»Ребенки» пленных не берут - Гвор Михаил (книги регистрация онлайн TXT) 📗
Галка держалась до темноты, потом понемногу начала отставать. Борис не сразу и заметил, что девушка пропала. Ему было хреново. Сильно болели ноги. Дыхание потеряло всякий ритм, и стало похоже на всхлипы записной истерички. Сердце перепуганной птицей колотило по ребрам. Не слишком тяжелый в начале движения рюкзак навалился на плечи неподъемной тушей.
«Ребенки», как заведенные, бежали вперед. Не снижая скорости, не притормаживая на подъемах. Размеренная отмашка руками, монотонное шлепанье босых ног. Шлеп-шлеп, шлеп-шлеп… Только периодически, одинокая фигурка впереди отходит в сторону и бежит параллельно, пропуская мимо колонну. Смена первого. Из «вертушки» выключаются только те, кто сдает. Сейчас отстающие — он и самая маленькая из девчонок. Но она-то бежит. А он?!
Сержант ускорился, догнал цепочку, уровнял скорости. Но стоило расслабиться, подумать о другом, как между ним и девочкой впереди образовался разрыв. Поднаджал. Сумел достать, понимая, что ненадолго. Еще днем он мог бы побороться, но в темноте, в неверном свете фонаря, когда путеводная спина впереди бегущего исчезает, стоит отстать на несколько метров.
«Держаться, — твердил Борис, — держаться. Вцепиться глазами в спину и не отставать. Я должен…». Боль в ногах становилась невыносимой. Худенькая спина девчушки опять растворилась в темноте. Он попытался ускориться. Не получилось, мышцы отказывались повиноваться.
«Не выдержу… — мелькнула предательская мысль, — слабо…».
Вспомнились вдруг слова песни, слышанной очень давно, еще до Войны: «…отставших не вернуть, из нас на перевал придет хоть кто-нибудь…», как Олег ругал эту песню: «До перевала должны доходить все. И возвращаться тоже. Иначе руководителя надо рвать, как Тузик клизму!»
Олег… Брат… Где-то там, далеко впереди готовится к бою. Или уже дерется. Один или с горсткой друзей перекрывает дорогу армии. Возможно и папа, забыв о больном сердце, пошел в бой. Да какое «возможно»?! Иначе быть не может. Тогда отец не будет собой. Маленькая Санечка, которая уже совсем не маленькая… Андрей, наверняка встретившийся с ними… Все, кто ему дорог… Они там, впереди, в ущелье… Им нужна помощь… Его помощь… Не дождутся… Он сдох… Не смог за двенадцать лет набрать форму!.. Слабак!.. Хлюпик!.. Тряпка!.. Урюк!.. Ишак карабахский!.. Тарзан подвяленный!..
Злость накатила холодной волной, прошла по телу, вымыла боль из натруженных мышц, напрочь погасила усталость. Дыхание выровнялось, ноги снова заработали в полную силу, бег стал легким и размеренным.
Чуть приотставший пес на ходу одобрительно ткнулся носом в руку. Правильный Чужой. Сильный. Будет хорошим Другом. Если останется, кто-нибудь из щенков его обязательно выберет.
Борис догнал цепочку, «вцепился» в спину замыкающей девчонки и больше не отставал, продолжая свой бесконечный бег. До рассвета… И после рассвета… Пока впереди не прозвучала команда, по которой «ребенки» рассыпались по соседним склонам, занимая позиции.
Таджикистан, Фанские горы, каньон на перевале В. Казнок
— Нет, ну что за невезуха?! — жаловался Андрей, удобно устроившись на коврике и прихлебывая крепкий чай из помятой кружки.
Он уже успел еще раз сбегать в каньон, на этот раз с Антоном и Олимом, чтобы поменять схему минирования с учетом принесенных альпинистами взрывчатки и мин. После первого, так быстро оборванного сеанса связи, капитан предусмотрел и такой вариант. И когда ставил обе свои МОНки, не стал заморачиваться с неизвлекаемостью. Теперь эти две красавицы, вкупе с остальными сестричками, принесенными запасливыми альпинистами, прятались на скальных уступах внизу. Они поджидали не тех джигитов, которые вломятся в каньон, а тех, кто сделать это не успеет. В стенках каньона Антон насооружал своих любимых камнеметных фугасов на основе тротиловых шашек, а саму тропу плотно усеяли банальными растяжками.
Пока минеры колдовали в расщелине, остальные распределили позиции, прикидывали, чтобы сектора обстрела перекрывались, тщательно обкладывали пулеметные гнезда камнями, готовили запасные огневые позиции. А потом работа кончилась. А до рассвета оставалось еще два долгих часа.
Андрей стрельнул у кого-то пробегающего мимо кружку, плесканул чая и отправился общаться с командующим укрепрайоном.
— Нет, ну что за невезуха?! — начал он, — Двенадцать лет хотел на тебя посмотреть. Все двенадцать считал, что не судьба. А когда, наконец, пересеклись — вокруг темно, как у негра в заднице!
— Насмотришься еще. Тоже, нашел знаменитость! — расхохотался старший из братьев Юриновых.
— Не скажи, Борька интересные вещи рассказывал… — лица капитана видно не было, но Олег был уверен, что Урусов хитро улыбается. По голосу чувствовалось.
— Ну, что ты хочешь от младшего брата. Да еще шахматиста…
— Да? А скажи мне, «не знаменитость», кто участвовал двенадцать лет назад в зачистке некоего кишлака?
— Да много кто. В первую очередь, Потап, с которым ты, как понимаю, знаком. Его ребята. И мы с Лехой.
— С майором я знаком, можно сказать, заочно. Пили как-то вместе, тоже в темноте. И очень давно. Не суть. Получается, шестеро вас было?
— Не совсем, — ответил Олег, — но, в основном, шестеро.
— А басмачей? — Урусов звучно отхлебнул, и сплюнул непрошеную чаинку.
— Не помню уже. Человек тридцать. Или сорок. Я их считал, что ли?
— Всего пятьдесят. Наших тридцать шесть, — вмешался Леха. — Майор считал. Остальных местные убрали, пока отстреливались.
— То есть Санька не ошибается: вы вшестером, без оружия, положили тридцать шесть рыл. И ты говоришь, Борька заливает?! Он, между прочим, считал, что это даже для тебя слишком!
— Да повезло нам там. Долгая история. Преувеличивает Боря.
— А Санька?
— Что Санька?
— Тоже преувеличивает?
— Наверное. Хотя дочка к этому не склонна.
— Погоди, погоди… Чья она дочка?
— Моя.
— А какого хрена она сказала?..
— Что она сказала?
— Подожди… Она сказала, что записки на перевалах писал ее отец. Да, точно: «Папины записки». А в них была другая фамилия. Алексей… — Андрей поднял глаза на заржавшего Леху. — Ты, что ли?
— Я, — давился смехом Верин. — Олега, я же тебе тогда говорил: не хрена очковтирательством заниматься! Один вред от этих бумажек! Только время теряли!
— Ну ты сказал… — засмеялся Урусов, — если не записки, я бы второй перевал хрен нашел. Сижу на первом, пялюсь на спуск и думаю, а не пора ли застрелиться? За те бумажки вам жизнью обязан!
— Не вам, а ему — отмахнулся Верин. — И тому, кто надоумил мембрану поверх камуфла одеть. А то Санька бы прирезала, не спрашивая имени и фамилии.
— То есть уже трижды. Тебе, Борьке и Саньке, — Урусов допил чай и аккуратно постучал перевернутой кружкой о камень, выбивая прилипшую к стенкам заварку.
— Слушай, капитан, кончай фигней страдать. Я тебе за Борьку столько должен… Кстати, чтобы в курсе был: Борька идет с Дивизией. По тому пути, что ты прошел. Завтра к вечеру прижгут Бодхани пятки. Внизу ахмадовцев уже нет. В Айни Фаррух и матчинцы, с другой стороны Зеравшана — Рюмшин. Великую Таджикскую Войну ты проспал в коше на Мутных. Только вот эти, — Олег кивнул в сторону каньона, — остались. И насчет переселения вашего договорились уже.
— Гыр на тебя, товарищ главнокомандующий. Не всё сразу. Давай еще раз, помедленнее, и по-русски.
— Потом. Главное: всё хорошо. А сейчас надо решить две проблемы: как предупредить «ребенков» и как убрать Саньку подальше отсюда. Поигралась и будет. Рано ей еще.
— А в чем проблема? Прикажи.
— Ты ее остановить пытался? Когда она сюда умирать шла.
— Ну…
— И как?
— Я чужой. А ты — отец, все-таки…
— У нас не армия. Наши ребята делают то, что считают правильным. Жесткое подчинение только во время боя. А в обычное время надо объяснять. С такими бойцами работать труднее, но они намного эффективнее. Понимаешь? В общем, нужен предлог, какое-нибудь поручение. Но чтобы оно смотрелось полноценной причиной.
