа?
Нет. Ни разу. Тело всегда оставалось на месте. И всегда это был труп – Андрей потом
подбирался ближе и забирал себе вещи, что перестали быть нужны хозяину.
А Антипий? Его ты тоже сам пригласил?
Да. Но сначала старый охотник сам вышел к берлоге Андрея и так же, как и я вежливо
постучался в дверь. И тоже, как и я Антипий отказался ночевать в первый день, но
потом не раз и не два заходил на чай. Они перенимали друг у друга опыт, общались,
пили чай, размышляли о разном. Антипий рассказывал о Замке – закрытой части
Бункера населенной лидерами убежища. О том, что они устроились очень неплохо,
предоставив остальным жить как хотят. О том, что жители Замка стареют удивительно
медленно, если вообще стареют. О том, что не связано ли это с технологиями
крестов? Но мало ли о чем говорят не слишком образованные старики? Под конец
Антипий уже и не вспоминал про Замок, предпочитая рассказывать различные байки.
А затем и он почти перестал приходить…
Андрей уже было смирился, что остаток жизни проведет в настоящем одиночестве. И
не то, чтобы его это страшило – боялся только затяжной мучительной болезни и
долгой агонии.
И тут к его берлоге пришел новый удивительный гость – совсем еще молодой и даже
не тупой охотник по имени Охотник.
Дослушав рассказ Андрея до конца, я, задумчиво посидел несколько минут,
переваривая услышанное, не забыв при этом поблагодарить хозяина. Поняв, что
мысли начали расползаться, поспешно подскочил и вытащил список Андрея.
Пробежался глазами, покивал, после чего подсел ближе к заказчику и показал на
несколько пунктов, которые я никак не смогу ему обеспечить самостоятельно. Во
всяком случае не сразу. Но если у него есть что в обмен – то…
Андрей меня прекрасно понял и поманил за собой к заранее освобожденному от шкур
стальному ящику. А я то еще думал чего он там копается, тогда как мудрый хозяин
загодя все понял и успел подготовиться. Откинув крышку ящика, он один за другим
достал несколько свертков и вручил мне. Неторопливо развернув каждый, я покивал,
попросил накинуть сверху пару-тройку малых медвежьих шкур, и мы ударили по рукам.
Вот и заключен первый торговый договор.
Когда я оделся, хозяин проводил меня до выхода, поймал мой взгляд обращенный на
его нарты и, понимающе кивнув, с широкой улыбкой пообещал сделать такие же.
Сделать и обменять их молодому охотнику на что-нибудь интересное.
Мы со стариком поняли друг друга.
Пожав его ладонь, я заторопился вниз по склону. Усталый от тренировки и сытно
накормленный организм требовал только одного – спать! И желательно в тепле, на
мягкой перине, и чтобы спать долго-долго… Но тут ленивца в моей душе ждало
горькое разочарование – спать я буду в норе, лежать на паре не слишком мягких, но
теплых шкур и спать буду недолго. Перехвачу три-четыре часа – и в Бункер.
Что ж…
Информация прибавляется. Колеса торговли медленно закрутились. Жизнь снова
становится интересной.
***
Спал я в сугробе, четко следуя плану.
И прекрасно выспался в свертке из медвежьих шкур. Именно что выспался – несмотря
на чуткость и прерывистость сна.
Наверное, эта «прерывистость» и вытащила из закутков моих воспоминаний зыбкое
сновидение о давным-давно состоявшей ссоре с той, кого я довольно
продолжительное время считал спутницей жизни. А путеводной нитью к затерянному в
глубинах разума воспоминанию послужила мысль о том, что несмотря на свою
запасливость, умелость и работоспособность, что вместе рождают такое понятие как
«домовитость», Апостол Андрей был очень одинок.
Одинокий древний старик чем-то похожий на пустынного отшельника, что добровольно
отказался от самого из страшных мирских соблазнов и грехов – пустопорожней
болтовни с себе подобными.
И он вроде как счастлив. Но при этом он все так же одинок.
С этого и началась тогда та мерзкая ссора, что расколола наши отношения. Все
началось, когда она поняла, что я решительно настроен если не против детей, то
против спешки с их заведением. Ее тогда покоробило само это выражение «заведение
детей». Вспыхнув странной темной злостью, она резко ответила, что дети это радость
жизни и их как свиней не заводят – их появления ждут как благословения.
Чушь…
Дети важны. Продолжение рода. Те, кому трудившиеся всю жизнь над преумножением
состояния родители передают в конце своего пути все нажитое, уповая, что правильно
воспитанные дети не пустят родительское наследство по ветру. Но дети – это не
главная жизненная цель. Во всяком случае – не для меня. Если однажды приоритеты
и поменяются, то нескоро. Зачем так торопиться, если мы еще молоды и столько всего
не повидали, не пережили, не испытали? Дети послужат якорями, что намертво
привяжут нас к одной и той же территории. Придется отменить планов, порушить все
замыслы… Нет! Рано! Пойми! Но она не желала слушать… и именно в той ссоре она
подобно дротику метнула свой пропитанный удивительной злобой аргумент,
попытавшись поразить меня прямо в сердце…
«– Пройдут годы, пройдет жизнь – и ты будешь умирать одиноким больным стариком
тоскливо глядящим в окно на пустую дорожку своего роскошного дома. И никто – ты
слышишь меня? Никто! – не придет тебя проведать! Потому что нет у тебя того, кто бы
мог проведать старика! Потому что – как ты там сказал? – потому что «заведение
детей» тебе не по нраву. И вот жизнь прошла в трудах и заботах – и ты будешь
умирать на куче нажитого золота, которое некому завещать! А вместе с тобой будут
умирать все живущие в тебе истории о пережитом и увиденном, истории, что некому
рассказать! Не будет рядом с тобой восторженно слушающих детишек с горящими
глазами! Некому будет подарить мягкую игрушку и некого будет ласково погладить по
непослушным волосам! И ни у кого не мелькнет в глазах искра узнавания, когда ты,
