Каратель - аль Атоми Беркем (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
После незаметной, но дорого обошедшейся Сереге паузы мужики взяли по сигаретке, и над столом вспухли ароматные легкие облака. Кто-то шумнул Губе, так и торчащему в дверях, принести из бывшей караулки стул, и предложил Старому сесть. Старый достал сигаретку и тоже задымил, спокойно и деловито осведомившись у сидящего рядом Евтея:
— Карты-то не скурили?
— А что, были?
— Конеш… Сереж, глянь там в тумбе, в левой.
Серега наклонился под стол, распахивая дверцу тумбы монументального Кирюхиного стола — точно, сейф. Глубокие царапины, даже борозды вокруг дверцы.
— Тут сейф.
— Ага. Заеблись мы с ним, — отозвался один из мужиков. — Хотели рвать уже…
— Не, рвать не будем… — Старый достал своего кухаря и подошел к подоконнику у Кирюхиного стола, сел на корточки, повозился и встал, подбрасывая на ладони маленький плоский ключ.
Бросил его Сереге:
— Пошеруди там, Сереж. Там папка такая прозрачная должна быть, на кнопочке.
В сейфе оказалось несколько бутылок, пузатые бокалы, патронные коробки, какие-то тяжелые свертки и пакеты, толстая пластиковая папка нашлась на самом дне. Покопавшись в ней, Старый вытащил затрепанный по сгибам лист тонкой бумаги, мотнул башкой мужикам, чтоб убрали волыны и пепельницу, и разложил его на весь стол.
Эб с компьютерщиком пришли к соглашению не сразу. Выйдя из самолета в забитом ревущими бортами, несущимися как попало по летному полю машинами и суетящимися людьми Домодедове, они отправились ресторан при пресс-центре и продолжили переговоры за столиком. Наконец, сделка совершилась. Эб протянул компьютерщику планшет, и тот сноровисто вернул на место аккумулятор. Проглотив PIN, планшет моргнул экраном, и Эб застучал по титановым клавишам, посматривая на положенный перед ним листок со счетами и паролями.
— Hypoverein… Странный выбор, Эндрю… О, вот еще интереснее — Кредитанштальт… Надо же. Эти скряги никогда не давали больше LIBOR плюс смешная дельта… Так, вклады застрахованы в Альянц… Вы долго работали в немецкой зоне, да, Эндрю?
— Да, тянули сеть по гуманитарным лагерям в Биларузь Рипаблик, около года.
— Я и смотрю — добрая половина ваших денег лежит по немецким банкам. Видимо, особого выбора не было?
— Верно. Сами знаете, работа с поставщиками…
Оба понимающе улыбнулись — да, все верно. Искусство торговать федеральным инсайдом и работа в компьютерном бизнесе кажутся чем-то разным лишь простофилям — везде одно и то же, откат, он остается откатом и в Африке, и в Рос… простите, в Центральной Северной Азии. А поставщику, конечно, удобнее заносить не по-варварски, наличку в кейсе, как это было принято у русских и негров в Африке; куда как цивилизованнее, скажем, уступить опцион на небольшую доляху в кэптивном паевом фонде.
— Эндрю, небольшая проблема. Часть ваших средств в интервальном фонде.
— Простите?
— Я не могу вынуть ваши bucks из одной калифорнийской конторки. Они развязывают мешок только раз в квартал.
— Что, совсем ничего нельзя предпринять?
— Совсем, Эндрю. — отрезал Эбрахамсон, — если бы я мог продать их бумаги хоть за десять процентов, я бы сделал это, поверьте. Ух, как пальцы-то болят… Давненько я не набивал столько вручную. Где, черт возьми, мой кофе?
— Впрочем, говорите, калифорнийская? Тогда не беспокойтесь, Эбрахам. Скорее всего, ее офис догорел еще до Дня Благодарения… — поморщился компьютерщик. — Fucking chikanos разнесли Калифорнию уже к началу декабря.
— Это обойдется вам, Эндрю, минутку… в без малого в две дюжины унций. Не так уж и много, если сравнивать с теми потерями, возможность которых теперь устранена… Вы уже прикинули, как доберетесь до Яффы?
— Да. Правда, придется дать хорошего кругаля — отсюда я вылечу во Франкфурт, а оттуда уже на Салоники, гражданским самолетом. Черт, я уже отвык платить за билеты… Там пересяду на лондонский рейс до Тель-Авива, а там…
— Я сброшу мессидж племяннику, чтоб он встретил вас в Тель-Авиве. Обязательно перезвоните ему из Салоник. Сегодня это уже не тот Израиль, что был до девятого года, поверьте.
— Спасибо, Эбрахам. А вы? Неужели все-таки направитесь в Штаты?
— Думаю, все же да. Эйдженси, присматривающее за моим real estate, ведет дела по старинке, и надо лично расписываться в их гроссбухах. Иначе я просто лишусь части недвижимости. Было бы крайне неприятно, согласны? Но, благодаря вашей информации, я все же рассчитываю успеть.
Через час коммуникатор компьютерщика деликатно заиграл Dans of Flowers, призывая хозяина на летное поле — борт на Франкфурт заканчивал погрузку. Распрощавшись с наивным собеседником, Эб остался за столиком и больше часа безостановочно стучал по клавишам, шифруя и отправляя мейлы, заполняя формы брокерских поручений, закрывал и открывал счета, подтверждал транзакции, сгоняя свои деньги в кучу и подгребая их к краю стола, поближе к морю безликого кэша, а когда закончил, не сразу вспомнил — где и зачем он сидит.
Заказал еще кофе, попросив набухать три порции сахара — мозгу хотелось глюкозы. Выпил, безучастно глядя на суету крошечных людей вокруг огромных туш самолетов, сложил планшет — но тут же достал его снова: идти было совершенно некуда. Главное сделано. Сделка всей его жизни состоялась, и знание этого факта оставило в Эбрахамсоне пустоту. Странно; он только что заложил основы благосостояния своего клана в новом мире, а нет даже тени удовлетворения… Сейчас по всей земле, по всему глобальному рынку члены его многочисленного клана совершают сделки — к немалому удивлению контрагентов: эти сумасшедшие, мешугенэ, берут под любые проценты, выходят в ликвидные, но плохие активы с огромными потерями, продают великолепные, надежные и доходные бумаги, чудесную, с огромным потенциалом роста недвижимость — и переворачивают саккумулированные средства в золото, золото, золото…
Оставшееся до посадки время лучше провести в ресторане, а не толкаясь в залах идиотского русского аэровокзала. Странное чувство. Сидишь, смотришь на суету: люди обедают, расплачиваются, уходят, входят новые. На летном поле сутолока — из низких серых туч вываливаются борта, плюхаются на обледенелую полосу, выруливают на разгрузку, взлетают. Огромный аэропорт стремительно прокачивает немыслимое количество людей, долларов и власти — и ни один человек не подозревает, что завтра все это остановится, замрет. Кончится. Какие-то самолеты улетят, какие-то останутся. И больше им никогда не взлететь. Пройдет какое-то время, и в них, осмелев от непривычной тишины, вскарабкаются оборванные вонючие троглодиты, бывшие русские; и пугливо пойдут по чистому салону с инопланетно белыми чехлами на креслах…
