От альфы до омеги (СИ) - "Lorain" (книги .TXT) 📗
— Уходи. Оставь меня наедине с милой Ирис. Я столько потратил на ее создание... Время пожинать плоды. Да еще аномалия... Я хочу с ней поговорить. Ты же понял, что у этого создания есть разум, верно?
Ликвидатор не шевельнулся.
— Я сделаю это с помощью Ирис, — объявил Сальватор. — Будь так добра, милая, пожми нашему гостю руку.
Ирис оборотилась к призраку. На что она и в самом деле способна? Она может касаться временных разломов. Не это ли хочет проверить Сальватор? Сравнить эту аномалию с простыми трещинами? Но нет, он знает куда больше чем то, что снизошел рассказать Ликвидатору. Одних предположений здесь мало. Он знает что-то еще, и рукопожатие не просто подтвердит ее связь между привычным, осязаемым миром людей и призрачным миром аномалий. Произойдет что-то еще, и проверять, что именно, ей сейчас совершенно не хотелось.
— Беги, — вдруг громко и ясно сказал Ликвидатор. — Сейчас же. Стекляшка.
Ирис потянулась к карману, нащупывая временной разлом.
— Но путь назад... — пролепетала она.
— Тебе не нужен путь назад, — только и сказал Ликвидатор.
Ирис схватила в кармане стекляшку и сжала ее в ладони. Упругие грани врезались в кожу. Если она уйдет в разлом, то он тут же схлопнется. Ирис исчезнет в неизвестном прошлом, и больше никогда не увидит... Что она не увидит? Сальватора? Скучать не будет. Эмпориум? Уж он от нее, скорее всего, никуда не денется. А как же Ликвидатор?..
Внутри стало пусто-пусто, будто вычерпнули разом все, что она знала. Что это? Ошибка? Перегрузка?
— Давай же! — плюнул Ликвидатор.
Она вскинула руку и охнула. Уголки стекляшки врезались в ладонь, а запястье сжимал Сальватор.
— Ну уж нет, милая, — только и сказал он.
Удар, точный и четкий. Пальцы разжались. Стекляшка скользнула легким листком по воздуху. Вниз, вбок, вниз, вбок. Ступенька, еще одна, третья, четвертая.
Стекляшка скользила все ниже и ниже ко дну зала, все дальше и дальше. Призрачный силуэт аномалии повернул вслед за ней голову и следил за тем, как она падает.
— Не для того я тебя растил все эти годы и воспитывал, — гаркнул Сальватор, и его глаза загорелись. — Никуда ты не уйдешь!
Ирис отпрянула, оглушенная вспышкой его злости. Аномалия обернулась и недоуменно уставилась на Сальватора. В ее настроении что-то изменилось. Аномалия больше не излучала теплое, миролюбивое любопытство. Ее ощущения закрутились водоворотом, и цвета поскакали перед глазами Ирис, слившись в единое бесцветно-бурое месиво.
Аномалия встряхнулась, пыхнув кольцом черного дыма, который разошелся по воздуху, как круг по воде, и стала расти. Фигура исчезла и распалась на аморфные куски рваной тьмы. Она влажно ширилась, растекалась по ступеням и расползалась все дальше.
Вспышка Сальватора, удар — все это разозлило и аномалию, Ирис это почуяла. Смятение и негодование аномалии вырывались из клубка перепутанных ощущений, подстегивали, разрывали форму на части. Расходясь по швам, она снова превращалась в безликое нечто, а швы бежали дальше, расходясь капиллярами-веточками во все стороны, словно трещины в стекле. Теперь новое воплощение аномалии отдавало зеркальным блеском: в черную краску словно капнули серебром, и по поверхности поскакали уродливо искаженные отражения.
Аномалия поглотила стекляшку, а теперь, очевидно, впитала и ее свойства. Комок из битого зеркала, в которое обратилась аномалия, показывал то их собственные лица, то отражение другого мира — или, скорее, другого времени, спрятанном в недрах временного разлома, подобранного Ирис. Осколки зеркал шевелились, наползали друг на друга, расширялись и сужались, словно не прекращая дышать, и скоро в самом центре устрашающего облака появился разрыв, за которым чернел тот же самый зал, но чуть искаженный, трепещущий рябью на поверхности аномалии.
Аномалия открыла портал, и проход этот предназначался для Ирис, она это чуяла. Сальватор сдавленно рявкнул, рванувшись вслед за Ирис, но у нее еще оставалось немного энергии для последнего на сегодня мышечного усиления — а это значило, что сбежать она сумеет.
Ирис глянула в последний раз на Ликвидатора и нырнула в портал.
Глава 18. Рикгард. Она, тринадцать звездочек и бортовой журнал
Временной разлом поглотил девчонку, прощально вспыхнул и сошелся заживающей раной в воздухе. Зеркала все еще кружились, пульсировали, дрожали, но уже тише и спокойнее.
Сальватор было бросился за девчонкой, но споткнулся и, рухнув, покатился по ступенькам.
В этот же самый момент на площадку лестницы принялись выходить фигуры. У них были одинаково синие форменные куртки и бесстрастные лица, а на груди у каждого горделиво светилась нашивка Сената. Омеги, десятки омег: юноши и девушки, самых разных возрастов, но все, очевидно, старшие, ни одного малыша или средненького из тех, которых Рикгарду показывала Мариэлла.
Сальватор притащил с собой целую армию, и эта армия теперь шеренгами спускалась вниз, окружая застывшую аномалию идеально ровной концентрической окружностью. Одна из омег наклонилась, чтобы подать Сальватору руку, но тот, морщась и конвульсивно сжимая кулаки, оттолкнул ее и не без труда поднялся сам. Его лицо искажала судорога, а глаза припадочно сверкали.
— Взять ее, — крикнул Сальватор.
Круг из омег постепенно сжимался. Они синхронно, словно в танце, протянули руки и ухватили сверкающее облако из зеркал. Силясь вывернуться, материя потянулась, словно резина, но не пошла снова трещинами, не порвалась. Аномалия как будто боялась омег, а может, они и вправду держали ее крепко, вцепившись тонкими пальцами в потемневшую влажную плоть. В конце концов, несмотря на все свои удивительные свойства, эта аномалия была сгустком энергии, подобным обыкновенному временному разлому, а это значило, что омеги ее удержат точно так же, как удерживала свою стекляшку Ирис — если, конечно, всех этих омег для такой аномалии достаточно.
Так неужели вот оно — будущее Ликвидации? Хромидий больше не нужен; аномалии можно собирать руками — руками омег.
— Черта с два я ей дам сбежать! — прошипел меж тем Сальватор, потирая расшибленное колено. Согнувшись в три погибели, с пером седины на виске, он еще сильнее напоминал старика. Только лицо, полное ярости, избавленное пока от морщин, внушало ужас своей странной несозвучностью с рано дряхлеющим телом. — Я ее выскребу из этой штуки!
Рикгард содрогнулся. Захлопнулся ли портал окончательно? Временной разлом открылся внутри аномалии, как будто это она им управляла. Так не могла ли остаться щель? Не может ли портал открыться заново, противореча всем немногим известным законам аномалий? Ведь эту — разумную — еще изучать и изучать... А аномалия в аномалии — нечто кардинально новое, и какие она в себе таит секреты, пока неясно.
Приволакивая ногу, Сальватор спустился к омегам. Не разрывая кольца, две из них шагнули в разные стороны и подпустили его к самой аномалии. Сальватор поднял руку и замер, так и не коснувшись потемневших зеркал.
— Я столько лет ее шлифовал, переписывал, переделывал, — выдавил он. — Ее программа развивалась совсем не так. Я столько раз ее латал, столько раз перепрошивал... Она была не первой. Она пошла дальше других. Она стала самым успешным прототипом. Я поставил на нее все. Я ведь и правда свихнулся, Рикгард, — Сальватор обернулся и поднял на него совершенно безумные глаза. — Я помешался на ней. Все эти двадцать лет я только и думал, что о ней. Я сжег первый десяток образцов за первую неделю. Еще дюжину — за следующий месяц. Их была сотня, Рикгард, не меньше. А все ради нее, ради нее. Ты ведь ее помнишь, правда?
Рикгард вздрогнул, как будто его ударило электрическим разрядом. Она. Ну конечно. За Сальватором женщины толпами не увивались, а во времена их дружбы Рикгард помнил лишь одну.
Лицо... Так вот почему это лицо показалось ему таким знакомым! Вот почему зашевелилась память, но так неохотно, так неловко.
Сальватор издевался. Конечно, Рикгард ее помнил — она и Сальватор, они вместе подарили ему черную метку. Но ее лицо, улыбка, глаза — все это стерлось. Воспоминания, заполированные болью, исчезают быстрее других. Да и смотрел он на нее как следует? Разглядел ли он ее вообще? Сколько он ее знал? Час? Два? Она была чужой историей, а Рикгард предпочитал обращать свое внимание только на то, что принадлежало ему одному.
