В кольце врагов (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич (е книги txt) 📗
Только подумать: куманская степь на время похода лучших своих воинов останется без щита, практически без защиты! Да, ранее идею ударить по половецким кочевьям хан счел бы безумной — ведь однозначно последует месть, и ответ врага будет страшен. Однако теперь, когда Шарукана ждала скорая смерть под мечами русов, ситуация в корне менялась. Да, Кабугшин дал кагану Тмутаракани две тысячи воинов — но самых молодых и неопытных, поставив над ними горячего старшего сына, уже начавшего косо поглядывать на стареющего отца! В душе хан желал Каталиму скорой смерти в бою, все свои надежды возлагая на младшего, по-настоящему любимого, уважительного и не по годам мудрого Карама. Последнему, правда, может, и не хватает воинского опыта, да безжалостности к врагу, но этот поход все исправит… Пусть даже сгинут воины, переданные Ростиславу, пусть сгинет неверный, гордый сын, пусть обретет смерть сам каган Тмутаракани — но лишь бы вместе с Шаруканом Старым! Пусть же все враги Кабугшина истребят друг друга!
Но даже если нет, хан нашел лучший выход для своего племени. Пока воины куманов покинули свои кочевья, печенеги ударят по ним, вырезая всех подряд, кроме молодых женщин и девушек, способных к деторождению. А вот их всех мужи-печенеги должны покрыть одну за другой, по несколько раз, ни делая ни для кого исключений. И так в каждом половецком кочевье, в каждом стойбище, докуда удастся дотянуться!
А дальше все просто: Шарукан с войском гибнет на Руси, ослабляются дружины русских каганов. Северные кочевья куманов, узнав об участи соседей, бегут за Дон — пропустят их тмутараканцы или нет, это уже другой вопрос. Перебьют, поработят — хорошо, нет — степь так или иначе станет свободной. Племя Кабугшина покинет Таврию, пусть Ростислав ищет подданных в бескрайних ковылях от Дона до Данапра! А зимой брюхатые половецкие бабы будут вынуждены искать спасения у печенегов — и их не погонят, вовсе нет! Захваченного скота хватит прокормить всех, а весной выжившие разродятся — и это будут дети печенегов, новые воины и женщины набирающего силу племени! Кабугшин призовет в степь черных клобуков с Руси, даст им землю для кочевий в обмен на признание своей власти, и в следующем поколении его народ обретет старую силу! А когда половцы придут мстить — что же, можно будет вновь заключить союз с каганом Тмутаракани. Опираясь на его крепости по Дону и с помощью его воинов, Кабугшин или уже Карам остановят врага на рубеже великой реки. Придется волкам уйти, позорно поджав хвост!
Да, именно такие мысли посещали голову печенежского хана, когда он принимал условия кагана Ростислава…
Однако не все в этой жизни идет как хотелось бы, как мечталось. Чтобы захватить как можно больше стойбищ, хан поделил своих людей на множество небольших отрядов. Войско его вышло из Таврии изгоном, выпустив вперед сеть дозоров, при себе хан оставил тысячу отборных ратников. Но пусть половецкую степь и покинули лучшие воины, неопытная молодежь и старики каждый раз отчаянно бились с превосходящим врагом, не думая отступать и покоряться. Печенеги успешно перехватывали их немногочисленные дозоры, объединялись перед атаками на кочевья, получая в схватках решающий численный перевес. И все же каждая из них уносила жизни воинов племени…
Тем сильнее было ожесточение победителей. Дикие крики убиваемых стояли над стойбищами, вопли и стоны жертв стали сладкой музыкой для беснующихся печенегов. Они не просто убивали детей и стариков, они подолгу издевались, терзая их, пытая, сжигая в кострах и разрывая лошадьми. Скопом изнасилованные женщины часто умирали уже наутро после скотских игрищ. Но захватчики, пресытившиеся женской плотью, замучили и убили многих пленниц просто ради того, чтобы помучить и убить…
Нет, не этого хотел жестокосердный хан! Ему были безразличны муки им же обреченных, но его собственные воины стали очень быстро терять боевые качества. Слишком много времени они проводили среди беззащитных жертв, слишком много времени тратили на бесовские развлечения, опьяненные кумысом и вседозволенностью. Утопив собственное человеческое обличье в крови беззащитных, они перестали слушаться приказов, перестали беречь то, что приказано было беречь! Тех же женщин, которые должны были стать матерями будущего народа, тот же скот, который во множестве забивался, чтобы воины могли отведать печени, жаренной на углях. Выпотрошенные туши баранов просто гнили посреди степи, привлекая к разоренным кочевьям хищников и порождая заразу.
Наконец, терялось драгоценное время — а значит, половцы успевали отступить, прознав о смертельной угрозе, успевали собрать больше воинов и объединить силы родов! Так получилось в нескольких последних боях, когда куманы, прикрывая отход своих женщин и стариков, смело били навстречу печенегам, вырубая малые отряды и нанеся крупные потери большим. Все половецкие смельчаки погибли — но подумать только, хан потерял уже тысячу воинов за время похода!
Пришлось Кабугшину собирать свою рать в кулак, учинив при этом показательные казни особенно «заигравшихся» и ослушавшихся приказов хана. Их порвали лошадьми перед соратниками, и хотя бы временно кровь глупцов вразумила остальных. А тут еще прискакал гонец от Каталима — Ростислав не принял боя с Шаруканом в землях русов, половцы разгромили рати каганов Киева, Чернигова и Переяславля на реке Альте. На самом деле черная весть — ведь если теперь разобьют и тмутараканцев, уже ничто не спасет печенегов от яростной мести куманов! Особенно учитывая жестокость, с которой были истреблены кочевья, до которых воины Кабугшина успели добраться.
Так что теперь, холодея от ужаса, хан вел две с половиной тысячи степняков на соединение с Ростиславом, еще пятьсот легких всадников собирали уцелевший скот с разоренных стойбищ и гнали его к ставке кагана. Кабугшин ярился без повода, срывая злобу на окружающих. Доставалось даже сыну, сумевшему остаться в стороне при разорении куманских стойбищ! Собственно, за это отец на Карама и злился — ведь, по его замыслу, наследник должен был вдоволь насладиться плотью полонянок, зарубить кого-то из половцев, чтобы привыкнуть к виду крови! Но сын все время умудрялся оказаться где-то в стороне, переждать, не запятнать себя грязью. И именно это отчего-то раздражало хана.
Хотя самому себе Кабугшин мог признаться честно — более всего его страшит встреча с половцами в бою. Воины Шарукана наверняка уже знают о случившемся, старый волк поставит против печенегов тех, чьих близких так жестоко погубили… Даже те женщины, кого воины «пощадили», не лишив жизни, и кто не умер после всех истязаний — даже они теперь обречены на голодную смерть. Ведь оставшийся скот люди Кабугшина угнали для русов! А если не голод, так холод по ночам — шатры-то в большинстве своем бездумно сожжены — или зубы волков, распробовавших человечины… Половцы это знают — и удар мстящих воинов будет поистине страшен! Но стоять нужно, стоять придется до конца — или же эта участь постигнет все печенежское племя! Вот только, даже объединив силы с тмутараканцами, получится ли взять верх? Воинов у Шарукана все равно больше…
Этим утром хан, ведущий своих людей вдоль правого берега Данапра на соединение с русами, чувствовал себя особенно паршиво. Что-то терзало его, беспокоило. Плохое предчувствие вылилось в очередные придирки к телохранителям и приближенным, старый печенег не находил себе места и никак не мог взять себя в руки, успокоиться. Неожиданно захотелось перекинуться хоть парой слов с сыном, следующим в голове войска, да и мысли о Каталиме не вызывали ожидаемого раздражения. Наоборот, Кабугшин вдруг почувствовал легкую тоску по старшему сыну, вспомнил его ребенком — полненьким, смышленым и смешливым мальчуганом, души не чаявшим в строгом и недоступном отце. Может, стоило проводить с ним больше времени, и тогда бы их отношения сложились иначе?..
К хану подскакал запыхавшийся гонец от Карама. Кабугшин растерянно уставился на человека, столь дерзко прервавшего его глубоко спрятанные воспоминания, и только потом до него дошел смысл практически выкрикиваемых им слов:
