Спираль - Лазарчук Андрей Геннадьевич (книги бесплатно без регистрации полные TXT) 📗
— О чёрт! — сказал Юра и встал. Снова опустился на корточки.
Всё вдруг стало выглядеть каким-то жестоким и в то же время идиотским розыгрышем. Тебя на сцене вставляют мордой в прорезь в ширме, а на ширме с той стороны нарисовано… нарисовано… ну, скажем, два пидора. В соответствующей позе. И сидящие в зале начинают забрасывать тебя вопросами и советами, а ты должен отвечать впопад и делать вид, что тебе тоже смешно…
Потом он увидел, что на синеватой шее Серёги бьётся жилка. Медленно и слабо.
— Ну да, — сказал Юра. — Вот только этого…
Розыгрыш кончился, не начавшись.
На то, чтобы перевязать Серёгу, ушли все бинты. В животе, левее солнечного сплетения, зияли две широкие раны — но текла вроде бы только кровь. Такие чудеса случаются, и немного чаще, чем принято думать. Юра оттащил его подальше от автобуса, на большую кучу листьев, прикрытую сверху старым рубероидом. У автобуса пробили бак, бензин вытек, оставаться рядом было и противно, и опасно. К сожалению, в сознание Серёга не приходил, лишь на коньяк прореагировал правильно: глотнул. Тогда Юра размял в пальцах капсулу с дум-мумиё, затолкал Серёге в рот и снова поднёс фляжку. Два глотка. Наверное, хватит, подумал Юра. Дум-мумиё — могучее средство, но и ему нужно дать время.
И мне, и мне, пискнул кто-то внутри. И время, и глоток. Он хлебнул, решительно закрутил крышку и положил фляжку в нагрудный внутренний карман.
Так.
Что здесь произошло, я так и не понял. Серёга тут, надо полагать, по делам Ильхама. Шёл по тому же следу, что и я, только с другой целью. Что это нам даёт? Сейчас — ничего. Если бы он пришёл в себя, то мог бы что-то сказать, а пока… Оставить его здесь? Вызвать «скорую»? На всякий случай Юра попробовал позвонить, но не было даже следов поля. Потом он залез в автобус. Рация была, но её кто-то предусмотрительно разбил. Эх, надо было разориться и купить спутниковый телефон, хотя и они, говорят, в Зоне местами лажают. В Зоне… а если попробовать так? Он вытащил из сумки и натянул на рукав ПДА, включил, подождал. Загрузилась карта, но и всё. Связи не было — даже односторонней трансляции.
Чёрт…
Всех положили вхолодную, без шума, подумал он, а почему? Не хотели поднимать шума? Может, тут в окрестностях есть кто-то, кого можно привлечь шумом? Юра достал «Гюрзу» и дважды выстрелил вверх. Подождал.
Ничего.
Тогда он пошёл осматривать эти самые окрестности.
Слева от ворот, позади импровизированной остановки, начиналась почти непроходимая чаша из кустов, переплетённых колючей лозой (ежевика это, что ли?), а когда он из упрямства сумел всё-таки продвинуться на пару шагов, то увидел, что зря: там был довольно глубокий ров с водой на дне, заваленный всяческим мусором. Справа от ворот была подъездная дорога. Оставались сами ворота…
Створок не было давно, а забор оставался; на нём даже уцелел почтовый ящик — тот, в который письма бросают. Доски были когда-то покрашены коричневой краской, потом зелёной, потом — поверху — побелены известью; всё облупилось. Он ещё раз посмотрел на место, где была надпись, пытаясь по петелькам для креплений различить, что там были за буквы, но быстро понял, что задача непосильная. Тогда он пошёл внутрь, за ворота. И сразу понял, что здесь недавно прошли несколько человек.
Под ногами был щебень вперемешку со снегом, и на снегу запечатлелись фрагментики следов подошв. Разных подошв. Эля поехала в зимних кроссовках с крупным рисунком. Вот он. И вот.
Но почему её нет на пеленгаторе?
И где следы дальше?
Дорога вела мимо обширной поляны с одними футбольными воротами (полосатые штанги и остаток сетки в углу), потом — между фундаментами сгоревших или разобранных домиков. Это был пионерский лагерь или дачи, понял Юра. На фундаментах уже выросли деревца в два-три человеческих роста. Потом дорога стала ощутимо в гору — хотя глазами вроде бы никаких пригорков не замечалось. И тут же запахло угольной гарью. За пригорком обнаружилось приземистое серое здание котельной; железная труба, переломленная пополам, торчала в небо, как колено покойника. Довольно большая куча угля — машины три-четыре — была свалена у стены, и никто его отсюда никуда не унёс…
Потом что-то изменилось. Как будто приоткрылся огромный невидимый глаз и стал без выражения смотреть из-под сонного века.
Стараясь не отворачиваться от странной котельной, Юра попятился, потом повернулся и побежал к воротам. Бежать было тяжело, всё равно что с полной выкладкой и по пояс в снегу. Ворота приближались медленно, чуть покачиваясь. Потом Юра оглянулся. Никого. Но он уже знал, что его увидели, опознали — и, наверное, отложили до лучших времён.
Он встал в проёме ворот. Покосившийся автобус (не только бак пробит, ещё и переднее колесо пробито), два трупа, тяжелораненый — всё это сейчас казалось торопливо и плоско нарисованным на картоне, а потому — нереальным и не страшным. А то, что позади… Юра был весь мокрый, подмышками хлюпало. Он не был уверен, что сможет сейчас обернуться.
Всё же обернулся. Ничего. Дорога, по обе стороны от неё — фундаменты, поросшие тощими больными деревцами.
Что это было? — спросил он себя.
Подошёл к Серёге. Тот возвращаться в сознание явно не собирался, в бессознанке было в кайф, но он, собачий сын, дышал, и это было хорошо реально. Хоть что-то было хорошо.
Но, но, но… надо что-то решать. Да, проще всего сейчас — это сидеть тут, рядом с раненым, дожидаясь, когда он очнётся и что-то скажет. И сделать что-то, чтобы его забрали в больницу, а самому, вооружённому новыми знаниями…
Какими?
Почти нет сомнений, что Серёга был здесь по причине исчезновения Ильхама, скорее всего он ехал этим же автобусом — то есть делал практически то же, что и Юра, но — сам. А тут его кто-то поджидал, потому что узнали его в лицо, или кто-то сдал, или… да что угодно. В любом случае вряд ли он знал, что произойдёт дальше, просто следовал обстоятельствам. А тут раз — и обстоятельства резко переменились…
В общем, обзаведусь я лишней сотней сказанных кем-то слов, подумал Юра. Решать-то всё равно придётся мне. И в смысле — не только решать, как поступать, а — решать задачу. Которая звучит так: куда все делись-то?
Он вынул из-за пояса кобуру с «Гюрзой» и запасным магазином, сунул Серёге за пазуху, туда же просунул его правую руку. Потом получше забросал раненого листьями, привалил рубероидом — рядом будешь стоять, не увидишь, — и медленно пошёл к воротам — туда, где в последний раз видел кусочки следов на грязных пятнышках снега…
Дойдя до этого места, он встал и закрыл глаза.
Какое-то время не происходило ничего. Юра чувствовал, что его наполняет слишком много эмоций. Даже для него, «замороженного», денёк был насыщен. Тогда он начал регулировать дыхание. Два биения сердца — вдох, четыре — выдох. Два — вдох, четыре — выдох. Сумев сосредоточиться на этом, он стал как бы незаметно для себя выбрасывать из поля восприятия беспокоящие фигуры. Начиная с периметра. Заваруха вокруг Зоны — нет её. Колени ломит — долой. Связи нет — и не надо.
Покойник в костре — нет его. Всех ножами — не важно, долой. Кто это был? — кто бы ни был, ничего уже нет…
Потом он понял, что перестал потеть. Руки его, до этого плотно прижатые к телу, вдруг стали лёгкими и чуть всплыли в воздухе — как всплывают в воде.
Потом он изгнал из себя страх. Просто выделил его, отслоил, скомкал и выкинул. Сразу стало легче.
Лихорадочно сменявшие одна другую картинки на обратной стороне век наконец угомонились; только чуть выше горизонта светилась странная полоса, голубовато-сиреневая, сверху гладкая, а внизу бахромчатая; всё остальное пространство поля зрения заполнил неимоверной сложности орнамент, похожий на персидский; Юра помнил, что кто-то когда-то рассказывал (док Фархад?.. наверное… как они там сейчас, интересно?.. всё, нету и его, ушёл), что орнаменты молельных ковриков создаются примерно так же: художники постятся, молятся, вгоняют себя в транс постоянным повторением коротких молитв-ду'а, смысл которых от этого непрерывного повторения преобразуется во что-то другое, высшее, — и в какой-то момент перед глазами художника встаёт пламенный рисунок, который он и стремится запомнить, запечатлеть, перенести на бумагу, а с бумаги на ковёр… и потом, когда всё готово, получается наоборот: самые вдохновенные орнаменты порождают самые вдохновенные молитвы, которые тут же бывают подхватываемы ангелами и уносимы к престолам Аллаха, и такие коврики передаются от прадедов к правнукам и ценятся более жизни… долой, долой, забыл, нет ничего…
